нечего возразить.
Измайлов прав: Ланская не будет работать ни дня в своей жизни. Как и ее сестры. Как и ее мать. Высшее образование – это лишь формальность, которую нужно соблюсти для галочки. Странно, что она сама этого не понимает.
Когда придет время, Вероника выйдет замуж за обеспеченного и наделенного властью человека. Поселится во дворце, нарожает детей и станет стареть, замедляя естественные процессы уколами красоты. Она научится закрывать глаза на измены мужа и держать хорошую мину при плохой игре. Она будет блистать на официальных приемах, играя роль счастливой жены, а по вечерам налегать на сухое красное стоимостью триста евро за бутылку и тосковать по мечтам, которые так и не сбылись.
Я знаю, как это бывает. Видел своими глазами.
Только кажется, что деньги делают людей счастливыми, а по факту – ни хрена.
– Заканчивайте собачиться, – устало вздыхаю я. – Веро, увидимся позже, – сухо чмокаю ее в висок. – Ран, погнали.
Ланская всем своим видом демонстрирует недовольство, но я делаю вид, что не замечаю. На кой черт мне нянчиться с ее комплексами? Она больше не моя девушка.
Мы с другом устремляемся вдоль по коридору, и он, заговорщически понизив голос, говорит:
– В полночь на Воробьевых. Ты в теме?
– Кто организатор? – уточняю я.
– Спидмены, – отвечает негромко. – Грандиозный движ намечается. Артюха решил раскошелиться.
– Ставки будут?
– Как обычно. Неофициальные.
– Окей, я приеду, – киваю. – Ты сам на колесах?
– Не сегодня, – отрицательно качает головой. – Есть у меня одно дельце.
По обыкновению не спрашиваю, какие именно дела помешают ему поучаствовать в сегодняшней гонке. Догадываться, конечно, догадываюсь, но свои домыслы оставляю при себе. Меньше знаешь – крепче спишь, как говорится.
Тимур
Заходим в аудиторию одними из последних и располагаемся на галерке. Препод по дифференциальной геометрии, стоящий у кафедры, активно жестикулирует, рассыпаясь в пылких приветственных речах перед потоком первокурсников. Слушать тирады о важности знаний и дисциплины порядком поднадоело. Хочется уже быстрее перейти непосредственно к математике.
– Ого, кого я вижу! – шипит Ранель, наклонившись в мою сторону. – Третий ряд, у прохода справа. Узнаешь куколку?
Скашиваю глаза и тут же натыкаюсь на белобрысую макушку с дурацкой заколкой в виде банта, от одного вида которой сводит зубы. Лера, мать ее, холера. До сих пор не привыкну, что мы учимся на одном потоке.
– Не напоминай, – морщусь брезгливо.
– А что такое? – глумится Ран. – Обиделся из-за того, что не дала?
Если бы он знал. Эх, если бы он только знал истинную причину моей неприязни к Грановской, то точно бы не веселился. Потому что это ни черта не весело. Скорее – трагично.
– Ситуация в клубе – полбеды, – выдаю мрачно. – Как выяснилось, она и есть тот прицеп, который папина гадюка притащила в наш дом.
Недоверчивый взгляд Измайлова фокусируется на мне. Друг явно не догоняет, шучу я или говорю всерьез.
– Чего уставился? – усмехаюсь. – Да-да, моя сводная сестрица-тупица собственной персоной.
– Гонишь, – тянет с сомнением.
Я закатываю глаза, и он наконец понимает, что это ни хрена не стеб.
– Ема-а, – друг закусывает кулак, а его тело сотрясается в беззвучном хохоте. – А как так вышло-то? Ну, что она еще и в нашем универе учится?
– А ты догадайся. Очевидно, мой папашка в попытке выслужиться перед своей кралей пристроил ее дочурку в престижный ВУЗ. На что только ни пойдешь ради большой любви, мать ее за ногу, – отвечаю с досадой.
– Это все понятно, но… Мехмат? – в лице друга читается недоумение. – Она что, камикадзе?
Да уж. Меня самого до сих пор мучает этот вопрос. Зачем пихать пустоголовую блондинку на одну из самых сложных специальностей в университете? Теория чисел, дискретная математика, механика сплошных сред – да она же после первого семестра взвоет! Ведь можно же было определить Грановскую на какой-нибудь туризм или на экономфак, как сделали родители Ланской. Смысл от этого бы не поменялся, а учиться было бы легче.
Хотя… Возможно, сестрица вообще не планирует учиться? Может себе позволить. Денег-то у моего отца куры не клюют.
– Черт знает, – пожимаю плечами. – История с ее поступлением какая-то мутная…
– М-да, – Ран почесывает подбородок, а затем насмешливо добавляет. – Зато теперь у тебя снова есть шанс трахнуть эту малышку.
– Ты укурился, что ли? Нафиг она мне упала! Дура отбитая.
– А че сразу дура-то? – никак не угомонится этот олень. – Добрее надо быть, Алаев, добрее.
– Доброта хуже воровства, – ворчу я, распахивая тетрадь и хватаясь за ручку.
Препод наконец соизволил перейти к теме лекции.
– Нет, а серьезно? Чего ты на нее так взъелся? – полушепотом продолжает Измайлов. – Я бы за такую сводную сестренку душу дьяволу продал.
– У тебя нет души, – напоминаю. – Так что продавать было бы нечего.
– Это уже детали, – отмахивается Ран. – Суть в том, что на твоем месте я бы воспользовался ситуацией в своих целях. Она ведь зацепила тебя в клубе? Да не отнекивайся, Тим, зацепила, – заметив мой недовольный взгляд, он быстро пресекает возможные возражения. – И ваше внезапно выявившееся «родство», – изображает в воздухе кавычки, – не сделало ее менее сексапильной. Ну, признай, Тим?
Набираю воздух в легкие и шумно выпускаю его через нос. Я понимаю, о чем толкует Ран. Он смотрит на ситуацию с точки зрения возможностей. Раньше и я рассуждал точно так же. Однако в случае с Грановской все как-то иначе…
Не знаю точно, в чем причина, но у меня не получается абстрагироваться от эмоций и воспринимать Леру просто как красивое тело. Она адски, прямо до белых кругов перед глазами меня бесит. Так сильно, что, если бы не уголовный кодекс, я бы с удовольствием сомкнул пальцы на ее тонкой белой шее. До хруста, до кровавых синяков на нежной коже.
Возможно, глупо ненавидеть человека, которого знаешь чуть больше недели, но почему-то именно это я и испытываю. Ненавижу Грановскую. Она видится мне олицетворением, всего, что когда-то разрушило мой покой: отцовского предательства, женского коварства и хищной корысти.
Знаете, иногда мне кажется, что именно батя своими нескончаемыми изменами подкосил здоровье матери. Что он доконал ее. Что именно из-за него
