то убежала и не общалась бы. Занесла в черный список. Понимаешь? — выпаливает сердито — Мне и сейчас хоть руки связывай.
Отодвигаюсь на всякий случай подальше. Не потому, что боюсь, нет. Я сейчас это только себе скажу, Мот знать не должен. Сейчас… Из каши эмоций, сбрендивший мыслей и общей ненормальной тряски тела выползает одно — я хочу почувствовать еще раз его губы — и закрываю эту крамолу в себе на ключ, запираю за семь замков! Хода нет. Все! Все!!!
— Хорошо.
— В смысле?
— Мы не будем общаться столько, сколько ты захочешь, — надо пресекать сразу, как бы больно не было. И пока еще не горит у обоих ярким, можно еще все спасти.
Мот сдержанно кивает и отворачивается. Сидит так некоторое время и хрен пойми, что выражает. Вроде бы и спокойный, но в то же время скрученный как пружина, того и смотри рванет. Но мне и самой не легче. Пока молчим, анализирую ситуацию. И ни черта в ней хорошего нет.
Как нам теперь? Ведь очень странно, когда знаешь человека всю жизнь и потом получаешь вот такое признание. Я знаю его! И, к сожалению, очень хорошо. Классный, что говорить. Но, да какое тут «но». Не могу сама себе объяснить, как действовать дальше. Ну не пообщаемся мы сколько-то и как быть дальше? А если не пройдет? И у меня тоже не пройдет, как быть? Нет пока ответа.
— Лер, — зовет Мот, разбивая мои мысли. Поднимаю голову и ловлю его взгляд. С нескрываемым больным любопытством смотрит. — А ты?
— Нет, — вру напропалую.
— С Максом своим останешься? — прищуривает глаза.
— Как и ты с Викой, — резко отвечаю. — Она же приедет. Мне, кстати, на день рождения можно прийти будет? Или запрет?
— Ты что несешь? — рявкает он. — Конечно, придешь.
— Спасибо, — язвлю в ответ.
— Прости. Простишь?
— Угу.
— Ле-е-е-р.
Позади нас раздается топот ног.
— Че свалили, отчепенцы? — рявкает Молот слишком близко от моего уха так, что подскакиваю.
Синхронно обернувшись назад, видим, как ребята толпой идут назад. Молот пришел первым. Радостный, счастливый и беззаботный. Трясет на меня капли с себя, выкрикивает разную ерунду. Натужно улыбаюсь и что-то бормочу в ответ. Остальные подтягиваются и рассаживаются.
Ребята тихо переговариваются и обсуждают дальнейший план действий. А мне уже ничего не хочется. Вижу, как Соня, виляя бедрами и кокетливо улыбаясь, бредет к Матвею. Они коротко говорят. На вопросительно-соблазнительную интонацию девушки, Матвей утвердительно кивает.
Тьфу! Кобель. Бесит эта вешалка. И Филатов лыбится ей как… как… козел! Мне-то так не сверкал. Позади нас раздается визг тормозов. Рядом с юзом останавливается тачка Макса. Он выходит с поджатыми губами и, не глядя ни на кого, пилит ко мне. Зовет уехать и я соглашаюсь. Пусть Матвей дальше свой член к Сонечке пристраивает. Не хочу на это смотреть.
Собрав вещи и, попрощавшись со всеми, иду к машине Макса.
— Лер! — оклик Мота раскалывает воздух. Оборачиваюсь. — Пока.
Он что, злится? Ну да. Видно же. Ну так значит так. Киваю ему на прощание и отчаливаю в полнейшем раздрае. Обняв Соньку, Филатов сверлит взглядом нас. Что же такое творится? Я не хочу… Но я не могу… Мой мир перевернулся. Матвей его поставил с ног на голову. В один момент. Раз и все! И я теперь все по-другому на все реагирую.
Или нет? Да. Нет. Не знаю!
— Сын, вернись. Подойди ко мне на минуту, — подхожу к маме. — Подержи, — сует мне в руки блендер.
Держу аккуратно, смотрю чтобы с венчика не накапало на пол. Сегодня мама готовит сама. На кухне разгром.
— Что происходит у нас?
— Давай мне теперь. Вот возьми, — хватаю глубокую миску с фруктами. — Чисти черешню и клубнику.
Так, ясно. Не отвертеться. Намечается большая готовка. Мне делать пока нечего, поэтому помогу без проблем. Пока чищу, наблюдаю за матерью. Если бы можно было дать супер-звание, она бы его с легкостью заслужила. Лучшая. Умница. Красавица.
Ей всего ничего, сорок два только. Выглядит как девчонка. Батя тащится от нее. Я ж вижу. Одно время посвятил ей целый альбом. Так и назвал «Живу тобой». Сейчас он уже не поет, ну если только в семейном кругу. Продюсер. Работает со своими подопечными. Талантов особо мне от бати не досталось, так средне-статистически если только. Пою неплохо, играю норм, но до отца не допрыгнуть. Да и не надо мне. Другая профсреда поглотила, программирование. Такие дела.
— Почистил?
— Да, ма. Помочь что-то еще?
— Не рассчитывай свалить по-быстрому, — грозит пальцем. — Вот белки, взбивай.
Не то что я могу готовить, но маму не могу бросить. Остаюсь с ней, помогаю.
— Что за свалка у нас тут? Могли бы и поужинать в ресторане где-нибудь. За каким фигом убиваешься? Ма?
— Но-но! Свалка! Сегодня в гости придут все Архаровы. Вот я и готовлю.
Охуенная новость. Я как-то с некоторых пор не очень готов проводить с ними время.
— Все? — может повезет и Лерки не будет.
— Все. А что тебя удивляет? — поднимает брови мама. — Вы, по-моему, с Леруней пару раз только и виделись. Раньше не растащить было, словно попугаи-неразлучники. Что случилось у вас?
Да уж, случилось. Ничего не говорю, но тихо матерюсь под нос сам себе.
— Что ты говоришь? Не слышу.
— Я пойду покурю и доделаю, ма.
— Когда же ты бросишь уже? Папа не курит, я тем более. А ты как паровоз, — недовольно мне выговаривает.
Молча встаю и выпадаю на улицу. Обхожу дом и заваливаюсь на деревянную резную лавку. Откидываюсь на спинку и прикрываю глаза. Она придет. Придет же. Коже чувствую. И как мне? Думал, что за эту пару недель, смог оторвать от себя навязчивую крамолу по отношению к ней. Но как только замаячила встреча, вся оборона начала трещать.
Две недели я избегал ее. После квеста пропал наглухо, только бы не воскрешать свои чувства. Я должен отказаться от этой идеи. Нельзя рушить то, что есть. Почти получается. Почти удается. Почти.
Думать о ней я начал с начала года. Гнал по первой мысли, отрицал наглухо, а руки все чаще и чаще листали фотки. Залипал надолго. Находил все новое для себя. Херня какая-то, мы росли вместе, но то, что я чувствовал становилось сильнее меня. Росло, ширилось, набухало. А когда она меня встретила на перроне, все прорвало. Смыло весь менж, все на хуй лопнуло, все границы своротило.
Лерка сексуальная, пиздец какая. Рядом с ней зашевелится даже у полумертвого. Степень моей разумности свело на ноль после
