Я отвернулась от мамы, и небрежным тоном проговорила:
— Глеб — весь в работе. Он, конечно, забрал бы Нюту к себе, но кому я её доверю? Незнакомой няне?
— Тоже правильно.
Глеб приехал в этот вечер. Появился на пороге, как ни в чем не бывало, словно и не пропадал на три дня, между прочим, после того, как мы занимались любовью. А тут он переступил порог квартиры и улыбнулся мне так, как улыбался обычно, когда приезжал ужинать. Правда, цветы принес, для меня и для мамы, в знак знакомства.
— А ещё я купил торт, — сообщил он с видом героя.
Я приняла подарки и презенты и тоже Глебу улыбалась. А как иначе?
— Проходи. Познакомлю тебя с родителями.
Я отметила, что этим вечером мы с Глебом старались не встречаться взглядами, напрямую. Больше обращали внимание на людей вокруг, чем друг на друга. Очень старательно избегали, я бы так сказала. Правда, в какой-то момент, когда мы Глебом оказались наедине на кухне, он меня остановил и сказал:
— Я был очень занят, Наташ. Правда. Прости, что пропал.
Я ему улыбнулась. А ещё положила ладонь ему на грудь, очень легко и непринужденно. Взяла и припечатала. И сказала:
— Всё хорошо, Глеб. Не переживай. Я тоже была занята.
Вот так. А что, я не могу быть занята? Очень даже могу.
Родителям Глеб понравился, и, между прочим, легче от этого не стало. Я ждала, что если их знакомство пройдет гладко, я как-то вздохну, успокоюсь, что родители довольны, и переживать о нас с Нютой им не стоит. Вот только я не учла, что родители начнут смотреть на меня с хитрецой и определенным намеком.
— Глеб хороший, сразу видно, что ответственный. Так с Нютой возится. Я очень за вас рада, — сказала мама мне вечером, после ухода Романова.
Я небрежно фыркнула, кинула на маму взгляд через плечо, и тут же отвернулась, продолжая мыть посуду. Проговорила:
— Мама, не выдумывай. Между нами, кроме Нюты, ничего нет. У Глеба есть девушка.
— Девушка?
— Ну, может быть, она и не девушка, а невеста. Я стараюсь не вмешиваться, — сказала я, причем, сказала, как считала, чистую правду.
А мама неожиданно заявила:
— Ну и дура.
Ну вот, я ещё и дура. Я в досаде звякнула тарелками, когда она вышла.
До отъезда оставалось два дня, и чем ближе был час отъезда, тем сильнее я переживала. Даже не думала, что так будет. Мне казалось правильным оставить дочь на родителей, я говорила себе, что имею право отлучиться на несколько дней, ведь не отдыхать от ребенка сбегаю, в конце концов, а еду работать. И все мои слова к самой себе были правильными, но то, что мне впервые предстоит такая долгая разлука с дочерью, не давало покоя.
— Я буду приезжать каждый день, как обычно, — успокоил меня Глеб, заметив мою ненормальную нервозность. Он заехал накануне забрать меня с работы, что-то ещё обговорить касаемо ребенка перед моим отъездом, и, конечно же, заметил, что я здорово нервничаю.
— Считаешь, что я не права? — спросила я его.
— Глупости не говори. К тому же, всё будет отлично, и ты сама это знаешь.
Я кивнула, соглашаясь. Мы доехали до нашего с Нютой дома, и почему-то остались сидеть в машине. В тишине. Он молчал, и я молчала. Глеб выглянул в окно, посмотрел на окна нашей квартиры, в них горел свет.
— Твои родители отлично справляются. Нюта такая довольная. Только и твердит: баба и деда.
Я улыбнулась.
— Да. Она тоже по ним соскучилась.
— Наташ, — позвал он.
Я голову повернула и посмотрела на него. Переспросила:
— Что?
Мне почему-то подумалось, что он хочет попросить меня не уезжать. Вот сейчас скажет: не уезжай, я против, нужно быть рядом с ребенком, и я, наверное, соглашусь и останусь. А Глеб задал свой любимый вопрос:
— Ты жалеешь?
— Жалею? — Я не в первый момент поняла, о чем он меня спрашивает на этот раз, а когда уловила смысл, то этот вопрос, просто прозвучавший, меня неожиданно задел. И я с вызовом переспросила: — А ты?
Глеб, кажется, удивился.
— Нет, конечно. Просто ты в последние дни меня сторонишься. Такое ощущение.
— Я не сторонюсь, — тут же отказалась я. — Просто тебя не бывает рядом зачастую, поэтому мы и не общаемся.
Я понимала, что кидаю ему откровенный упрек, на который и права, по сути, не имею. Глеб смотрел через лобовое стекло на улицу, а не на меня, молчал, затем потер лоб. Казался призадумавшимся и растерявшимся. Но затем кивнул.
— Я постараюсь быть рядом с вами чаще.
А мне стало неловко, будто я его к чему-то принуждаю. А ведь это не я начала этот разговор.
— Глеб, я не обвиняю тебя ни в чем. Просто… я иногда не знаю, как себя вести рядом с тобой, — высказала я, и даже облегчение почувствовала.
Он на меня посмотрел.
— Почему?
— Потому что не всегда понимаю, кто мы друг другу, — выдохнула я в сердцах, но продолжать выяснять отношения мне не хотелось, по крайней мере, в данный момент. Поэтому я нащупала ручку двери, и решительно попрощалась: — Я пойду. Мне утром в аэропорт, а я ещё не до конца чемодан собрала.
— Я отвезу тебя утром.
Мы с ним посмотрели друг на друга, и я ощутила внутри какую-то непонятную досаду, словно по краю души теркой прошлись. Головой качнула, отказываясь.
— Не нужно. Меня папа проводит. — И пообещала: — Я позвоню тебе из отеля.
Это было похоже на побег. Я даже в самолете чувствовала себя именно так. Винила себя за то, что уезжаю от ребенка, и понимала, что я сбегаю от проблемных отношений с Глебом. Не могла отделаться от мысли, что когда он не со мной и Нютой, то он с Мариной. И на душе с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее.
— Тебе нужно расслабиться, — сказала мне Лика. — Заставь себя хотя бы пару дней ни о чем
