Сынишка спал, лежа на спине, раскинув в стороны руки. Обнаров лег рядом на краешек дивана. Он долго смотрел на ребенка, потом осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал его ручонку. Сын тут же открыл глаза.
– Пап, ты уезжаешь?
– Нет. С чего ты взял?
– Точно не уезжаешь?
– Точно.
– От тебя Полиной пахнет.
Обнаров смутился.
Сын обнял его.
– Я очень люблю тебя, пап.
– Я тоже тебя люблю. Очень-очень.
Он поцеловал сына в макушку и стал гладить по ежику волос.
«Может быть, так и надо? Может быть, Богу виднее… – думал он. – Может быть, нужно жить только сегодняшним днем? Видимо, я уже выбрал свой лимит счастья…»
Контрольные испытания авиалайнера нового поколения были поручены летчику-испытателю первого класса Полине Леонтьевне Задорожной. Задорожной предстояло выполнить ту же программу испытаний, которую до нее завершил ведущий летчик-испытатель Игорь Леднёв, только в максимально сжатые сроки и в максимально насыщенном ритме.
Программа предусматривала оценку работы новой системы управления торможением лайнера, оценку его скороподъемности, а также маневренности и управляемости на различных режимах полета, в том числе в полете с критическим углом атаки. Еще предстояло оценить экспериментальное навигационное оборудование.
График работы был плотный, с его выполнением запаздывали, но нужно было уложиться строго в установленный срок. Задорожной было уже выполнено четыре полета, сегодня был намечен пятый – завершающий.
Машина была передовым словом в развитии пассажирского авиастроения. На нее возлагались большие надежды и в плане эксплуатации на внутренних авиалиниях, и в плане экспорта. Предполагалось, что она полностью заменит работающие у нас, но почти выработавшие летный ресурс заокеанские «Боинги» и старый отечественный парк «Ту». За ходом испытаний пристально следили и в министерстве, и в правительстве, торопили, потому постоянно дергали отчетами, докладами и личным присутствием на испытательном аэродроме.
Вот и сегодня, несмотря на ранний час, солидная делегация важных чиновников восседала на командном пункте. С озабоченными лицами и чашками кофе в руках они прислушивались к выведенным на громкую связь переговорам «борта» с руководителем полетов, вглядывались в идеальные формы крылатой машины, стоящей на взлетно-посадочной полосе.
– Завершающий испытания полет «07-го» будет проходить на тринадцати тысячах, – пояснял чиновникам начлёт Иван Семенович Гораев. – Предстартовая подготовка экипажем завершена. Производится прогрев на повышенных оборотах и опробование двигателей. Сейчас вы увидите, как «07-й» идет на взлет.
В огромное панорамное, точно витрина-аквариум, окно было хорошо видно, как белоснежный лайнер охотно двинулся с места, сначала неспешно, потом все быстрее и быстрее побежал по взлетно-посадочной полосе, как грациозно приподнял нос и как, дождавшись скорости отрыва, изящно взмыл в небо. Гул турбин плотным одеялом укрыл землю.
Начлет вскинул руку, посмотрел на часы.
– Ну, с Богом, ребята.
Когда летчик занимает свое рабочее место за штурвалом, его жизненное пространство сужается до размеров кабины самолета. С того момента, когда крылатая машина идет на взлет, летчик и самолет, как объекты материального мира, перестают существовать отдельно друг от друга. Каждой клеточкой своего тела летчик чувствует огромное тело своей крылатой машины, а лайнер чутко ловит команды пилота. В течение всего полета они едины. Только так они могут эффективно сосуществовать.
Взлет проходил штатно.
– Командир, скорость принятия решения, – следуя инструкции, доложил «второй».
– Взлетаем!
Что что-то случилось в последнюю секунду перед отрывом – она поняла сразу. Самолет «подсел». Нет, легкий толчок, пробежавшая по корпусу вибрация не назвали причины. Они были лишь следствием, реакцией живого организма самолета. Реакция пилота была мгновенной:
– Бортинженер, видео на шасси!
Лайнер шел в наборе, с каждой секундой все удаляясь и удаляясь от земли.
– Командир! – крикнул бортинженер Женя Седов. – Правую тележку шасси будто ножом срезало.
«Этого еще не хватало!» – подумала Задорожная и как можно спокойнее спросила:
– По какому месту срезало?
– По стакану.
– Женя, стойка уберется?
– Должна.
– Убрать шасси.
Сопровождаемое звуковым оповещением загорелось привычное красное табло «Шасси убраны».
– «База», я – «07-й». Взлет произвел. Высота 200. При отрыве повреждена основная правая стойка шасси. Срезало «тележку». Разрешите следовать в зону испытательного полета и работать по утвержденной программе. Как поняли? Я – «07-й». Прием, – доложила Задорожная.
Земля откликнулась тут же:
– Понял вас, «07-й». Видим вашу колесную тележку на полосе. Следуйте прежним курсом. Ждите указаний.
– И что мы будем делать? – тоном, абсолютно безразличным к произошедшему, спросил второй пилот Слава Новгородцев.
– И что мы будем делать? – спросил начлёт Гораев руководителя полетов.
– Иван Семенович, ты же знаешь: сливай керосин и на посадку.
– Веня, пойми, это – завершающий программу испытаний полет. Работы на два часа. Я в Задорожной как в себе самом уверен!
Иванов усмехнулся.
– Веня, если ты сейчас их посадишь, программу испытаний мы сможем продолжить месяца через три. Пока ремонт, пока контрольный облет после ремонта, пока комиссии и согласования… Генеральный министра к шестнадцати часам ждет. Приготовился принимать награды, подарки и поздравления. Банкетный зал готов. Гости съезжаются. Представляешь, какой вой сейчас поднимется?! Все огребем по полной!
– Я тоже не дерзну доложить генеральному, что мы выпали из графика.
Руководитель полетов поправил наушники, щелкнул тумблером на пульте управления воздушным движением.
– «07-й», я – «База». Работайте по утвержденной программе испытаний. Ждите рекомендаций на посадку.
Генеральный конструктор Антон Давыдович Сурин был не в духе. Оглядев собравшихся в его кабинете технарей, чиновников от министерства и представителей летно-испытательного центра, он гулко припечатал пятерней по начищенному глянцу стола и, не обращаясь ни к кому персонально, резко сказал:
– Докладывайте!
– Мы со всей тщательностью осмотрели тележку, причина поломки – технологический дефект литья. Проще говоря, заводской брак. Кстати, в Толмачеве два месяца назад было аналогичное происшествие. Я уточнил: комплектующие из одной партии.
– Дожили! – сказал Сурин.
– А я еще на стадии проектирования, когда самолет на кульмане[63] был, предупреждал, что шасси нужно парные делать, по две тележки с каждой стороны. Меня никто не слушал. Дальность, мол! Грузоподъемность! Мол, добирать за счет прочности конструкции будем! Чего хотели, то и имеем! – сказал ведущий конструктор Геннадий Иосифович Гец.
