сведем их с ума номером Гарри и Салли.
— Я должна сымитировать оргазм?
— Нет, не этот номер. Ты заказываешь десерт так, как заказала бы его Салли. Мы их всех запутаем.
— Я бы хотела десерт из шоколадного торта. Пожалуйста, подогрейте торт, если возможно. И хочу мороженое не сверху, я хочу его на дополнительной тарелке, и хочу клубничное вместо ванильного. Если нет, то не мороженое, а взбитые сливки, но только свежие. Если взбитые сливки из банки, то вообще ничего, только торт, но, пожалуйста, держите его теплым, а не горячим. Что-то в этом роде, Роберт?
— Идеально. Я люблю тебя, Салли.
— Я тебя тоже. Разве сейчас Гарри и Салли не дают где-то в ретроспективе?
— Нет. Мне жаль. Мы должны посмотреть французский романтический фильм. Не думаю, что в их деревне в Арденнах есть закусочная, где можно заказать что-то подобное. Но я позволю себя удивить.
Роберт улыбается мне, и я беру его за руку.
— Еще шоколадного тортика?
— С удовольствием. Я возьму все, что ты мне дашь, что бы это ни было. Пока это исходит от тебя…
Роберт действительно может по-другому. Совсем по-другому. Вопрос только в том, мучает ли это его, не приходится ли слишком притворяться. Дело не в том, что он ведет себя по-другому как Дом — он просто отказывается от этого подспудного доминирования. Как бы ни было хорошо чувствовать себя свободной, я так скучаю по несвободе. Свобода, которую чувствую сейчас, — это иллюзия, дворец, который прекрасен. Неделю. А потом понимаешь, что не можешь покинуть его, увидеть в окно бескрайные просторы, леса, озера и море. Дворец начинает сжиматься, и остается лишь маленькая заброшенная хижина без окон и дверей. Я не хочу этого. Ни в коем случае. Я должна выйти до того, как дверь исчезнет. Зона с каждым днем становится все привлекательнее, я это чувствую — и рада этому.
* * *
Позже, в кинотеатре, он держит меня за руку и следит за сюжетом фильма внимательно, молча. Роберт воздерживается от колких замечаний, от насмешек, позволяет насладиться этой жемчужиной кинематографического искусства. Фильм насыщен цветом и образами, и я в восторге. «История любви в сливово-лиловых тонах», — думаю я, пока пара на экране бродит по роще сливовых деревьев, усыпанных фруктами.
— Понравился фильм? — спрашиваю я, когда мы садимся в машину.
— Да, — отвечает он, беря меня за руку, — удивительно, но мне действительно понравилось.
— Ха! — торжествующе восклицаю я, и он усмехается, придерживая передо мной пассажирскую дверь и спрашивая:
— В бар, дорогая?
— Да, пожалуйста.
— Она многим пожертвовала ради своей любви, — говорит он, выключив радио.
Взгляд, встречающий мой, вопросительный. От чего ты отказалась?
— Да она отказалась. Но это легко, когда любишь, когда чувствуешь, что это правильно. Любовь всей жизни. По крайней мере, так я чувствую.
— От некоторых вещей отказаться труднее, чем от других.
— И все же можно отказаться от них. С удовольствием.
— От свободы тоже, Аллегра?
— Да, и от нее.
Я улыбаюсь и беру его за руку.
Заказывая свой второй коктейль, я знаю, что после него по-любому остановлюсь. Мне хочется получить наслаждение от секса с Робертом. Если напьюсь до полусмерти, то ничего не получу — либо потому, что ничего не вспомню завтра, либо, что еще более вероятно, потому что Роберт вообще не пожелает со мной спать. Мечты в моей голове уже представляют мне образы, от реализации которых я точно не хочу отказываться. Пока жду, размышляю о последних днях и, должна признать, что проблема была не только в Джудит, но и в том, что Роберт зашел слишком далеко. Давление, которое он оказывал, было слишком велико, за последние несколько недель он слишком туго затянул ментальный корсет. Мне не хватало воздуха, но теперь я снова могла свободно дышать без этого тугого корсета. Но проблема в том, что совсем без него я не чувствую себя комфортно. Да, я хочу его. Но не хочу, чтобы он был настолько «тесен».
Я смотрю на стол, за которым сидит Роберт, и улыбаюсь. Он просто позволяет мне делать все, что хочу. Не спускает с меня глаз, сохраняя бесстрастное, нейтральное выражение лица, даже когда другой мужчина заговаривает со мной, вырывая меня из моих фантазий. Я разговариваю с ним не дольше минуты и возвращаюсь к Роберту, сажусь рядом, кладу руку ему на бедро.
— Поцелуй меня, — шепчу я, и он усмехается, наклоняется ко мне и интенсивно и с отдачей исполняет мое желание.
Роберт опускает руку на мое бедро. Медленно блуждает пальцами по чувствительной плоти, все выше и выше. Путешествует вдоль подола моего платья, и я издаю стон в поцелуе, отрываясь от его губ.
— Роберт, нет, — шепчу я, глядя ему в глаза.
Он оставляет свою руку на месте, большим пальцем нежно поглаживает мою кожу. Утонув в его глазах, ясно вижу, чего он хочет.
— Пожалуйста, — шепчет он, сжимая рукой мое бедро.
Я кладу руку ему на щеку и снова целую его, чувствуя, как он пробуждает во мне желание — не желание «нормального» секса, нет. Мне хочется покориться, хочется раскинуться на кровати, хочется, чтобы он молча и оценивающе рассматривал меня. Инспектировал свое имущество, строя планы в голове.
Дверь в зону распахнута настежь, путь к ней мягко освещен маленькими факелами, фонариками, гирляндами. Но я не могу ступить на тропу. Не в силах это сделать. Я боюсь, что найду все разрушенным. Что все поменялось из-за моего поведения.
Именно это я шепчу Роберту, чувствую его кивок, его щетину на своей щеке.
— Что я могу сделать? — тихо спрашивает он, касаясь губами моей мочки уха.
— Заставь меня, — шепчу я, — просто заставь меня.
— Нет. Это было бы неправильно во всех смыслах, ты знаешь это, Аллегра. Тебе нужно еще немного времени.
— А если я больше не..?
— Такого не произойдет. Не могу себе представить. Ты жаждешь этого?
— Да, чего-то больше, чего-то меньше.
— Хорошо. Я тоже. Но мы должны исправить то, что пошло не так, прежде чем начнем снова.
— Как ты думаешь, что пошло не так?
— По моему мнению? Я идиот, эгоистичный тупица. Это проблема, над которой мне нужно работать.
— Роберт, не говори так. Это неправда.
— Правда. К сожалению. Я в течение нескольких дней думал о том, что сделал неправильно. Список пугающе длинный.
Я кручу в пальцах коктейльный стакан, чувствую на себе его взгляд. Самопознание — это первый путь к совершенствованию. Мы оба сейчас в середине этого процесса.
— Как ты смотришь на то,
