— Осторожнее с хэвиллендом! — снова предостерег его Брайс.
— Эллиот, не стоит! — заметила Кэйт, имея в виду и его комментарии, и его старания убрать со стола посуду.
— О нет, все в порядке! — ответил он, осклабившись.
Она посмотрела ему в лицо. Конечно, им нужно было уединиться для разговора на кухне.
— Я помогу тебе, — предложила она, видя, что Майклу это даже не пришло в голову.
Брайс начал было возражать и тоже встал, но Эллиот покачал головой и взглядом указал на Майкла. Брайс умоляюще посмотрел на него, но Эллиот, наклонившись, прошептал:
— Кто-то же должен остаться с ним.
Брайс вымученно улыбнулся.
— Итак, что нового в антропологии? — начал он громко. — Суджерманский грант — дело решенное?
— Саджерменский, — поправил Майкл. — От Фонда Саджермена за исследования культуры первобытных племен.
Кэйт, вздохнув, взяла несколько тарелок и отправилась на кухню вслед за Эллиотом. Кухня была невелика, но хорошо оборудована, с полом из черно-белой плитки, красными стенами и шкафами, с новенькими приспособлениями из нержавеющей стали. Кэйт должна была подготовиться. Эллиот молчал, складывая тарелки в раковину. Затем, как она и предполагала, он повернулся к ней и, подбоченясь, спросил:
— Где ты его откопала? Этот парень — худшее из того, что ты могла найти.
— О, Эллиот! Нет, — запротестовала Кэйт. — И говори потише.
— Брось, Кэйт. Проснись и понюхай, чем пахнут первобытные племена. Он туп, у него нет чувства юмора, и, кроме его стрижки, я не нахожу в нем ничего привлекательного.
«Так тебе понравилась его стрижка», — подумала Кэйт.
— Это ты брось, Эллиот, — прошептала она. — Тебе никогда не нравится никто из моих приятелей.
— Так же, как и тебе. После Стивена. А этот — он не только скучный, он еще и самовлюбленный, напыщенный, да к тому же гомофоб.
— Да нет же! — воскликнула Кэйт. — Ты всех упрекаешь в этом.
— Кэйт, парень за весь ужин не сказал в наш адрес ни единого слова.
— Это вовсе не значит, что он гомофоб. Может, он просто застенчив. Или ты сам ему не слишком понравился, — добавила она. — Что вполне вероятно.
Она выставляла бокалы на стойку. Один из них остался чистым.
— Сомневаюсь. Да и вполне вероятно, что он — алкоголик. Вот почему он не пьет. Что ни говори, а прийти сюда на ужин — это как будто познакомиться с твоей семьей, — толковал Эллиот и мыл тарелку… — Он хотя бы сделал вид, что мы ему понравились, раз уж мы in loco parentis[4].
— Да уж, loco[5], это точно, — согласилась Кэйт.
Эллиот скорчил гримасу. Она открыла моечную машину и принялась загружать туда фарфор.
— Нет, — вздохнул Эллиот, — только не фарфор. Это ручная работа. Брайс хочет сохранить позолоту, он сам его моет, — пояснил он, споласкивая руки. — Нам лучше вернуться в комнату. Уж кофе-то должен помочь разрядить ситуацию. Ты не нальешь молока в кувшин?
Кэйт кивнула и полезла в холодильник.
— Да, Эллиот, я тебе всегда говорила, что нелегко найти доброго, интересного, образованного и надежного мужчину, который не хотел бы встречаться с супермоделью.
— Наверно, ты права, — согласился Эллиот. — Не думаю, что молоко в морозилке, зато ты можешь вынуть оттуда профитроли.
— Забавно, — Кэйт достала молоко и сливки и поставила на стойку. — Я утверждаю, что ты не смог рассмотреть его лучшие качества. Поверь мне. Майкл намного приятнее в общении один на один.
— Еще бы, — ухмыльнулся Эллиот.
— Кэйт не обратила внимания на его намек:
— Ну да. Конечно. Это очевидно. Он может быть забавным. И по-настоящему остроумным. Он получил доктора в двадцать один год, преподавал в Барнарде в двадцать четыре и сейчас подумывает о кафедре. Думаю, он получит должность в Колумбийском университете.
— Я не просил читать его curriculum vitae[6], — перебил ее Эллиот, ставя шоколадный соус для профитролей в микроволновую печь. — Он просто тупой. Твой отец был алкоголиком, и ты никогда не знала, чего от него ожидать, когда он приходил домой. Твоя мать умерла, когда ты была еще девочкой. Я понимаю: тебе нужен ответственный мужчина, на которого можно положиться. Но этот парень вовсе не так надежен, он какой-то инертный. И где эта искра между вами? И он недостаточно хорош для тебя. Не допускай, чтобы пристрастие к академизму ослепляло тебя.
— Не буду, — заверила она, но в подсознании бродили сомнения в этом. Несмотря на профессиональную тренировку и склонность к анализу, Кэйт должна была пройти через испытания, порой сознавая, что многие из ее поступков были следствием безрадостного детства.
Эллиот пожал плечами и, слишком быстро повернувшись, чтобы взять поднос с кофейными чашками, столкнул на пол сумочку Кэйт, до того момента мирно лежавшую на стойке.
— Там мой сотовый телефон, — сказала Кэйт.
— Это не фарфор? — крикнул Брайс из гостиной.
— Нет, это «Мелмак»[7], — ответил Эллиот. — Брайс только и думает, об этих мелочах, — пояснил он ей.
Он опустился на колени, чтобы поднять сумку Кэйт и собрать высыпавшиеся на пол предметы.
— Мне очень жаль. Похоже, я разбил зеркальце.
— Ох! Оно было волшебным. Теперь у меня впереди четырнадцать несчастливых лет или семь очень несчастливых?
— Прекрати, Кэйт. Я статистик и математик, а не суеверный чурбан.
— Ты же все время говоришь о магии…
— Но не о Гарри Поттере. Не о суеверных бессмыслицах. Я толкую о магии отношений между двумя людьми.
— Может, помочь? — кричал Брайс.
— Нет, дорогой, — отвечал Эллиот.
Он подал Кэйт сумочку. Кэйт, тоже на коленках, собрала остальные предметы и запихнула их в сумку.
— А это что? — спросил вдруг Эллиот.
Кэйт взглянула на него. Он размахивал конвертом.
— Это приглашение на свадьбу Банни, — вздохнула Кэйт.
— Банни из «бушвикских шавок» выходит замуж? — спросил Эллиот. — И когда же? Ты мне никогда ничего не рассказываешь.
— Но я получила это только сегодня. И тебе вполне достаточно знать только это, — Кэйт встала. — Не веришь? Ее всего месяц назад бросил какой-то парень. Не представляю, откуда взялось это приглашение.
— Из Бруклина. В отместку, — сказал Эллиот. — А я могу пойти? Пожалуйста, могу?
— Нет, — ответила Кэйт. — Вот еще одна причина, почему я сейчас не могу порвать с Майклом. Бина помолвлена да еще это — я же тоже должна быть с кем-то.
— Но Майкл такой…
Эллиот не успел закончить тираду. Внезапно за дверью послышался страшный стук.
— Да что это там творится?…
