Он тоже работает, он тоже помогает, но он ни на минуту не выпускает Аню из поля зрения. Его сердце ликует. Все получилось! Получилось! Достать немного взрывчатки оказалось несложно, труднее было рассчитать время. Но он справился. Сомнений больше не было – это она. Вон как носится между потерпевшими. Их, правда, много, столько времени теперь отнимут, хорошо еще, что хоть никто не погиб. Он не хотел никого убивать, он вообще не хотел такой аварии. Он не виноват, что водитель оказался таким бестолковым кретином и не справился со своей машиной. Таскай их теперь, пачкайся в грязи и кровище, противно, но он готов потерпеть, лишь бы снова и снова видеть, как руки ее так и летают над ранами и головами, и колечко сверкает на пальчике, как голубой огонек. Не зря он столько лет искал…
Почему-то отчетливо вспомнилось ему, как он впервые зашел к своему соседу – одинокому старику. Сколько ему было тогда? Лет двенадцать или тринадцать, наверное. Все было как в кино. Да-да, и в жизни бывает так, как пишут в книжках и показывают на экране. Он пришел из школы, а мамы не оказалось дома. Как повезло ему, оказывается, тогда, а он расстраивался, обижался, глупый. Он сидел в подъезде, когда сосед проходил мимо. Молча посмотрел на мальчишку, раскрыл дверь своей квартиры и кивнул: «Заходи, мол». Очень хотелось есть, да и замерз он на холодной лестнице, поэтому и зашел. Сосед молча напоил его чаем и молча сел читать какие-то толстые книги. Теперь он не мог точно вспомнить, когда старик впервые рассказал ему про архив графа Стомбальо. Может быть, сразу в первый вечер? Нет, не в первый, позже. Но это не важно. Важно, что рассказал. «Граф Стомбальо был необыкновенным человеком, – кажется, именно так начал свой рассказ старик. – Он прожил на свете почти сто лет, много чего повидал и мог бы много чего рассказать, но дело даже не в этом. Его главным достоинством было уникальное умение разговаривать с людьми. Причем с людьми разными, разными по возрасту и по положению в обществе, по своим интересам и привычкам. Он умел найти подход к каждому. Причем необязательно лично, со многими своими друзьями он состоял в длительной переписке, даже ни разу не встретившись с ними лично». Сосед лукаво смотрел на юного слушателя и говорил: «Ты уже изучаешь историю в школе. Ты знаешь, кто такой Александр II, Александр III, Николай II? Теперь только представь, с этими тремя великими российскими императорами граф Стомбальо состоял в личной переписке! И это еще не все. В разгар Крымской кампании, когда Россия вела войну с Великобританией, наш граф переписывался не только с российским императором, но и с английской королевой Викторией. И они оба это знали. И продолжали писать Стомбальо». Он слушал старика, затаив дыхание. Конечно, тогда он еще многого не понимал, но с течением времени он все больше осознавал удивительные способности графа и значение его архива. И у него возникали вопросы. «Значит, граф был великим дипломатом и, наверное, шпионом?» «Не думаю, – с сомнением говорил сосед. – Хотя многие хотели бы приписать графу огромное влияние на международную политику, но мне кажется, что он был великий знаток человеческих душ, ему были интересны великие люди как просто люди». Но иногда старик признавался, что и сам многого не знает про графа. «У него был архив. Ты представляешь, что значит найти этот архив? – Всегда на этом месте у старика молодело лицо и загорались глаза. – Там должны быть письма почти всех европейских правителей середины и конца девятнадцатого века. Автографы российских императоров, английской королевы, германского канцлера. Их личные письма, их мнения и суждения по различным вопросам. Возможно, и по вопросам политики. Куда ж без этого – все-таки они вершили судьбы мира». Старик готов был долго перечислять, как много мог бы этот архив рассказать и о людях, и о политике, наверное, документы этого архива могли бы раскрыть и многие тайны. «Но архив пропал, – с сожалением констатировал сосед, – он исчез после отъезда графа Стомбальо в девятьсот восемнадцатом году».
«Он мог его уничтожить, – всегда поддразнивал уже подросший мальчик соседа, только для того, чтобы послушать продолжение истории. – Для кого ему было хранить этот архив?»
«У графа Стомбальо были наследники, – загадочно улыбаясь, говорил сосед. – Легенды – они не врут, они могут что-то приукрасить или изменить детали, но суть остается. И главное здесь – отделить вымысел от истины». Да, отделить вымысел от истины было нелегко, но старик учил его. «Давай рассуждать, – говорил он, – люди не меняются уже сотни тысяч лет. Они могут строить сверхмашины и летать в космос, но всегда остаются людьми. И значит, поступки их всегда продиктованы только двумя причинами: объективными – назовем их жизненными обстоятельствами – и субъективными – назовем их природой человека. Все остальное – воспитание, привычки, условности и нормы, наши представления о себе, – все это призрачно и „работает“ только в спокойной обыденной жизни. Все улетучивается как дым, как только надо принимать важные решения». Да, прав старик, тысячу раз прав. Он прочитал тысячи статей в старых газетах, просмотрел сотни документов, изучил множество книг. Он знал, о чем говорил. Он мечтал найти архив графа Стомбальо. Мальчик, с замиранием сердца слушавший старика, сначала тоже хотел найти архив – открыть новые документы, написать недостающие страницы истории, прославиться. А потом мальчик повзрослел, и в голову его пришла новая мысль. Но он не торопился ее высказывать, он продолжал сотый, тысячный раз выслушивать рассуждения старика. А тот говорил: «Большую часть своей жизни граф прожил в нашем городе и никуда не выезжал. А в тысяча девятьсот восемнадцатом году он вдруг уезжает. Ему было в то время уже девяносто лет! Конечно, он был крепкий еще, здоровый, но скажи, разве он покинул бы свой дом, если бы не крайние обстоятельства? Революция семнадцатого года… Он должен был понять, чем это может закончиться, ведь он был умный, образованный, дальновидный. Знаешь, куда мог поехать старый человек, сорваться с места, бросить дом? Я тебе скажу, я ведь тоже уже старый. Он мог поехать только к родным. Если бы у него никого не было, он никуда бы не уехал». – «Но ведь он мог, испугавшись, уехать за границу. Переждать там. Почему вы думаете, что он поехал куда-то еще?» – «Потому что в девяносто лет нет времени ждать и страха за свою жизнь нет. В девяносто лет есть страх только за своих близких». – «Но идет Гражданская война, уезжать было трудно, очень трудно. Опасный путь, далекая дорога. Ради чего? Вернее, ради кого? Значит, ради дочери, так?» – «Правильно, он мог сорваться только ради нее, значит, легенды не лгут – у графа Стомбальо была приемная дочь или кто-то еще, но это не важно. Допустим, что дочь. Думай дальше, глубже смотри, – направлял рассуждения старик, – зачем ему так надо было повидать дочь? Не обращай внимания на условности и сентиментальность – „попрощаться, взглянуть в последний раз“. В девяносто лет, в условиях войны и разрухи, в период неопределенности и нестабильности человеком руководят инстинкты. Итак, зачем он мог поехать?» – «Он должен был что-то ей передать». – «Молодец! Передать, сказать, показать, предупредить… им двигал инстинкт самосохранения. Он должен был что-то спасти».
