— Алеша, ну зачем ты так?! — расстроилась Маша.
— Ну что ж! Как там Женька говорил про испытания? Они существуют для того, чтобы их преодолевать! Хорошо, я вынесу этот позор!
Алеша попытался перебраться с кровати в коляску.
— Подожди, я тебе помогу! — остановила его Маша.
— Оставь! Я сам! Как ты можешь говорить о помощи?! Вы же убиваете меня своей жалостью. И ты первая!
Он помолчал и позволил Маше помочь.
— Ну все! Я готов выйти навстречу испытаниям.
— Подожди. Мне еще нужно тебя переодеть и причесать.
— Какой аккуратненький получится инвалид. Еще больше жалости. Просто загляденье!
Но Маша его не слушала. Она думала о том, как получше сделать то, что было задумано.
Что-то Людочка делала по просьбе Самойлова, а что-то — по собственной инициативе. Так, по собственной инициативе она стояла у двери и пыталась подслушать разговор Самойлова и Буравина. Впрочем, без особых успехов.
Когда в приемную вошел Костя, она едва успела отпрянуть от своего «источника информации».
— Люда, привет! Что, совещаются? — спросил Костя.
— Да, и уже давно.
— О чем? — Костя, видно, заметил все-таки, что она подслушивала.
— Не знаю. Меня в такие тонкости не посвящают. Может, в бизнесе проблемы.
— Но с «Верещагино» все в-порядке? — заволновался Костя. — Корабль послезавтра выходит?
— Да, вроде бы по расписанию. Костя облегченно вздохнул.
— Ну и хорошо. Ладно, пусть совещаются. Не буду мешать.
— Борису Алексеевичу сказать, что ты заходил?
— Нет, не надо. Я попозже все равно загляну. Костя уже направлялся к выходу, но в этот момент дверь кабинета открылась, и оттуда вышел рассерженный Буравин. Костя увидел в его руке Катин телефон. Следом появился Самойлов.
— Виктор Гаврилович, здравствуйте! — поприветствовал Буравина Костя.
— Привет, привет! — мрачно ответил Буравин и обернулся к Самойлову. — Вот, воспитывай!
— Костя, пойдем со мной! — строго приказал Самойлов.
Костя с обреченным видом пошел за ним.
Снедаемая любопытством Людочка снова решила подслушать беседу.
Костя, как нашкодивший школьник, стоял посреди кабинета.
— Теперь я окончательно убедился, что тебе нельзя верить! — объявил ему Самойлов.
— Почему, папа?
— Потому что ты знал, что с утра тебя ждет неприятный разговор о ваших с Катей отношениях. Но ты не сумел ответить на мои вопросы, как мужчина. Ты предпочел сбежать от объяснений. Как последний трус!
— Отец, ты ошибаешься! У меня были очень важные дела. Именно поэтому я и ушел так рано.
— Ты лжешь!
— Если бы я не хотел с тобой говорить, стал бы я приходить сюда?
Это остудило Самойлова.
— И какие же срочные дела были у тебя с утра?
— Мне надо было встретиться с поставщиком лекарств для аптеки.
— Интересно, какой характер носила эта встреча? По всей видимости, твои поставщики решили забрать аптеку за долги.
— Вовсе нет! Я договорился об очень выгодном контракте, который поможет мне поправить положение.
— Контракт существует на бумаге?
— Пока нет. Но сегодня вечером мы его подпишем.
— Опять пустая болтовня! Интересно, как вообще могло получиться, что ты влез в долги?
— Пап, я же тебе говорил: у меня зависла крупная партия товара, и мне нечем стало расплачиваться с другими поставщиками.
— Хорошо! Я хочу съездить с тобой в аптеку и убедиться, что этот товар существует на самом деле. Разговор продолжим в аптеке!
— Отец, я сейчас не могу, — умоляюще попросил Костя. — У меня как раз встреча с тем поставщиком.
— Позвони ему и перенеси встречу. Учти, ты не подпишешь ни одной бумаги до тех пор, пока я не разберусь в твоих делах. Все, жду тебя в машине!
Косте давно не было так плохо.
* * *
— У меня радостная новость, Риммочка! — прямо с порога сообщила Таисия. — Катя, кажется, одумалась и решила отказаться от Алексея.
— Что ж» поздравляю, ты добилась, чего хотела.
— Я хотела счастья для своей дочери. Но ты бы знала, какой кровью мне удалось ее переубедить.
— А это твердое решение? Она уже не сомневается? — спросила Римма.
— Кажется, теперь у нее нет выбора, — но Таисия хотела поделиться и другими новостями. — Знаешь, я ведь встречалась с Полиной.
— С Полиной? Зачем?!
— Чтобы она сама рассказала своему сыну о решении Кати.
— Мне кажется, это жестоко, — не одобрила Таисию Римма.
— Нет, Римма. Она сама виновата и теперь пожинает плоды своих поступков.
— Извини, но я думаю, что тут ты перегибаешь палку. Я согласна, что и Виктор, и Полина хотели этой свадьбы. Но считать, что ими руководило лишь желание почаще видеться, по-моему, глупо.
— Но это так! Если ты мне не веришь, то я докажу.
— Как?! У тебя есть доказательства? — заинтересовалась Римма.
— Нет, мой способ проще. Ну-ка, раскинь мне карты на пиковую даму!
Римма стала торопливо раскладывать карты.
— А, что я говорила?! Видишь, вот этот бубновый валет рядом с ней?! Это — Буравин!
— Но Буравин не может быть валетом. Валет — это молодой мужчина, — возразила Римма.
— Ерунда! Виктор выглядит очень молодо, а значит, он и есть валет.
Римма с трудом удержалась от возражений.
— Так, что там у нас дальше? — увлеченная картами, спросила Таисия. — Бубновая дама — Катюша, я — червовая. Вот этот туз — Самойлов, шестерка — Костя. Ничего не забыла?
— А Алексей? — робко напомнила Римма.
— Он уже выпал из колоды, — жестко сказала Таисия. — В общем, все понятно! Вот только одно меня смущает… Почему это Катина дама лежит так близко к буравинскому валету и так далеко от моей червовой дамы?! Ну ничего, сейчас я это выясню! До встречи, подруга!
Римме все это не понравилось!
* * *
Найдя дочку дома безучастно сидящей на диване, Буравин сразу же накинулся на нее:
— Ну спасибо тебе, доченька! Давно уже мне не приходилось испытывать такого унижения. Может быть, ты мне все-таки объяснишь, что происходит между тобой и Костей?
— Нет! Я не собираюсь ничего объяснять.
— То есть ты считаешь, что все это в порядке вещей! Ты думаешь, пообещав выйти замуж за Алешу, ты имеешь право развлекаться с его братом? Да ты знаешь, как все это называется?
— Как? Ну, скажи, как это называется! — Катя залилась слезами. — Ты ведь считаешь, что вправе судить меня! Ведь нападать на человека гораздо легче, чем попытаться понять!
— Чтобы тебя понять, я должен услышать объяснения, но ты отказываешься их давать, — сбросил обороты Буравин.
— Да, отказываюсь! Потому что ты уже решил для себя, что я виновата. Что бы я ни сказала, это уже не имеет значения. Ты все равно не услышишь моих объяснений, — логика у Кати была железной.
