— Мне понравилось вас сопровождать, — заметила Элизабет. — Анне за годы все это наскучило. Наверное, это от того, что она выросла в городе. — Женщина зажгла и раскурила сигарету. — Сама я родилась в небольшом городке в штате Огайо. И Манхэттен будет повергать меня в трепет до смертного часа.
— Да, именно это я ощущаю… трепет. Энергия… прелесть Манхэттена невыразимы.
— Рад слышать, что вы не разочарованы, — проговорил Уатт Макнил, в то время как дворецкий убирал посуду после первого блюда. — Нынешний Нью-Йорк стал таким неприятно суетливым.
— Мне понравился.
— Это хорошо. — Уатт Макнил помолчал. — Мадлен… Анна о вас рассказывала очень немного. Вы выросли в Колорадо?
Мадди ощутила внезапную панику. Она кое-что сочинила для Анны… Никаких деталей. Безупречное положение подруги заставило ощутить себя занюханной провинциалкой. Но она, в конце концов, сирота — некому опровергнуть то, что она напридумывала.
— Мой отец был… инструктором по лыжному спорту… Потрясающий спортсмен. Он стал бы олимпийским чемпионом, если бы не сломал ногу… — В голове было пусто. Она потянулась за стаканом воды, поднесла к губам и сделала несколько глотков.
— Мадлен, — забеспокоилась Элизабет, — с вами все в порядке?
— Просто… извините, закружилась голова. — Ее щеки пылали, засосало под ложечкой. Она открылась перед Брейди. Однако выложить правду Макнилам казалось немыслимым.
Но родители Анны обращались с ней с такой теплотой и великодушием. Разве могла она им солгать? Внутренний голос подсказывал ей, что именно здесь ее место — среди полировки и мрамора Манхэттена, с такими людьми, как Макнилы, а не с Брейди в маленьком магазинчике с мастерской в задней комнате в Колорадо. Ложь — нечто очень серьезное, с чем придется жить долго. Она страшилась сказать правду, но не могла и солгать. Мадди раскрыла рот, еще не представляя, что сорвется с ее губ, и в этот миг услышала голос Элизабет Макнил, а не свой:
— Бедняга, она вся дрожит. — Мать Анны подошла и, обняв за плечи, помогла ей подняться из-за стола. — Надеюсь, это не простуда, а просто усталость. Хэдли, дорогой, попроси Люсил подать наверх чашку чаю. Пойдемте, Мадлен, я уложу вас в кровать.
Благодарная Мадди с радостью позволила себя опекать. Ей было стыдно обманывать людей, от которых она не видела ничего, кроме доброты. Но вместе с тем испытала небывалое облегчение, словно в камере смертников в последнюю минуту получила помилование от губернатора. И на этот раз была свободна.
* * *
Всю следующую неделю, включая само Рождество, Мадди провалялась в постели с перемежающимися приступами жара и озноба, то есть с самой натуральной простудой. Макнилы оказывали ей всяческие знаки внимания: заглядывали поболтать, читали, приносили книги, снабжали сначала чаем с тостами, а потом, когда к ней вернулись силы, — всякой вкуснятиной с кухни. Мадлен нравилось ощущать себя членом семьи и испытывать неподдельное чувство приобщения.
В канун Нового года Мадди совершенно пришла в себя. И на праздник друг Анны Рэнди Фергюсон пригласил для нее своего соседа по комнате в Принстоне Уина Берджесса. Анна объяснила, что у Уина была подружка, но на каникулы куда-то уехала. Мадди это не волновало. Она уже влюбилась в Нью-Йорк и другого любовного приключения сейчас не хотела.
Все четверо — Анна с Рэнди и Мадди с Уином — начали веселиться на танцевальном вечере в «Плазе», который устраивала старая приятельница Анны. Там они встретили Новый год, но потом им надоело танцевать и они отправились в модный клуб «Виллидж-Вангард»[16] послушать джаз. К тому времени они прикончили четыре бутылки шампанского.
Другие, казалось, привыкли пить так много, но только не Мадди. Легкость в ее голове сменилась туманом, и ей захотелось домой в постель. Но было еще не поздно, к тому же Уин Берджесс положил на нее глаз. В «Плазе» он страстно ее поцеловал и предпринял вторую попытку во время долгой поездки в такси. И теперь, в прокуренном «Вангарде», его рука скользнула под столом по ее бедру. Мадди оттолкнула руку, но почувствовала ее снова. Однако Уин не стремился установить с ней контакт никоим другим способом, кроме физического.
Мадди нисколько не нравился Уин. Она бы предпочла встретить Новый год одна с книгой и сейчас то и дело украдкой посматривала на часы — сколько еще времени предстояло терпеть.
— Уин, — проговорила она, в очередной раз отводя его руку, — ты когда-нибудь поймешь мой намек?
— Так сегодня же Новый год. — Он обнял ее за плечи. — Такая обстановка. Я думал, западные девушки держат себя раскрепощенно. — Уин усмехнулся. — Ты мне правда нравишься.
— Нет, не нравлюсь. У нас нет ничего общего. За весь вечер ты не удосужился сказать и трех фраз.
— Да разве можно разговаривать в этом шуме? Потолкуем попозже, крошка… когда останемся одни. А сейчас надо поддерживать компанию. Эй, официант, пришли-ка нам бутылочку хорошей выпивки.
За время праздников Мадди, хотя ей нравилась Анна и вся семья Макнил, с Рэнди и другими приятелями подруги сойтись не могла. Пожалуй, вся их изысканность состояла лишь в том, что они богато одевались и ходили в определенные рестораны и дискотеки. К тому же все были словно бы родными. Она чувствовала себя чужой среди них. Нью-йоркские друзья Анны знали друг друга всю жизнь. То и дело вспоминали общие приключения и подготовительные школы[17], названия которых Мадди ни разу не слышала. Надо отдать должное Анне, она постоянно пыталась вовлечь подругу в разговор, но Рэнди хотел, чтобы Анна обращала внимание только на него. Да и пили они слишком много.
После очередного бокала шампанского язык Мадди начал заплетаться, и ей с трудом давалась даже самая простейшая фраза. Кружилась голова, и девушка понимала, что долго она не выдержит. Как же другие могут так пить, удивлялась она. Они держались бесподобно. Анна и Рэнди переплели руки и глядели друг другу в глаза. Рука Уина то и дело лезла под ее короткую юбку с блестками, и приходилось держать свою наготове, чтобы отбивать его атаки.
Мадди оглянулась на другие столики: все прекрасно проводили время. А она встречала в Нью-Йорке Новый год с подонком, который так и норовил облапать. Девушка с грустью вспомнила о Брейди. Как замечательно было бы с ним в Аспене вдвоем. Разница между Нью-Йорком и Колорадо составляла два часа. Если поспешить домой, то можно успеть позвонить и поздравить его с Новым годом.
— Слушай, — обратилась она к Уину, стараясь четче выговаривать слова. — Надеюсь, что не испорчу вечер. Но я чувствую себя неважно. Мне надо домой.
