— Ты сама не понимаешь, что говоришь! Как можно любить меня и вести себя подобным образом? Все эти месяцы я терпеливо учил тебя делать украшения и не услышал ни слова благодарности. Ты только берешь, Мадди, но ничего не даешь. Вот в чем суть. Я не желаю тебя видеть, когда ты вернешься. В этом нет никакого смысла.
— Ох, Брейди…
— Убирайся отсюда к черту! Мне надо работать.
Ювелир отвернулся и принялся вставлять неограненный аметист в лапки серебряного кольца. Мадди не нашлась что добавить. Брейди разозлился, но он перегорит. Она привезет ему из Нью-Йорка хороший подарок. Через несколько недель он остынет, и все наладится. Девушка была в этом уверена.
По дороге в общежитие Мадди снова прокрутила в голове их ссору и в свою очередь разозлилась на Брейди. Он заблуждался на ее счет. Как он мог заявить, что она берет, но ничего не дает? Как посмел сказать такое человек, который переспал с сотнями женщин?
Потом она вспомнила последние месяцы, проведенные с Брейди. Он учил ее технике изготовления украшений и терпеливо рассказывал о драгоценных камнях. Давал читать книги. Два-три раза в неделю приглашал поужинать в ресторан или готовил дома. Проверял перед зачетами. Он вел себя совсем не так, как человек, против которого ее предостерегали. Напротив, Брейди Гарднер вкладывал в нее всю душу.
Так, может быть, он прав и она настоящая эгоистка? А после смерти Джейн неосознанно избегает любви? Мадди где-то прочитала, что во всякой связи чувство одного больше, чем чувство другого. Если так, то Брейди любил ее больше.
Сможет ли она когда-нибудь забыть о себе и всецело кому-нибудь отдаться?
Девушка не сомневалась. Но теперь это ее мало интересовало. Она готовилась впервые увидеть Нью-Йорк.
И все ее мысли были только об этом.
Гостиная в несуразной двухэтажной квартире Макнилов на Парк-авеню в семидесятых годах была выкрашена в желтый цвет. Так посоветовал Элизабет Макнил оформитель англичанин О'Харра, который по совместительству занимался лечением колористикой. Он считал, что желтый цвет мог стимулировать беседу. Превосходный выбор, учитывая тот факт, что Макнилы отличались чрезвычайным гостеприимством и часто принимали компании друзей — от бизнесменов до людей искусства, но всех из манхэттенского света. Двадцать четыре стула в стиле эпохи регентства напоминали об обстановке отеля «Шератон» и были обиты китайской парчой с растительным рисунком. Они окружали три стола черного дерева. Над каждым висели русские люстры из горного хрусталя, которые имитировали свет свечей. Противоположную стену загораживала состоящая из восьми секций китайская ширма времен династии Минь. Фарфор меняли в зависимости от того, каких принимали гостей, и от настроения вечеринки, но он всегда был от «Тиффани». Серебро и хрусталь — ирландское наследие семейства Макнил.
Мадди не могла поверить, что сидит с Макнилами за центральным столом и взирает на Анну сквозь букеты таких диковинных цветов, каких она не видела даже на картинках. И уж конечно, никогда не слышала названий. Все вокруг окутывал дух нереальности. Но после первого дня, когда Мадди нервничала и была настороже, она постепенно оттаяла: семья вела себя с ней просто — ее считали новой лучшей подругой Анны и обращались соответствующим образом.
Мадди бросала незаметные взгляды в окна на беснующуюся снежную вьюгу в ярком мареве городских фонарей. Само совершенство. Идеальнее, чем она могла себе представить.
— Посмотрите! — воскликнула Анна так, словно это она заказала снег. — Я вам говорила, что будет белое Рождество! В честь Мадди!
— Значит, надо выпить за Анну, — объявил ее младший брат Хэдли. — За главного метеоролога нашей семьи.
— Мадди, у нас сегодня особое блюдо. — Анна демонстративно проигнорировала предложение брата. — Жареный фазан. Его папа где-то подстрелил.
— Никогда не пробовала фазанов, — призналась гостья.
— Ничего на вкус, — заверил ее Хэдли. — Похожи на цыплят.
— Так обо всем говорят — даже о гремучих змеях.
Хэдли кивнул:
— В наши дни на цыплят не похожи только цыплята. Их уж слишком пичкают всякой химией.
— Пожалуйста, дорогой, не надо об этом, — вмешалась Элизабет Макнил. — По крайней мере не за столом.
— Но где же, как не здесь, и обсуждать такие вещи? — не согласился сын. — Как нас медленно убивают тем, что попадает в наш организм. Нейдер[14] ест одни мускусные дыни. Только у них такая толстая кожа, что не пропускает ядохимикатов.
Хэдли учился на первом курсе Йельского университета и прошлым летом начал добровольно работать на Ральфа Нейдера. И хотя не стал членом «десанта Нейдера»[15] и ни разу не встречался с его основателем, был твердо намерен посвятить себя спасению окружающей среды.
— Да, да, Хэдли, мы все это знаем. — Уатт Макнил стремился предотвратить очередную тираду сына против разрушения экологии большим бизнесом. — Но сейчас я хочу побеседовать с нашей гостьей.
Он повернулся к Мадди. Девушка не представляла, что чей-то отец мог быть таким симпатичным и моложавым. В Пайн-Ридже все отцы сильно раздались в талии и выглядели старше своих лет. «В чем причина: жизнь в Манхэттене или богатство?» — размышляла она.
— Элизабет мне говорила, что вы, Мадлен, хотите стать ювелиром-дизайнером? — С тех пор как она сюда приехала, все Макнилы, кроме Анны, настаивали на том, чтобы обращаться к ней именно так. «Очень красивое имя, — заметила мать подруги. — Давайте пользоваться им».
— Да! Зашла в «Тиффани», «Картье» и «Гарри Уинстон» и будто почувствовала удар молнии. Теперь я точно знаю, что хочу стать ювелиром-дизайнером.
— Браво! — воскликнула Элизабет Макнил. Она тоже выглядела неправдоподобно моложаво — с такими же рыжими, как у дочери, волосами, коротко постриженными и ухоженными. Ее кожа отливала фарфоровой белизной, лицо не носило следов косметики, кроме губной помады и туши для ресниц. — Я полностью поддерживаю. А когда вы станете знаменитостью, не забудьте предоставить нам все возможные скидки.
— Договорились, — рассмеялась Мадди. — Еще раз спасибо за то, что показали мне эти магазины. Сегодня был один из самых замечательных дней в моей жизни. Пятая авеню гораздо красивее, чем я представляла. А елка в Рокфеллер-центре и под ней фигуристы на льду! Я видела открытки, но не думала, что это так потрясающе!
— Мне понравилось вас сопровождать, — заметила Элизабет. — Анне за годы все это наскучило. Наверное, это от того, что она выросла в городе. — Женщина зажгла и раскурила сигарету. — Сама я родилась в небольшом городке в штате Огайо. И Манхэттен будет повергать меня в трепет до смертного часа.
