Утолив голод, Нина с удовольствием вступила в беседу. Люк никоим образом не напоминал ей о происшествии в костюмерной. Он доброжелательно, но как-то безразлично улыбался, и в его глазах нельзя было прочесть ничего. Он не пытался прикоснуться к ней и даже не пригласил на танец вслед за Джессом и Робином. Он расспрашивал ее об опере, о партиях, которые она пела, об учебе, о любимых странах Европы, в общем, обо всем, только не о ней самой.
– Какую партию вы больше всего хотели бы спеть? – спросил он.
– Медеи, – ответила она не задумываясь.
– Медеи? Это же гречанка, которая убила своих детей?! – удивился он.
– Да.
– Интересно, – вмешался Робин. – С точки зрения нравственности…
– Только не сегодня, – прервал его Люк. – Вы не знаете, Нина, на что себя обрекаете. Ребекка, потанцуйте со мной, ради Бога.
Нина и Робин, непринужденно болтая, тоже пошли к танцевальной площадке. Джесс танцевал с девушкой Робина.
– Вы хорошо знаете Люка? – осторожно поинтересовался Робин. Конечно, ему было любопытно, но из деликатности он не решался навязываться с вопросами.
– А он не говорил вам?
– Нет.
– Честно говоря, я его почти не знаю. Мы видимся четвертый раз и всегда ссоримся. Он не рассказывал вам обо мне?
– В общем, нет. Иногда его не заставишь заткнуться, а тут…
– Я заметила, – сдержанно согласилась Нина.
– С другой стороны, когда он о чем-то молчит, то сразу не поймешь: то ли ему наплевать, то ли наоборот. Вообще-то он человек прямой, но иногда бывает очень скрытным.
– Понимаю.
– А я все удивлялся, почему вот уже две недели он ходит такой мрачный. – Робин помолчал. – «Не бойся любви» – это про вас?
– Да.
Нина смотрела в сторону, пытаясь разобраться в своих мыслях.
– Извините, Нина. Это не мое дело.
– Все в порядке, Робин. Я ведь знаю: он вам небезразличен. Но ответа на ваши вопросы у меня просто нет. По крайней мере сегодня. – «Ответа? Да, наверное, во всем зале нет человека, столь же запутавшегося, как я», – подумала она.
– Ну ладно.
Они вернулись на место.
К их столу с просьбой об автографе подошли две молодые женщины.
– Они напомнили мне, – сказал Джесс после того, как они ушли, – о том, что я слышал. Пару недель назад, когда ты уходил с того благотворительного концерта, на тебя налетели фанаты. Было?
Люк вопросительно посмотрел на Нину.
– Люк ушел пораньше, чтобы отвезти меня и моих племянниц домой в город.
– Вы… вы были на концерте? Вам от них досталось?
Нина и Люк переглянулись. Ее губы дрогнули, и они оба рассмеялись. Теперь Нина уже была в состоянии с юмором посмотреть на тот случай и посмеяться над собой. Люк рассказал, что произошло.
– Наверное, я была похожа на сумасшедшую, – призналась Нина. – Платье разорвано в клочья, волосы дыбом, в одном сапоге, ору на Люка диким голосом.
– Да уж, денек был веселый, – скорчил гримасу Люк.
Джесс рассказал, как с ним лет двадцать назад произошло нечто подобное. Его тогда приняли за популярного певца.
– Поняв ошибку, девицы стали швырять мне обратно одежду, ключи, кошелек так, как будто я был во всем виноват.
– Ну что ж, Нина, вы должны ему отомстить, – сказала Ребекка.
– О! Она уже успела это сделать. Я как джентльмен пригласил ее на ужин, а она выбрала ресторан, где меня буквально раздели. – Люк рассказал, как боролся с французским, с картой вин и строгими требованиями к одежде в ресторане «Пресье».
Ребекка засмеялась:
– Вы хорошо его проучили, Нина.
– Ну, во всяком случае, он не путался в вилках.
– За Ниной теперь долг, – сказал Люк.
– Что вы имеете в виду? – спросила Нина встревоженно.
– Обед. Ресторан выбираю я.
– Ну что ж. По-честному, – согласился Джесс.
– В четверг?
– Не могу, встречаюсь с Кейт. А в пятницу?
– Нет, у меня спектакль, и я не могу перед ним орать на вас. Как насчет среды?
– Хорошо, в среду. – Он дал ей адрес ресторана в Вест-Сайде.
Нина одна ехала в такси, поскольку только она из всей группы жила в Верхнем Ист-Сайде. Спустя некоторое время она сидела в спальне перед зеркалом, снимала макияж и смотрела на себя с отчаянием. Да она просто сошла с ума. Еще не поздно отказаться.
«Признайся, тебе просто хочется его опять увидеть», – отметила она про себя.
Женщина в зеркале согласно кивнула.
– Тогда до среды, – прошептала Нина.
– Ковыряйте, ковыряйте, – дразнил Люк. – Хорошая, добротная, веками проверенная еда, никаких консервантов, искусственных добавок.
– А я как раз обожаю консерванты, – сказала Нина, мрачно рассматривая то, что лежало перед ней на тарелке.
Глаза Люка смеялись.
– Ну что, отомстили?… Радуетесь?
– Да. Радуюсь, – подтвердил он.
Они сидели в вегетарианском кафе под названием «Роу-Дил». Полуподвальчик был набит до отказа. Посетители сидели на неудобных, расшатанных стульях локоть к локтю. Нинино место находилось прямо перед входом в женский туалет, и она должна была без конца вставать, чтобы пропускать входящих и выходящих из него. С потолка свисали папоротники. На ярко раскрашенных стенах – плакаты самого разного толка: призывающие к вегетарианству, протестующие против вивисекции, рекламирующие восточные культы и здоровый образ жизни.
– Наверное, мне надо было одеться иначе, – сказала Нина нерешительно. – Люк поднял правую бровь. – Все из-за вас. Не хотела, чтобы вы подумали, что заставили меня отказаться от удобных вещей. – Она критически оглядела его выцветшие джинсы и шерстяной свитер.
– Выпейте козьего молока, почувствуете себя лучше, – посоветовал он.
– А можно мне мой абрикосовый компот? – спросила она жалобно.
– Сначала доешьте зелень.
– Ненавижу вас.
– Прекрасно. Я буду бережно хранить память об этом обеде.
Только Нина неохотно поднесла ко рту вилку, как из динамика зазвучала знакомая мелодия:
«Твоя жизнь скучна? Стань естественнее, проще…»
– Я его купила.
Он понял, что она говорит о его альбоме.
– Я рад.
Она помолчала, подбирая слова.
– Вы не любите благоразумных и самодовольных людей. Так?
– Не люблю.
– Я не думаю, что вы хотите, чтобы все с вами соглашались. Вы просто призываете не быть равнодушными.
– Вот именно, Нина. Я об этом. Нельзя быть равнодушным. Мы прозябаем, если не пытаемся сделать мир лучше. Мы сами ничего не значим, пока все не имеет значения для нас. Если мы не протянем руку, ее никто не протянет. – Люк неожиданно усмехнулся. – Конечно, мне присуща такая черта характера – считать, что, если ты со мной не согласен, значит, не прав. Но это просто потому, что я упрямый.