– Вам надо учиться слушать других.
– По крайней мере, если комплимент я услышу от вас, буду знать, что он искренний.
– Мне нравится, как вы работаете, – сказала Нина. Люк вопросительно взглянул на нее, а она продолжала с некоторым смущением: – Ваши песни мелодичны, стихи умны и искренни. Я люблю слушать ваши песни.
– Спасибо, Нина. Для меня эти слова очень важны. – Люк поцеловал ей руку. Их глаза встретились. Нина залилась румянцем. – Доедайте свои овощи, иначе не получите десерт, – твердо заявил он.
С трудом проглотив несколько ложек, Нина сказала:
– Послушайте, Люк. Мы здесь вот уже полчаса, а к вам никто не пристает. Что, падает популярность?
– Нет, это из-за вашей одежды. Меня могут вообще сюда больше не пустить после того, как я привел женщину в такой одежде.
– Ну что ж. Может, это не так уж и плохо, – сказала Нина, отодвигая тарелку.
– Сыты?
Она с ненавистью посмотрела на него.
– Еще чего-нибудь? Коктейль из соевого молока? Морковный кофе? – заботливо спросил он. – Ах, знаю. Пудинг из красной фасоли.
Нина даже побледнела:
– Хватит. Отомстили на всю катушку. Больше вы меня съесть ничего не заставите.
В глазах Люка плясала усмешка.
– Пойдемте?
Пока Люк расплачивался, Нина направилась к двери.
– Хочу мороженого, – сказала она, как только они вышли на улицу. – И другую вкуснятину. Хочу орехов, сластей, всего, что вредно для моей фигуры, и к тому же с консервантами. Вы должны мне все это купить.
Люк засмеялся и повел ее в модное кафе, где мороженое подавали с тремя разными добавками.
Они лакомились мороженым, пили кофе и вспоминали те дни, когда были вынуждены довольствоваться только салатами. Затем, выйдя на улицу, бесцельно побрели по городу. Оба чувствовали, что многое осталось недосказанным.
Останавливались перед витринами магазинов, притворяясь, что обоих интересуют украшения панков, искусство попсы, редкие книги, индонезийский антиквариат. На самом деле Нина думала совершенно о другом и подозревала, что Люк в своих мыслях тоже далек от безделушек. Выражение его лица было задумчивым. Она уже научилась немного понимать Люка – он думал о ней.
Ничто, даже скандал с Филиппом, не могло отвлечь Нину от работы. А сейчас… Нередко, когда она репетировала с Еленой или пела с Джорджо, ее захватывали воспоминания о тех минутах потрясения в гримерной. «Сколько можно, – думала она о себе с отвращением. – Томлюсь, как влюбленная фанатка. Пора остановиться».
К своему удивлению, она понимала, что ей, пожалуй, нравится Люк. Да не пожалуй, а точно, да еще как. Он приводил ее в бешенство, яростно спорил с ней, противоречил сам себе, был, наконец, просто упрям. Но он же был честен, добр, заботлив, умен, талантлив и умел посмеяться прежде всего над самим собой. Ее не могло не восхищать упорство, с которым он десять лет пробивал себе дорогу к успеху; вера и мужество, которые побуждали его вкладывать сердце и душу в свои песни и исполнять их перед тысячами людей; смелость, позволившая ему вновь назначить свидание Нине Ньяньярелли.
– Прогуляемся по парку?
– Хорошо, – ответила Нина не задумываясь. Ей не хотелось с ним расставаться.
Он протянул руку, она взяла ее, ощущая радость теплого прикосновения. Он притянул ее чуть ближе, и она охватила взглядом его всего, отмечая про себя высокий рост, мощные плечи, прямую спину, узкие бедра, длинные ноги, и почувствовала исходящие от него силу и опасность.
Ну и что, думала она, если они, как влюбленные, немного погуляют по парку и разойдутся? В конце концов, они уже знают друг друга, а продолжения это иметь не будет. У них нет ничего общего, они все время спорят, идут по жизни разными путями, и оба слишком заняты.
Она не станет встречаться с человеком только потому, что ее физически влечет к нему. И если Люк намерен этим воспользоваться, она просто должна объяснить ему, что в чисто сексуальные отношения вступать не намерена.
Приняв столь категоричное решение, Нина почувствовала себя… несчастной. Чувство это все усиливалось, обволакивая ее каким-то мрачным облаком.
– Что-то не так? – спросил Люк.
– Все в порядке.
– У вас вид какой-то несчастный.
– Да нет же.
– Это имеет отношение ко мне? – настаивал он.
– Нет-нет, – отнекивалась она.
– Если из-за меня, давайте лучше все выясним сразу. Я предпочитаю откровенность.
– Неужели?
– Да.
– А вам не приходит в голову, что я не хочу говорить, пока не выясню все для себя? Что я не желаю выпалить первое, что мне придет в голову? Или все должно быть только по-вашему?
– Значит, все-таки что-то не так, – подытожил он. Метнув на него быстрый взгляд, Нина удивилась:
Люк выглядел грустным и потерянным.
– Извините. Вы правы. – Он глубоко вздохнул. – Наверное, я действительно на вас давлю. Мы не должны делать все лишь так, как хочется мне.
Он уже не первый раз извиняется перед ней. Конечно, он человек трудный, но по крайней мере умеет признавать себя неправым.
– Послушайте, давайте присядем и поговорим. – Люк показал на свободную скамейку.
Они подошли к ней, и Нина сморщила нос: скамья была грязной, а ей не хотелось пачкать свое светлое шерстяное платье. Люк с не свойственной ему галантностью эффектным жестом бросил на скамейку свой пиджак.
– Как сэр Уолтер Рэли [2], – сказал он.
– И волосы такой же длины, – сухо добавила Нина.
– Изволите преувеличивать.
Нина засмеялась, представив себе Люка в костюме аристократа при дворе королевы Елизаветы. Сама-то она привыкла на сцене к костюмам разных эпох, но Люк совершенно определенно принадлежал к веку двадцатому.
Люк подсел к Нине. Он нежно погладил ее по щеке и осторожно отвел от лица прядь волос.
– Я, честно говоря, никогда не мог себя представить рядом с такой, как вы.
– А вы вообще меня повергли в изумление, – призналась Нина. Она нерешительно посмотрела на него. – И вы действительно думаете, что нам стоит получше узнать друг друга?
– Конечно. – Люк внимательно на нее посмотрел. – Вы что, на самом деле думаете, что я наступил на свою гордость, пришел на спектакль, попросил вас о встрече только потому, что мне хотелось посмотреть, как вы сегодня будете ковыряться в тарелке с цветной капустой?
– Да нет, вряд ли.
– Я хочу лучше вас узнать, – сказал он твердо.
– Но, Люк… между нами пропасть. Мы как вода и масло. Как те двое в старой песне, которые не могли одинаково произнести слово «помидоры».
– Вы хотите все прекратить?
– Но… ничего не произошло…
– Вы уверены, что ничего не произошло, что ваша холодность так же хорошо ограждает вас, как и при нашей первой встрече? Не допускаете слабостей? Не думаете обо мне, когда меня нет рядом?
