Он покачал головой.
— Увы… Я бы вас не забыл. — В голосе его звучала лесть, которая ей не понравилась. Кажется, этот тип был низкого мнения о женщинах, если полагал, что они склонны радоваться любому комплименту, даже самому дешевому.
— Это странно. Я бы поклялась, что буквально несколько недель назад видела вас возле дворца моей тети во Флоренции. Причем именно вы указали мне дорогу к отелю…
Жюли заметила, что рука тети плотно сжала веер из слоновой кости.
Затем Мэнсфилд пригласил принцессу на танец, а Нортон улыбнулся Жюли:
— Потанцуем?
Он танцевал хорошо, почти профессионально и в отличие от Марка говорил легко и весело:
— Значит, вы только что вернулись из Флоренции? Счастливая девушка! Я не был там пропасть лет! Я напомнил вашей тете, что муж ее был моим другом и наставником. Как прекрасно увидеть ее такой же неувядающей. Она совсем не меняется, правда?
— Почти.
— Сколько времени вы провели в Италии?
Жюли казалось странным, что тетя почти не проявила интереса к ее поездке, тогда как Марк Сефтон и леди Мэйдок, а теперь и этот Чарльз Нортон хотели знать все до мельчайших подробностей. Устав от бесконечных вопросов, она ощутила облегчение, когда к ней подошел Берт.
Нортон покинул ее с улыбкой:
— Надеюсь, мисс Брюс, мы будем встречаться часто.
Ответив улыбкой, она повернулась к Берту.
— Мне показалось, что ты только и мечтала отделаться от этого парня, — сказал он.
— В самом деле, — согласилась она. — Как ты догадался?
— Я хорошо тебя знаю. — В его улыбке было что-то грустное. Он вывел ее из бальной залы и увлек по узкому коридору в небольшую комнату для коктейлей. Сейчас она была пуста. Огни потушены. Три стены ее были сделаны из стекла, и через них открывался один из самых потрясающих видов — панорама Манхэттена ночью, взметнувшиеся к небу огни небоскребов.
— О! — воскликнула Жюли с восторгом.
— Жюли, — начал Берт, но уже без своей обычной веселости. — Я очень люблю тебя. Я уже не раз спрашивал тебя — выйдешь ли ты за меня замуж?
— О Берт! Пожалуйста, Берт! — Что-то в его голосе заставило ее помрачнеть. Она поняла, что сейчас сделает ему больно.
Он улыбнулся:
— Я понял, дорогая. Все нормально. Я слишком долго досаждал тебе. Слишком долго. Мне следовало бы знать, что ты никогда не согласишься. Неизвестно, почему вообще мне пришла в голову мысль ухаживать за тобой? Но сегодня я по крайней мере понял, почему ты не хочешь принять мою любовь. Я понял это еще утром.
Ее большие карие глаза распахнулись с удивлением.
— Я увидел сегодня твое лицо там, на палубе корабля, когда ты смотрела на этого черноволосого парня. Я видел это выражение снова, когда он пригласил тебя танцевать.
Кровь прилила к щекам Жюли.
— Извини, Берт. Я просто ничего не могу с собой поделать…
— Ты слишком честна, чтобы лгать. — Он печально улыбнулся. — И это — одна из причин моей любви к тебе. Я горжусь тобой. И хочу тебе сказать вот что. Во-первых, я больше не буду делать тебе предложений. Во-вторых, я всегда буду рядом, если тебе потребуется помощь. Если, конечно, возникнет такая ситуация. Я буду любить тебя всегда. Но я не стану больше делать тебе предложений.
— О Берт! — В глазах Жюли блеснули слезы.
— Отлично, дорогая. Ты счастлива — значит, все в порядке.
Она сжала его руку, и они стояли рядом, глядя на головокружительную панораму, которой ни один из них никогда не видел.
Внезапно Жюли поняла, что они не одни в комнате. Она ощутила запах турецкого табака и резко повернула голову. Вошли мужчина и женщина. Ее трудно было не узнать. Она протянула руку к пепельнице, чтобы раздавить сигарету, и на руке у нее блеснули бриллианты. Затем упала в объятия мужчины.
— Марк! — жарко зашептала она. — Какая я была дура! Мы созданы друг для друга. О Марк!..
Жюли конвульсивно сжала руку Берта. Стараясь двигаться бесшумно, они выскользнули из комнаты и вернулись снова к музыке, смеху, людскому гомону. Лицо Жюли побелело, но держалась она спокойно. Берт старался не смотреть на нее, хотя ничто не указывало на то, что ей было больно.
Толпа поредела. Стало легче разглядеть в ней кинозвезд, разодетых в экзотические костюмы, комедийных актрис, дипломатов с женами, примелькавшуюся манекенщицу в сопровождении часто меняющего жен банкира — все это были приятели принцессы Собелли и молодые люди, которых Жюли немного знала.
Принцесса танцевала с французским дипломатом, известным своими манерами, которые особенно контрастировали с его клоунским костюмом, напудренным лицом и ярко намалеванной улыбкой.
— Жюли, пощадите гордость старого человека, — послышался рядом голос Мэнсфилда.
Она выдавила из себя улыбку:
— Это вы — старый человек?
— Все эти чертовы доспехи. Когда я танцую, я всегда задеваю кого-то, на кого-то наталкиваюсь. Никогда мне не нравились эти неуклюжие рыцари. Подумать только — сражаться в такой груде металлолома! Или громыхать верхом на лошади! Как бы там ни было, я уже достаточно нагромыхался сегодня. Ваша тетя, кажется, просто вымоталась.
— Давайте посидим немного, — предложила Жюли, и они направились к балкону. Она обернулась и помахала Берту, но он даже не взглянул на нее. Он прислонился к стене и смотрел себе под ноги. Плечи его уныло поникли, и Жюли захотелось его утешить. Но она была не в состоянии этого сделать. Даже теперь, после того как увидела леди Мэйдок в объятиях Марка Сефтона.
Когда они уселись, Мэнсфилд с непривычной для него усмешкой сказал:
— Кто этот парень, обхаживающий весь вечер принцессу?
— Его зовут Нортон. Чарльз Нортон. Говорит, что он старый приятель Дино Собелли и будто бы уже давно знаком с тетей Джорджией.
Что-то в ее тоне насторожило Мэнсфилда.
— Говорит? — повторил он резко.
— Я ему не верю, — как бы по секрету прошептала Жюли.
Мэнсфилд пристально глянул ей в лицо.
— Жюли, дорогая, вы ведь знаете, как я отношусь к вашей тете. Что происходит — вы можете мне рассказать?
— Мне почти ничего не известно. Я просто чувствую это. Берт говорит, что это прозрение гадалки, а я думаю, просто интуиция. Я всегда чувствовала людей.
— Интуиции следует верить. Можете ли вы сказать, что именно вас беспокоит? Мне незачем объяснять, что я желаю вашей тете только добра. И не буду злоупотреблять ее доверием.
— Я на самом деле ничего не знаю… Хотя, слушайте…
Жюли начала говорить о подозрениях Берта относительно ограбления. От газетчиков он узнал, что ходят слухи о возможном крахе фирмы «Собелли». Берт полагал, что похищение драгоценностей было инсценировано, чтобы получить деньги от страховой компании.
