Мэнсфилд попытался возразить, но Жюли начала торопливо рассказывать содержание случайно подслушанного ею разговора между тетей и Марком Сефтоном. Она не верит, что он является страховым следователем. Сегодня вечером принцесса и Сефтон встретились здесь и разыграли роль людей, едва знакомых друг с другом.
— Я давно наблюдаю за ним, — заметил Мэнсфилд. — Он танцевал с супругой одного из членов Кабинета. Он производит впечатление. Это, конечно, странная история, хотя объяснение, вероятно, очень простое.
— Это не все, — продолжила Жюли.
Она описала свою встречу во Флоренции с Чарльзом Нортоном, который теперь заявил ей, будто в течение многих лет не бывал в Италии.
— Вы вполне уверены, что встретились именно с ним? — нахмурился Мэнсфилд. — Ведь бывают люди, очень похожие друг на друга. А он не столь уж необычный тип.
— Абсолютно уверена. К тому же он узнал меня. Мне это стало ясно по едва уловимому блеску его глаз. Но ему это было неприятно. Более того. Пока сторож показывал мне дворец Собелли, я все время ощущала запах турецкого табака. Как вам известно, я никогда не курила и очень тонко чувствую различные запахи. Это был он. Кроме того, мне все время казалось, будто во дворце кто-то есть. Сам сторож боится ходить по дворцу — он уверяет, что там живут призраки. Ему все время мерещатся их шаги.
Мэнсфилд улыбнулся, но Жюли вцепилась ему в руку, пальцы ее скользнули по металлическим доспехам.
— Это не смешно!
Затем она рассказала ему про обыск в своей каюте во время плавания и про то, как снова ощутила там запах турецкого табака…
Мэнсфилд, бряцая доспехами, положил ногу на ногу:
— Этот Нортон был на борту?
— Я его не видела. Но уверена, что, будь он там, мы непременно встретились бы.
— А вы уверены, что запах турецкого табака вам не померещился? Ладно, давайте проанализируем иные возможности. Есть у вас какие-либо идеи?
Убедившись, что он разделяет ее тревогу, Жюли заявила веско:
— Леди Мэйдок курит турецкие сигареты, и она просто преследовала меня во время морского путешествия, после того как узнала, что я — племянница принцессы Собелли. А сегодня — вы не обратили внимания, как она сделала замечание относительно поддельных драгоценностей тети Джорджии?
Возникла тягостная пауза. Затем Мэнсфилд произнес задумчиво:
— Я подумаю над этим, Жюли. Мы не станем обсуждать это ни с кем больше. Но если ваша тетя в беде, почему бы ей не обратиться ко мне? Она ведь знает, я всегда готов помочь.
— Но что именно вы можете сделать?
Он улыбнулся, глядя в ее юное и доверчивое лицо:
— Боже правый, уже половина четвертого, и наверняка вы почти не спали прошлой ночью! Кажется, нам пора.
Когда Мэнсфилд последовал за Жюли вниз по лестнице, он сказал:
— Вы спросили меня, что я могу сделать? Пока не знаю. Но… доверьтесь мне, Жюли.
Жюли поднялась с постели в половине пятого. Она никак не могла заснуть. Как только она закрывала глаза, в голове ее возникала цепь необъяснимых вопросов, на которые не было ответа. Почему тетя говорила, что не знает Марка Сефтона? Почему она согласилась, что знает Чарльза Нортона? Почему леди Мэйдок разговаривала с ее тетей так двусмысленно? Что она знала о пропавших драгоценностях? И почему Сефтон уединился с леди Мэйдок? Любил ли он ее? Что эта женщина говорила Жюли? Будто они едва не поженились. И что она его боится. Вероятно, теперь она передумала.
Жюли юркнула босыми ступнями в светло-зеленые бархатные тапочки, накинула такого же цвета халат и подошла к двери. Внизу явственно были слышны шаги. Кто-то шагал по дому на высоких каблуках. Тетя всегда носила такие туфли дома.
Жюли остановилась на лестнице в нерешительности и вновь услышала стук каблуков. Видимо, ее тетя не спала. Она мягко сбежала вниз и постучала в дверь гостиной принцессы Собелли.
— Кто там? — спросила принцесса строго.
— Это я. Жюли!
Возникло минутное замешательство. Затем тетя сказала неохотно:
— Входи, моя девочка.
Комнаты на втором этаже, где жила принцесса Собелли, были столь же великолепны, как и остальная часть ее городского дома. Над столовой находилась спальня. В ней стояла большая кровать, лежал серебристо-серый ковер, стояли обитые зеленым бархатом стулья. Туалетный столик был куплен в парижском антикварном магазине. Стулья флорентийские, возможно, из дворца. Хрустальные бутылочки на туалетном столике казались музейными экспонатами. Внутри были всевозможные косметические средства.
Гостиная в передней части дома была декорирована цветами от коричнево-золотого (такого цвета были ковры) до золотого — это был цвет обивки и штор. Здесь стояла софа в стиле ампир, словно перевезенная из старинного французского замка. Глубокие мягкие кресла, придвинутые к камину. Над столиком горела лампа, которой не было цены. На стенах пестрели яркие полотна импрессионистов.
Принцесса была в халате такого же золотистого цвета, что и интерьер ее комнаты. Выглядела она довольно странно: почти не осталось следов той блестящей дамы, которой она была несколько часов назад. На волосах была сетка. На лице — толстый слой крема. На лбу — зажимы для растягивания морщин, а под подбородком завязан компресс. Жюли хихикнула. Принцесса нехотя улыбнулась.
— Смешно, да? — спросила она. — Но это дает результаты. — Она взглянула на себя в зеркало и рассмеялась. — Если бы Брукс увидел меня такой, он бы сразу излечился от своих романтических Настроений!
— Сомневаюсь. Он отнюдь не поверхностный человек, тетя Джорджия. И на самом деле вас обожает.
— Я знаю. Я пыталась растолковать ему, насколько это бесполезно. Честное слово, Жюли, мне вовсе не хотелось привязывать его к себе. Он, вероятно, ждет, что рано или поздно я повернусь к нему, хотя я и сказала ему сегодня вечером…
— Вы снова отказали бедняге?
Принцесса с сожалением кивнула.
— Интересно, что вы будете делать без него? Он всегда рядом, на него можно положиться как на друга. Он прекрасный собеседник. Разве лучше быть одинокой женщиной?
Принцесса погрозила ей пальцем:
— А как же Берт?
На губах Жюли вспыхнула улыбка.
— Я сказала ему все… Он обещал, что не станет больше делать мне предложений. Но если я захочу, он всегда будет рядом.
Принцесса неожиданно поднялась и беспокойно зашагала по комнате, как будто думая с тревогой о чем-то своем.
Впервые в жизни они говорили друг с другом так откровенно о своих личных делах, и ни одной из них это не казалось странным.
Наконец Жюли решила нарушить молчание:
— Мистеру Мэнсфилду не понравился этот Чарльз Нортон, тетя Джорджия.
