В тот вечер папа меня не беспокоил…
‒ В отпуск она решила уйти, ‒ это были самые безобидные слова, услышанные мной в кабинете Павла Николаевича на другой день, как только я пришла в больницу.
Таким главврача я видела впервые…
Ева
Капрал рвал и метал.
Он разорался не на шутку, обвиняя меня во всех грехах, которые случились в больнице в последние месяцы, хотя никакого отношения я к ним не имела. Но главврач нашел крайнюю — меня. Его можно было понять, я бросила работу в разгар рабочего времени, не отвечала на звонки, сорвала встречу с потенциальным меценатом. Плюс к этому, добавлялось мое нежелание видеться с родителями маленьких пациентов. И Павла Николаевича было не остановить. Я молчала, сидела, не смея поднимать голову, изредка кивая ему, соглашаясь с его обвинениями. Он скоро выдохнется, устанет ругать, тогда уже можно смело решать вопрос.
Павел Николаевич опустился в кресло и выдохнул, пальцы постукивали по столешнице. Он смотрел в окно, но в голове искал решение.
‒ Вот что мне с тобой делать? Ты сорвала мне такое прекрасное соглашение. Мы, наконец-то, смогли бы купить новые аппараты УЗИ, сделать ремонт, выписать премию… А ты, негодница, все испортила.
Он выслушал от меня короткие объяснения, как только я заглянула в его кабинет, и уже больше часа мы не могли прийти к обоюдному решению, что устраивало бы нас обоих. Павел Николаевич все время срывался на крик, не находя нормального объяснения для Чернова по поводу моего внезапного ухода в отпуск, как и не хотел понимать того, почему я категорически отказывалась встретиться с ним снова. Мои жалкие попытки оправдания, что я не встречаюсь с родителями пациентов, он даже не принял во внимание.
‒ Ты знаешь, кто он такой? ‒ Павел Николаевич не терял надежду уговорить меня, используя устрашение положением и статусом Чернова.
‒ Знаю, поэтому отказываюсь с ним встретиться еще раз, ‒ только эти знания у каждого были свои.
Я знала прежнего Чернова, худощавого подростка, в доску своего парня для всех дворовых пацанов, который носил одну спортивную форму круглый год, и отменно целовался, заставляя забыть обо всём. Эти воспоминания вызвали румянец на моих щеках. Павел Николаевич знал его таким, каким он стал на данный момент, богатого и успешного, с деньгами и обширными связями.
‒ Он и тебя, и меня в порошок сотрет. Ты это понимаешь? Он и глазом не успеет моргнуть, как мы потеряем свои рабочие места, будет хорошо, если потом где-нибудь сможем устроиться. Поэтому я должен знать реальную причину твоего отказа, − мужчина смерил меня уставшим взглядом.
‒ Вы же знаете наше негласное правило, не лечить и не оперировать своих родных и близких. Считайте, что он мой дальний родственник. Когда-то мы знали друг друга очень хорошо. И это правда. Мы ходили в одну школу и жили в соседних домах. Это только одна причина из всех имеющихся. Остальные я не могу вам рассказать, простите, ‒ я решила слегка приоткрыть завесу тайны, также воспользоваться суеверием главврача. Павел Николаевич верил им, как и многие другие врачи. ‒ Если не дадите отпуск, то увольняйте. Мне уже все равно.
Я готова была рискнуть работой. С моим послужным списком я могла устроиться в любую больницу, конечно, было бы жаль все бросить и уехать из этого города, который успела полюбить Один раз сделала уже такой шаг, повторять его снова не было никакого желания, если не вынудят обстоятельства. И был еще один фактор, не менее важный лично для меня, который связывал мое сердце с этим городом невидимыми нитями, и разорвать их я не решилась бы ни за какие блага в мире.
‒ А кто вместо тебя работать будет? Где еще я найду такого хирурга, как ты? Я до сих пор не могу поверить тому, что ты переехала к нам из самой столицы и решила остаться в нашей больнице. Думал, неспроста это, от прекрасного будущего в Москве не отказываются, есть какой-то подвох. Так и оказалось. Я до сих пор не могу понять твой переезд к нам, хотя столько лет уже прошло.
‒ Павел Николаевич, большего вы от меня не добьетесь, как ни старайтесь. За все время работы здесь, вы для меня стали вторым отцом, но я все равно не могу вам рассказать всей правды. Чернов — человек из моего прошлого, с которым я не хочу иметь ничего общего в настоящем, тем более, в будущем, даже консультировать. Могу обещать вам только одно, если у вас начнутся большие проблемы из-за моего отказа ему, то я готова осмотреть девочку, но только при вашем присутствии и, если обещаете, что никакого контакта с ним не будет. Мое заключение передавать ему будете сами, устно или письменно, решите сами.
‒ Я одного не понять не могу, как он тебя не узнал?
‒ Внешность у меня в молодости, мягко говоря, была непрезентабельной. В то время я была трудным подростком, считала себя готом, носила все черное, красилась тоже соответствующе. Да и фамилия у меня теперь другая, как и отчество, папа удочерил меня после гибели матери. Я теперь такая, какая здесь, перед вами, а той девчонки давно уже нет…
В кабинете наступила тишина, Павел Николаевич перестал даже пальцами по столу постукивать. Такая новость обо мне обескуражила его. Он во все глаза рассматривал меня, стараясь представить в другом образе. Раньше я была невысокого роста, слегка полноватая, с длинными черными волосами, глаза сильно подводила черным карандашом, губы красила помадой темного оттенка, одежда в основном тоже черная. Та девочка мечтала создать свою группу, выступать на сцене и объездить весь мир.
В настоящее время перед главврачом сидела симпатичная девушка, с перекрашенными в пепельный цвет волосами со стрижкой удлиненное каре, на ней минимум макияжа и классическая одежда, но ее не видят пациенты, на работе мы всегда в рабочей форме. В далеком прошлом никто и представить не смел, даже в своих самых смелых фантазиях, что из той «замарашки» выйдет прекрасный детский хирург…
‒ Хорошо, только с одним условием. Не расслабляйся в отпуске, будь готова приезжать на сложные случаи по звонку в любое время, ‒ и Павел Николаевич протянул мне заветную бумажку со своей подписью. ‒ С Черновым я решу вопрос, надеюсь, что когда-нибудь узнаю реальную причину твоего отказа в помощи ему, и она будет веской, обоснованной и весьма убедительной. Для меня.
‒ Спасибо, Павел Николаевич, ‒ я была благодарна ему за то, что он пошел мне навстречу.
‒ Беги, давай, не хватало еще, чтобы вы столкнулись в коридоре больницы. Он должен вот-вот появиться здесь. Вот тогда я не смогу найти объективных объяснений твоему поведению.
Я пулей вылетела из кабинета главврача и направилась не к главному выходу, как обычно, а к черному, куда ходили курить наши санитары. Свою машину я припарковала именно там, чтобы избежать любых случайных встреч. Знала, что Антон не смириться с таким положением дел, и обязательно что-то предпримет. Он еще тогда был упертым, никогда не делал ни одного шага назад без нужной на то причины. Он не отступал перед трудностями, что периодически выскакивали на его пути, двигался только вперед и только вверх, для достижения поставленной перед собой цели.
Знала бы я тогда, к чему приведет мой отказ ему, не стала бы убегать и прятаться от него. Ведь он всегда добивается своего. Такие люди, каким он стал теперь, не разбрасывались своими словами…
Глава 9
Две недели спустя…
Ева
Я сидела в кафе за столиком около окна и ждала Даниила. Мне надо было с ним поговорить и попросить у него о помощи. Иначе, у меня ничего не получится. Мне надо искать выход из сложившейся ситуации, и он был пока только один. Я должна найти себе фиктивного мужа. Срочно! Как ко всему этому отнесется Даниил? Я не знала его как человека, имела о нем лишь поверхностное представление. Но кроме него помощи просить было не у кого.
Екатерина Алексеевна позвонила мне два дня назад в конце рабочего дня, и ее слова меня не обрадовали. На мое заявление пришел предварительный ответ — отказ, как она меня и предупреждала в самом начале. Еще и тонко намекнула, что кроме меня на имя близнецов поступил еще один запрос. Больше ничего она передать мне не могла, второе дело рассматривалось строго втайне, но Екатерина Алексеевна была максимально честна со мной и грешила на иностранцев. Если это так, то их заявление будет в приоритете. Не любит наше государство незамужних женщин, будто мы не сможем ничего сделать без крепкого мужского плеча. А как же «коня на скаку остановят, в горящую избу войдут»?
