Цвет греха. Чёрный - Александра Салиева

в белом фартуке и колпаке, обычно добродушный и улыбчивый — сейчас совсем не выглядит таким, скорее грозовой тучей, обещающей возмездие карой с небес. Нет, я конечно, понимала, что получу разнос за свою провинность с опозданием, но… не до такой же степени?!

— Нет, не от него! — с ужасом открещиваюсь от подобной перспективы и только потом понимаю, что формулировка не совсем правильная, да только поздно. — То есть… — собираюсь поправить саму себя, но такой возможности больше не остаётся.

— Ты беременна?!

— А от кого тогда?!

Сразу с двух сторон. Наравне с моим страдальческим стоном, затерявшимся за мужскими голосами. Им, разумеется, этого мало, требуется куда более вразумительный ответ.

— Асия! — требовательно и строго от моего шефа.

— Асия, — тихо, но твёрдо, как скала, от опекуна.

А я…

Не хочу я отвечать им на этот вопрос!

Так неудобно становится…

Да и разве обязана?

Не обязана.

Но они ж тогда сами за меня всё додумают!

Известное дело, в самом незавидном свете, как показывает практика…

— Не беременна я! — восклицаю не менее возмущённо, чем прежде сам господин Якуп.

Тот мне явно не верит. Подозрительно прищуривается, придирчиво разглядывая то меня, то того, с кем я сюда пришла.

— Не беременна, — подтверждаю. — Если только из форточки надуло, — ворчу, наконец, освобождаясь от чужой хватки.

Ещё секунда, другая…

Выдыхают с облегчением все.

— Но замуж за него ты всё равно собираешься? — так и не перестаёт подозрительно щуриться работодатель.

Вот тут я улыбаюсь. Нагло. Без малейшего зазрения совести. И на новый упрёк в глазах бывшего мужа моей матери не обращаю никакого внимания. Слишком уж забавно он выглядит, пребывающий в очередном шоке, будто теперь не я беременна, а он.

А вот нечего было за мной увязываться, тогда бы и страдать сейчас не пришлось!

— Я этого ему не говорила, он сам так решил, — обозначаю для опекуна на всякий случай, приподнимая ладони в примирительном жесте.

А то мало ли…

Вдруг злопамятный?

Господин Якуп, тем временем, новые выводы тоже делает.

— Девочка, а когда ты кушала в последний раз? — подозрительно ласково и елейно протягивает работодатель.

Так и не перестаёт сверлить недобрым взглядом пришедшего со мной, пока на скорую руку накидывает в тарелку часть бараньего кебаба, прибавив к нему овощи и порезанную пополам булку — всё, как я обожаю.

— Давно, — отвечает за меня опекун.

Где-то здесь между этими двоими вдруг образовывается непонятная и очень подозрительная мужская солидарность.

Выпроводить они меня собрались, в общем!

— Тогда возьми это, — всучивает мне тарелку с кебабом, — и пойди, покушай. За какой-нибудь из столиков, — охотливо предлагает господин Якуп.

Судя по тому, что никаких возражений со стороны третьего участника нашего междуусобчика не следует, так понимаю, он тоже не против, очень даже “За”, чтоб я отсюда свалила, их двоих наедине оставила.

Ну, и ладно!

Ну, и пойду…

— Адем. Эмирхан, — слышу уже на границе порога, от бывшего мужа моей матери. — Её отчим.

Мне бы продолжить идти своей дорогой, пусть они дальше знакомятся и всё такое, но…

— Опекун! — поправляю, прежде чем закрыть за собой дверь кухни. — Временный! — вношу немаловажным уточнением.

И да, ухожу. Ни разу не оборачиваюсь, но так и чувствую, каким недовольным может быть провожающий меня взгляд.

А кебаб, как и всегда, воистину вкуснейший!

Я его не на один раз успеваю тщательно прожевать, пока двое мужчин, оставленных мной, непонятно о чём столь долго общаются. Явно же все кости мне перемывают. При мысли о последнем начинаю нервничать ещё больше. А чем больше я нервничаю, тем больше кушать, между прочим, хочется. Настолько, что решаюсь попросить у Эфе ещё один кебаб. Правда, дожевать его я всё-таки не успеваю. На столике передо мной появляется стакан апельсинового сока. На шум стеклянного дна, столкнувшегося с деревянной поверхностью я и отвлекаюсь, осознавая, что бывший муж моей матери возвращается. Усаживается напротив. По непроницаемому выражению лица так сразу и не разобрать, о чём они разговаривали.

— И? — интересуюсь напрямую. — О чем вы разговаривали?

На губах мужчины расцветает добродушная усмешка.

— Уж точно не о твоей беременности и будущем замужестве, — отзывается он.

Спокойнее от этого не становится ни на секундочку.

— И о чём же тогда? — не сдаюсь.

А он не спешит делиться подробностями. Не только стакан сока для меня приносит с собой. Неспешно раскрывает ещё одну — прихваченную с собой коробочку, внутри которой вполне знакомый мне стритфуд из мидий, начинённых рисом и специями. Прежде, сколько бы раз не видела, как готовил нечто подобное господин Якуп, да и сама подавала посетителям, не задумывалась даже, насколько это может вкусно или же наоборот. Но теперь, когда сидящий передо мной… он же не станет это есть? Вот здесь. На улице. Вот так. Весь такой в одежде, которая стоит наверняка, как три таких кафе. Или пять. Ведь такие, как он — те, кто живёт в шикарных домах и ездит на столь бесстыдно дорогущих тачках, обычно… Станет. Ещё как. Пока мои глаза округляются сами собой, мужчина с видимым энтузиазмом поливает мидии лимонным соком, выдавливая тот из прилагающихся к блюду тонко нарезанных долек, и совершенно не помнит про мой вопрос.

— И о чём же тогда вы разговаривали? — напоминаю.

И вот лучше бы не спрашивала!

— О том, что ты больше здесь не работаешь, — только и сообщает опекун, с аппетитом поглощая свою порцию мидий.

Что сказать…

Вполне закономерно.

Хотя менее обидно от этого не становится!

Вот и помалкиваю все последующие минуты, пока сидящий напротив заканчивает свою трапезу.

— Но если тебе здесь так нравится, можем заезжать сюда иногда, после твоей учёбы, — великодушно добавляет бывший муж моей матери, прежде чем оставить в качестве оплаты несколько купюр на столе, а затем подняться на ноги. — Здесь действительно вкусно, — улыбается с самым довольным видом, протянув мне ладонь в