я ни о чем не собиралась, поэтому сказала спокойно, но холодно:
— Если ты меня ударишь, Борзов, это ничего не решит. Ты просто станешь первым мужчиной, который это сделает. Но тогда не удивляйся, что я перестану тебя считать мужчиной.
У водителя изумленно взлетели брови… и тут же опустились. Он вильнул на трассе в сторону, обгоняя какой-то пикап, и предостерегающе зыркнул на меня в зеркало.
Ясно, значит, с этим Ярославом никтотакне разговаривает. Что ж, я бы тоже не стала, видит небо, если бы этот разговор не предопределял мое будущее.
— За кого ты меня принимаешь?! — прорычал.
— За того, кем ты являешься, — ответила, — грубый тип с необоснованно раздутым самомнением.
— Необоснованно? — руки уперлись в переднее сидение. — Да что ты знаешь обо мне, Мышь? Ты не захотела даже имя мое узнать до свадьбы! Это у кого оно еще раздутое!
И не хотела, а пришлось посмотреть на него.
— А ты? Чтотыузнал обо мне, кроме того, что я дочь Павла Юрьевича? Размер приданного невесты? Отец сказал, что оно приличное. Тебе точно на всю жизнь хватит, мне ничего не нужно. И еще… меня зовут Марина, если ты все-таки предпочтешь угрозам нормальное общение. Останови машину, прямо сейчас. Мы еще можем договориться.
— Нет!
Мы проехали, наверное, несколько километров, прежде чем я спросила, удерживая черный взгляд своим:
— Так значит, Борзов, я мышь для тебя? Всего-то?
Он не смутился, да я и не ждала.
— Сама виновата, — холодно бросил. — Я предупреждал, что терпеть не могу истеричных баб! Не вздумай сейчас закатить истерику. Ты едешь в мой дом, точка! И будешь делать, что я скажу…
Не знаю, чего он ожидал. Может, и вправду того, что я осознаю свое положение и замолчу? Или разревусь, впечатлившись тем, как напряглось его сильное тело под дорогой рубашкой, и каким властным мужем он выглядит перед своим другом, поигрывая передо мной мускулами?
Господи, из огня да в полымя! И как я сразу не поняла?
Мой отец поймал меня на этот брак, как глупую рыбку на крючок, пообещав призрачную надежду! Он никогда и не собирался меня отпускать!
Что ж, надеюсь, хоть Борзов не прогадал и выторговал себе хорошую прибавку к приданному, иначе разочаруюсь в нем, вот честное слово…
Нет, я не разревелась. Я рассмеялась. Напряжение за этот длинный день стало так велико во мне, что сейчас отпускались все пружины. Когда-то для Сашки я была Солнцем, его ясноглазой Маринкой, а теперь превратилась в мышь. Такую же серую, как мое настоящее.
Я сняла очки и отвернулась к окну.
— Что ж, пусть так и будет. Мышь! Меня устраивает.
Ярослав
Я сидел в машине Игоря, сцепив зубы и стиснув руки на коленях в кулаки с такой силой, словно собирался войти в клетку или видел перед собой Савицкого. И продолжал проклинать свою удачу.
Твою мать! В такое дерьмо я еще не влипал. Теперь у меня есть жена и все оказалось хуже, гораздо хуже, чем я мог себе представить! Еще не закончился первый день рядом с этой девчонкой (иначе я ее не мог называть), а она уже довела меня до белого каления!
Работает она… Квартиру захотела снять отдельную… Фамилия ей моя и рожа не нравятся. Я думал, что она умнее. Во всяком случае не круглая дура, раз уж оказалась дочерью Корнеева. Хватит с меня и тех слухов, что уже поползли по городу, чтобы добавить к ним новые. Посмешище сделать из себя я никому не позволю! Будет жить по моим правилам и в моем доме. Точка! Разве не этого хотел ее папаша? Так какого черта делать вид, что она не в курсе его желаний? Нет, Корнеев получит семью и картинку благополучия. Они все получат! А что будет внутри семьи — никого не касается. Как мне жить, я решу сам, и плевать на желания Мыши.
Но девчонка зацепила. Она оказалась не только с норовом, но еще и острой на язык. Разыграла тут оскорбленное благородство. Неужели она, и правда, думала, что я ее ударю?!
Хотя, глядя в серые холодные глаза, не желающие меня видеть, мне хотелось. Да, хотелось! И не знаю чего больше — сломать ее, подчинить или унизить, так же, как меня унизил ее отец.
Упрямица! И ведь не разревелась, когда я был груб с ней. Анжелка бы уже в ногах ползала, вымаливая прощение, а это только нос задрала и отвернулась, демонстрируя фарфоровую шею и гордый подбородок. Словно я последний плебей, не достойный ее взгляда.
Ну, ничего, справлюсь. Будет у меня ходить шелковая и незаметная, как тень. Вымаливать у «грубого типа» внимание. Я ее научу со мной считаться.
Игорек такого обращения со мной не помнил, и тоже от изумления глаза распахнул, да зубы оскалил. Правда, вовремя опомнился. Будет скалиться — выбью нахрен, он это знает, потому и отвернулся.
Злости внутри кипит столько, что ее не усмирить. Собачий день! Гребаным монахам его в зад! Теперь, чтобы отпустило, осталось только напиться до потери памяти или кого-нибудь затрахать.
Черт, но не Мышь же. Видеть ее не могу! Впрочем, она тоже вряд ли строит планы насчет первой брачной ночи, иначе бы не просила ее отпустить.
Прекрасно же у нас начинается семейная жизнь!
Судя по тому, что моя женушка вычудила возле машины, она не понимает, что обратной дороги нет и теперь мы связаны оба. И в лучшем случае до смерти Босса, а он еще слишком цепкий и жилистый, чтобы вскорости отдать концы, так что придется учиться жить вместе. И считаться с моими желаниями, потому что узами верности я себя связывать не собираюсь!
Но больше смеха разозлил взгляд умных глаз девчонки, который будто сказал, что она видит меня насквозь и я не стою ее мизинца. Тем лучше, не придется из себя никого изображать. Я такой, какой есть, и да, сейчас она для меня Мышь. Нелюбимая и нежеланная, но теперь жена, так что придется ей привыкать и ко мне, и к моему характеру. А если не нравится, то пусть предъявит претензии отцу, а я свое обещание выполню — дам ей дом, семью и защиту, а вот сердце оставлю себе. Хватит с нее и этого!
— Приехали, молодые! А вот и дворец услады! Ну, горячей вам ночки, Борзовы, и пуховых простыней. Совет да любовь!
