понимаешь, тоже прицепом пошла бы. Вот я и дал ему адрес, чтобы он сам «проверил» мою теорию.
Мне требуется время, чтобы переварить услышанное.
— Доказательства есть?
— Да толку, что они есть, Алан. Думаешь, твой тесть допустит, чтобы имя любимой Диночки светилось в криминальной хронике?
Здесь Ян полностью прав. Я слишком поздно понял, в какую паутину попал, согласившись на этот брак.
— Даже, если Руслан даст чистосердечное, что взял из дома деньги и побрякушки по просьбе матери, его просто не примут во внимание. И ещё. Я бы на твоём месте всё-таки не выпускал его пока из дома. На всякий случай.
— Как ты себе это представляешь?
— Молча, — получаю любимый ответ Батурина. — Домашний арест. Точка. И телефон отобрать на время.
У Батурина всё либо просто, либо молча — третьего не бывает. Только дети сейчас не такие как мы. Это мы по первому требованию отца выворачивали карманы. Сейчас это называется — нарушение личных границ.
Хлопаю ладонями по коленям и резко встаю. Это в сказках утро мудренее вечера, а в жизни не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
Руслан лежит в той же позе. Наушники сброшены на пол. На моё появление сын никак не реагирует. Подхожу и сажусь рядом.
— Так тебе мать звонила? — задаю вопрос, совершенно не надеясь услышать на него ответ.
— Да. Попросила привезти её украшения и деньги, — звучит бесцветным голосом. Рус садится рядом и поджимает по-турецки ноги. Смотрит прямо перед собой в только ему видимую точку
Всё действительно просто, а я наивный осёл.
— Что было потом?
— Ничего. Их у меня отобрали, — сын отвечает не сразу. — Я ведь думал, что ты реально перегнул, что она действительно страдает от горя, хотел ей помочь, а она… — в голосе Руслана сквозит не только разочарование, но и боль, ведь к матери он был привязан. Можно сказать, боготворил. Она была для него идеалом.
Однако этот идеал использовал собственного сына, лишь для того, чтобы только выставить меня в неприглядном свете.
— И что теперь делать? — спрашивает Рус, чувствуя вину за свой поступок.
— Для начала навести порядок в своей комнате. У Надежды до понедельника выходные, а никого постороннего я пускать не буду. Школу придётся пропустить.
— У меня АКРки[1], пап.
— Думаешь черепно-мозговая лучше? Яна может не оказаться рядом.
[1] АКР — административная контрольная работа.
— Я бы никогда не нанесла вред Руслану! — истерично орёт Динара.
Отодвигаю гаджет и держу его на расстоянии. Замечаю жест Батурина, показывающего, чтобы я был аккуратен в выражениях на случай использования записи этого разговора и с другой стороны.
— И, тем не менее, ты это сделала, — отвечаю совершенно спокойным тоном.
Сегодня утром я отослал Виталию Артёмовичу, отцу Динары, парочку нарезок из видеозаписей, так предусмотрительно сделанных Яном. Тесть перезвонил сразу же, и у нас с ним состоялся не самый приятный разговор, в котором я чётко обозначил своё единственное желание, точнее, нежелание оставаться в браке с его дочерью.
Да, я с самого первого дня мечтаю получить свободу, и сейчас у меня есть ужасно уважительная причина для этого. Так пусть родственничек поломает голову, как ускорить процесс, чтобы эти «весёлые картинки» больше никуда не попали.
— Это было подстроено! — моя жена, практически уже бывшая, переходит на визг.
— Хочешь сказать, что и любовника, которого ты… так смачно пробовала на вкус, тебе тоже «организовали»? По многочисленным просьбам, видимо.
Ловлю одобряющий кивок Яна. Друг поднимает вверх большой палец.
— Ты ничего не докажешь, — шипит на меня благоверная, но укусить уже не может. — Отец в порошок тебя сотрёт.
А это уже угроза, и я вижу, как Ян довольно усмехается. Это Батурин тоже «пришьёт» к делу, если понадобится.
— Не сотрёт. А вот на тебя, дорогая, — вкладываю в обращение столько обратного смысла, что оно отражает моё истинное отношение к этой женщине, — уже достаточно материала, чтобы лишить родительских прав. Аморальное поведение рядом с общественным местом, где, между прочим, гуляют несовершеннолетние дети, координация кражи, организация нападения на собственного сына, тоже, кстати, несовершеннолетнего… Дальше перечислять?
— Я тебя ненавижу! — выплёвывает Динара с нескрываемой злостью, отражающей её настоящую сущность, и я буквально чувствую, как через динамики мерзкими парами сочится яд.
— Наши чувства, наконец, взаимны. Если у тебя всё, мне нужно работать, — хочу закончить этот бессмысленный разговор.
— Стой! Я хочу поговорить с сыном! — выпаливает, хватаясь за последнюю соломинку.
— Разговаривай. Никаких препятствий у тебя нет.
— Но ты не пускаешь меня домой! — Динара снова увеличивает частоту звуковых колебаний, приближая их к ультразвуку.
Игнорирую жалкую попытку надавить на мою совесть.
— Ты можешь воспользоваться услугами сотовых операторов. Телефоны предназначены именно для этой цели.
— Руслан не отвечает на мои звонки!
И я его прекрасно понимаю. Однако здесь я ничем помочь не могу.
— Это только его решение, и к нему я не имею никакого отношения. До встречи в суде, дорогая.
Несмотря на проклятия, сыплющиеся на меня через динамики, отключаю связь, испытывая при этом неимоверное облегчение.
Ян сидит в кресле и не скрывает зевоту.
— Ты бы поспал, — советую другу.
— С тобой поспишь, — жалуется на свою почти круглосуточную работу.
— Ян, я очень тебе благодарен, но ты мне нужен отдохнувший и с максимальной работоспособностью.
— Я в норме, — небрежно отмахивается Батурин. — Ты серьёзно планируешь лишить её родительских прав? — спрашивает, снова широко зевая, и поднимает на меня осоловелый от усталости взгляд.
— Пока только пугаю. Но будет рыпаться, даже раздумывать не стану. Всё, что мне нужно, это штамп в паспорте о разводе.
— А Руслан?
— А что Руслан? Он уже в состоянии сам принять решение, с кем будет проживать.
— Это понятно. Я к тому, что тебя в основном не бывает дома, Мир.
Делаю глубокий вдох. В этом Ян прав — я далеко не самый идеальный отец. Я старался как можно чаще отлучаться из дома, потому что слишком долго находиться на одной территории с Динарой было выше моих сил. Но сейчас, когда её нет рядом, мне уже легче дышать.
— Думаю, что теперь мне не понадобятся частые разъезды.
— Ты решил осесть? — голос Яна звучит скептически, а я в этот момент почему-то вспоминаю Ясмину и Кнопку.
Отворачиваюсь, чтобы скрыть свои эмоции, и подхожу к окну. Смотрю на пустую лужайку перед домом, и в груди всё сжимается тугим комом.
Ведь у нас всё могло быть совсем по-другому…
Я так ничего и не узнал о ней больше. Но даже, если Яся счастлива в браке, я хочу хотя бы
