— Итак, — Настя отпила чая. — ты пригласил меня, чтобы извиниться? Мир, дружба, жвачка? — усмехается она.
— Я набросился на тебя утром в номере, а это неправильно. Тем более ты плохо себя чувствовала. — я прервал разговор, так как принесли оставшуюся часть заказа. Подождал пока официантка уйдёт и продолжил: — Тогда я винил тебя за то, что ты разрушила мою жизнь. О нет, конечно же, ты этого не делала, — поспешно заверил я её и не солгал. У меня хорошая жизнь. Удачная карьера. Ничто не разрушено, скорее потускнело. — У меня всё отлично. В целом я счастлив.
— Ты это уже говорил.
— Просто, когда я увидел тебя в вестибюле отеля, я снова начал винить во всём тебя. — уголки губ непроизвольно растягиваются в ухмылке. — Правда в том, что ты ушла. И у тебя, должно быть, нашлась веская причина для этого. А мой выпад — это просто задетая гордость. — Ну, и конечно же, раненое сердце.
— Понятно. — тихо проговорила Настя и потянулась за кружкой с чаем.
Она что, прячется за кружкой, которая к тому же слегка подрагивает? Видимо, у Насти дрожат руки. Неужели она расстроена больше, чем хочет показать?
— У тебя же была веская причина, да? — спрашиваю я и замираю, в ожидании ответа.
— Да, Денис. — Настя ставит кружку на стол, чуть резче, чем надо. — Причина была, клянусь тебе. И я знаю, что причинила тебе боль, хотя на самом деле просто хотела уберечь тебя от ещё большей боли.
И снова между нами повисло молчание. Я понял, что она не собирается вдаваться в подробности. Демонстративно взял вилку и подцепив немного салата, отправил его в рот, абсолютно не чувствуя вкуса. Неловкость и напряжение способны уничтожить любой вкус. Я многое отдал, чтобы между нами всё стало намного проще. Но… вероятно, этого никогда не будет.
Съев половину блюда, я заметил, что Настя так и не прикоснулась к еде. Подняв взгляд, я увидел в её глазах слёзы. Плачет? Стася? От этой картины моё сердце замирает и внутри всё стягивается в узел. Она редко плакала. Почти никогда. Я видел её плачущей всего два раза. Один раз, когда мы расстались. И ещё один на Новый год, когда её мама собиралась приехать к нам, но не смогла.
Настя росла независимым ребёнком матери-одиночки и не привыкла проливать слёзы. И то, что сейчас она так близка к тому, чтобы расплакаться, выбило меня из колеи.
— Стася. — прошептал я и протянул руку, игнорируя собственную гордость. — Прости. Я не хотел тебя расстраивать.
Она качает головой, и две слезинки срываются с её глаз и катятся по её щекам. Настя шмыгает носом и откашливается. Тянется за салфеткой, чтобы промокнуть глаза. Хочется её прижать к себе, поцеловать в губы, в лоб. Глушу в себе этот порыв. Не тороплюсь. И даю ей немного времени прийти в себя, отдышаться.
— Это как-то связано с твоим уходом? — от нерешительности у меня перехватывает горло.
— Я не могу об этом говорить. — Выдыхает она. — Во всяком случае, не здесь.
Её глаза умоляют сменить тему. А я не могу. Не сейчас. Мне нужно кое-что узнать. То, что не даёт мне покоя с того самого ужасного весеннего дня…
— Стась, был кто-то ещё? — произношу я, глядя ей в глаза. — Ты разлюбила меня, потому что полюбила кого-то другого?
Настя резко подрывается со стула, хватает куртку и выбегает на улицу, оставив меня одного. С минуту я сидел, молча смотря на пустой стул напротив, и не мог понять, что мне делать. Бежать за неё? Может, этот побег — своеобразное молчаливое признание? А вдруг она сожалеет? Что тогда? И потом, нельзя убегать, не заплатив по счёту. Налички у меня с собой нет, поэтому пришлось ждать официанта. Извинился, называется. Сгладил воскресное расставание. Хотел, как лучше, а только ещё больше всё запутал…
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я расплатился и направился на улицу. Я даже не надеялся увидеть Настю. Поэтому я достал телефон, чтобы отправить ей сообщение, но тут же передумал. Обычно я принимаю решения и выполняю их без раздумий. Человек-действия, так сказать. Но с Настей всё не так…и почему?
Засунув руки в карман, я пошёл по улице к автостоянке на другом конце парка. Я почти дошёл до музея, когда увидел, как мелькнул её шарф — ярко-синий в бело-сером свете дня. Настя шла, обхватив себя руками, словно защищалась от холода. Или чего-то ещё. Я снова расстроил её. И я понимаю, что единственный способ прекратить всё это и жить дальше, — выяснить уже все подробности. Раз и навсегда.
Пусть ответит мне на мои вопросы и дальше спит спокойно.
От этой мысли у меня образовывается большущий плотный ком и перехватывает горло, сердце бешено начинает колотиться, и я бросаюсь её догонять.
Анастасия
«Ты полюбила кого-то другого…»
Я съёжилась от холода, и шла по снегу не зная куда. Просто вперёд. Просто куда-то. И на улице не очень-то холодно. Это скорее холод внутри. Скамейка. Беседка. Может, присесть, остановиться? Только холодно сидеть. Хотя чуть-чуть, пока не так много людей на улице. Все предпочитают прогуливаться по магазинам, либо сидеть в тёплых кафешках или кататься на лыжных склонах. В общем, нужно просто идти дальше и позволить зимнему холоду выморозить из головы мысль, что по мнению Дениса, я могла ему изменить.
«Полюбила другого…»
Я! Которая любила его с первого дня нашего знакомства в школьном классе. Я! Которая никого не подпускала к себе близко и, что скрывать, так и не подпустила до сих пор. Я… я… Хотя с другой стороны, а что ему оставалось думать, если я так и ничего не объяснила? А со стороны, наверное, так и казалось. Я пропадала в больнице, замкнулась в себе, и постепенно решила отдалиться от него. Любой бы заподозрил измену. Как можно винить его за это? Но, сердцу всё равно до доводов рассудка. Сердцу больно, что он так мог вообще подумать. И по щеке медленно стекает жалкая капля.
Очередная беседка была пуста. Это и понятно: в такой холод немногие отважатся проводить время в ней. Во всяком случае, не я. Я лишь рада холодной погоде за моё уединение. Мне нужно чуть освежить голову от мыслей…
— Настя!
Я вся напрягаюсь. Сердце, как и я, на мгновенье замирает. Стенки лёгких больше не выталкивают воздух. Можно было не сомневаться, что он пойдёт за мной. На этой неделе от него просто невозможно отделаться. Я почувствовала невыносимую тяжесть внутри. Ничего не поделаешь, пришло время всё ему рассказать. Это единственный способ обрести покой для всех нас. Годы, проведённые вдали от него, просто позволили мне отодвинуть воспоминания на задний план. Будто ничего и не случилось. Я научилась жить настоящим, игнорируя прошлое.
Теперь больше невозможно отодвигать это. Отрицание — плохой выход.
Я услышала его шаги по ступенькам беседки. Он подошёл к скамейке и тяжело опустился рядом со мной. Ничего не сказав. Просто сел, упершись локтями в колени. И, наверное, думал о том же, о чем и я.
— Никого не было, Денис. — говорю как можно равнодушнее. Посмотрела на озеро и вздохнув, добавляю:. — Больше никого не было. Клянусь. Я никого не любила. — Мой голос всё же срывается и слегка дрожит. — Я никого не любила, кроме тебя.
— Получается, я дурак, — со свистом выдыхает он. — Что всё это время думал так?
— Нет. — качаю головой, по-прежнему не глядя на него. — Просто не зная правды, людям свойственно придумывать. — вздыхаю и практически шепчу: — Я начинаю сомневаться, правильно ли поступила…
— Ты имеешь в виду расставание? — разворачивается Денис всем корпусом ко мне и смотрит на меня.
— Нет. — я продолжала осматривать парк, боясь глянуть ему в глаза. — Я имею в виду то, что должна была признаться тебе. Рассказать об истинной причине расставания.
Парк выглядел пустынным, не считая парочки, прогуливающейся вдалеке. Денис, молча, ждал моего признания. Наконец я набрала побольше воздуха в лёгкие и взглянула на него. По его скулам гуляют желваки. Он выглядит таким несчастным. Не злым и не грустным. Именно несчастным. Пришло время признаться и сказать-таки правду.
— Денис, мне так много надо сказать тебе. — прячу руки под бедра и смотрю прямо ему в глаза. — Объясниться. Если сможешь выслушать меня и не перебивать, это будет хорошей помощью мне. Думаю, я должна рассказать всё от начала до конца, чтобы ты понял.