низкопробную еду, которую дети называют "едой богов".
Когда я стучусь в дверь, то слышу голос ее дорогой мамы, Сью-Эллен, рассказывающей ей сказки на ночь.
— Можно войти, Клэр?
— Это твой дом, — бормочет она, и я слышу, как она плачет.
Я открываю дверь и вхожу в комнату, которую, как я помню, Сью и Дерек довели до ума, чтобы украсить ее. Я улыбаюсь воспоминаниям о том, как узнал, что у моих лучших друзей будет ребенок. Боже, мы сами были еще детьми.
Я ставлю тарелку на тумбочку рядом с ее массивной кроватью с балдахином. Клэр выглядит такой маленькой в ней. Ее глаза опухли от слез, но они загораются, когда она видит, что лежит на тарелке.
Она хихикает, приподнимаясь на кровати.
— Тосты с корицей? Правда?
— С дополнительной порцией сахара и масла, — говорю я ей. — Мне нужно извиниться перед тобой, Клэр.
— За что? — Она вздыхает и откусывает кусочек. То, как она облизывает губы, заставляет меня отвлечься от первоначальной причины, по которой я пришел сюда.
— Моя мама рассказала мне кое-что из того, что она сказала тебе, и она не имела права…
— Она права, понимаешь? — Говорит Клэр.
— В чем именно? Если ты думаешь, что твой отец использовал меня в каком-то смысле, форме или виде, ты ошибаешься, а моя мать понятия не имеет, о чем говорит. Твой отец однажды спас мне жизнь. Мы были детьми, подростками, и мне было очень плохо после развода родителей. Между ними было столько дерьма.
Она опускает тарелку и гладит меня по лицу.
— Нет, не о моем отце. О том, что тебе пришлось прекратить свою жизнь, потому что ты должен был заботиться обо мне. Ты не ходишь на свидания. Ты никуда не ходишь. Все, что ты делаешь, это работа. Разве ты не скучаешь по плюсам отношений с женщиной?
Клэр перемещает руку к моей челюсти, поглаживая подбородок, пока ее большой палец не касается моих губ. Я чувствую вкус сахара с корицей, когда она раздвигает мои губы, чтобы я мог пососать ее большой палец. Звуки, доносящиеся из ее горла, меняют направление разговора. Она притягивает меня к себе и смотрит мне в глаза, а затем опускает взгляд на мои губы. Когда она проводит языком по губам, я не могу удержаться от поцелуя.
Я снова поддаюсь своему вожделению, потребность поглотить ее и защитить переполняет меня. Я ненавижу это чувство — быть мужчиной, который не может контролировать себя, когда женщина его мечты гладит его лицо.
Наши рты, прижавшиеся друг к другу в ее спальне, разжигают между нами страсть, которой не должно быть. Она точно знает, что нужно сделать, чтобы заставить меня проигнорировать все доводы разума, и я готов выполнить ее просьбу. Она же не тянется сейчас к моему члену.
Клэр проводит ногтями по моей коже головы, прижимает меня к себе, перебирая мои волосы и раздвигая для меня ноги в одной лишь длинной футболке. Я чувствую запах ее сладкой киски, зовущей меня, манящей показать ей, на что похоже настоящее извинение с моей стороны. Я должен это сделать, чтобы остановить то, что я действительно хочу с ней сделать.
Я отстраняюсь от нашего поцелуя и отталкиваю Клэр назад, хватаю ее за ноги, чтобы развести их в стороны и лечь между ними на живот. Боль от борьбы моей эрекции с матрасом не дает мне сосредоточиться на том, что находится передо мной. Мягкий бугор плоти так сладок, как я себе и представлял, когда провожу языком между ее складок.
Чувствуя, как ее пальцы перебирают мои пряди, я закрываю глаза и шепчу в ее киску.
— Прости меня, Клэр. Ты нужна мне. Мне так жаль.
Сомневаюсь, что она слышит меня за собственными стонами удовлетворения, когда мой язык доставляет ей оргазм, от которого ее плечи выгибаются назад, а бедра бьются о мое лицо. Она двигается так, будто мой язык может трахнуть ее, но я могу сделать только столько.
Мои губы захватывают ее клитор, посасывая его, целуя, лаская языком, пока я просовываю один палец, а затем и другой внутрь ее сжимающихся стенок. Ее дыхание учащается, она задыхается от коротких вдохов, которые вскоре сменяются дрожью ее бедер.
Когда я убедился, что она удовлетворена, я отодвигаюсь от ее киски. Обычно в своих фантазиях я задираю ее футболку, чтобы обнажить эти пышные сиськи, обнажая соски, которые можно пососать, пока я вытаскиваю свой член, чтобы наказать ее за то, что она заставила меня нарушить полосу воздержания. Я хочу разнести ее киску так, чтобы мы оба поверили, что она принадлежит мне.
Сдержанность возвращается, чтобы заставить разум взять верх. Я нежно целую Клэр в губы, ощущая сладкий сахарно-коричный привкус еды, которую я приготовил для нее.
— Спокойной ночи, Клэр, — говорю я ей в очередном целомудренном поцелуе.
— Подожди, разве ты не собираешься остаться на ночь, Джулиан? — Спрашивает она с таким беспокойством и страхом в глазах.
— Все слишком изменится между нами, если я это сделаю. Переступить эту черту, Клэр? Назад дороги нет. Во мне есть кое-что, чего ты не знаешь, что заставит тебя взглянуть на меня по-другому. Не думаю, что я готов к тому, чтобы ты так на меня смотрела.
Я целую ее в лоб, прежде чем отступить, моя эрекция угасает, а сердце Клэр разрывается из-за того, что она отправилась в постель одна.
КЛЭР
То, что Джулиан заставляет меня чувствовать, заставляет все мое тело молить об освобождении. Мне нужно что-то, что заставит эту энергию исчезнуть. Моя грудь напряглась, а киска умоляет о его прикосновении. Я сползаю с кровати и направляюсь в душ, надеясь смыть с себя похоть.
Ванная комната великолепна: бежевый и белый кафельный пол. Большая белая дубовая тумба с зеркалом, в котором видна краснота моего лица и припухлость глаз. Я снимаю длинную футболку, смотрю на свое тело в зеркале и думаю, будет ли оно еще полнее. Моя грудь слишком мала. Мое тело не имеет и близко тех изгибов, которые есть у Бонни и Фионы, как у женщин постарше.
Но если я нравлюсь Джулиану, значит, я должна быть в порядке с тем, как я выгляжу, верно?
Я не хочу снова плакать. Я запрыгиваю в массивный душ с дождевой лейкой и форсунками для тела. Одна из них прикреплена к шлангу, который я люблю использовать, когда мою волосы, но когда Джулиан требует мое тело, мое воображение берет верх. Я вытаскиваю стальную душевую насадку из
