качеством, и с Костиным авторитетом, и с его же крепким словом. У нас нет долгов перед государством. Мы законопослушные граждане. Чёрт! Зачем я всё это тебе говорю? Бывшему смотрителю за общественным порядком. Ромка, хотя бы на неполный день, но только чтобы здесь, под Костиным присмотром.
— Не вижу связи, — вскакиваю, как ошпаренный, отодвигая резко кресло. — Не разговаривай со мной, как с идиотом.
Фрол тяжело вздыхает и по-жеребячьи забирает носом воздух:
— Нет понятия «удалённая работа», Ромка. Для нас его не существует. В уставных документах чётко прописано, чем мы владеем и на что имеем право. Нет такого, пойми. «Дистанционное исполнение обязанностей», потому что «я не могу находиться на рабочем месте», тоже не проходит. Это всё нежизнеспособно и было до сегодняшнего дня вынужденным и, если тебе угодно, транзитным. Босс давал ей время, но оно вышло. Слишком долго…
Сука ты, Фролов!
— Она работает, — таращусь на стену за его спиной. — Твоя идея?
— Что?
— Повторяю ещё раз, Оля работает, как вол. Она тянет всё, что Костя ей даёт. Моя жена способна самостоятельно держать эту богадельню на плаву.
— Никто этого не отрицает. Богадельню? Красов удивится…
— Сексот!
— Я просто…
— Нет. Я сказал!
— Ром, её никто не будет ни о чём расспрашивать, никто не станет наведываться в кабинет, а если ты прикажешь, то и смотреть в её сторону никто не посмеет. Но отдел без начальника, который, как сапожник, бухает и неконструктивно действует, развалится. Она не общается с подчиненными, зато названивает Красову и пересылает материалы. А что насчет корпоративной тайны?
Он обалдел?
— Нарекания, претензии к её проектам есть? Ты что-то ей вменяешь?
— Я хочу, чтобы Юрьева Ольга Алексеевна находилась на своём рабочем месте и выключила режим самоуничтожения. Она тянет вас на дно, старик.
Охереть, какой сучий вздор!
— Сегодня пятница?
— Что? — теперь Фролов тушуется с ответом и вопросом, тянет время и странно заикается. — Какое отношение к тому, что я сказал, имеет день недели?
— У вас с Костей стрелка в его кабинете?
— Свидание! — выдохнув, он возится в кресле, как обкуренная гусеница Льюиса, мать его за ногу, Кэрролла. — Вот же сука ты, Роман Игоревич.
— Перетрите дела, обмозгуйте ситуацию, разгадайте парочку кроссвордов, а мой рабочий день закончен.
— Ты услышал?
— Но через слово понял.
— Последний шанс!
Это Саша зря сейчас сказал.
— Ты! Ты… — специально убавляю громкость, чтобы угрожающе звучать. — Пиздабол грёбаный. Писюша — любитель точных определений. Напомни недоразвитым ментам, что означает словосочетание «последний шанс», которое ты пёрднул, по-видимому, не подумав. Не женат? — навытяжку становлюсь и задираю нос.
— Юрьев…
— Ты ведь холост, — злобно морщусь. — Ни за кого ответственность не несёшь? Какого хрена я спрашиваю, если и так всё знаю. Ха! Ха-ха, пожалуй! Новая неделя — новая сука. Да?
— Лихо, Юрьев, очень…
— Я расскажу тебе про сраный «последний шанс» при других обстоятельствах, когда придёт подходящее для этого время.
— Интересно-интересно? — скалит зубы Фрол, по-прежнему демонстрируя мне свой гордый профиль.
— Когда захаркаешься кровью, наблюдая за тем, как разлагается твоя никчемная жизнь, когда начнешь протягивать руку, умоляя о жалкой помощи, когда ни одна…
— Я об этом и говорю, Роман. Именно об этом! Ты погрузился вместе с Ольгой в грязь и не желаешь оттуда выбираться.
— Закрой рот!
Тем более если ничего не знаешь.
— Но запомни, когда ты хлопаешь по заднице или носу мою жену, то получаешь незамедлительно по яйцам. Дошло, писюша? Если нет, так я повторю. Она выйдет тогда, когда посчитает нужным.
— Блядь, да не в этом дело, — Сашка поднимается и наконец-то, повернувшись, становится ко мне лицом. Фролов держит руки в карманах брюк, покачивается, переступая с пяток на носки, подергивая плечами, поправляет светло-серую костюмную жилетку. — Я… Я… — он сильно давится и заикается. — По-с-с-слушай… Никто ни о чём не вспоминает… Что было, то прошло! — боднув башкой, с кривой ухмылкой добавляет. — Я педалирую ситуацию дальше, но действую с хитрецой и не налегаю на Котяна. Он какой-то нервный стал. Наверное, вирус Юрьевой попал к начальству в чай.
— Прощай! — разворачиваюсь и заношу ногу, чтобы сделать первый шаг по направлению к двери.
— Ромка?
— Что? — стою к нему спиной.
— Считаешь, что я недостоин знать правду?
— Изъясняйся чётче, — расправляю плечи, разминая шею.
— У неё проблемы с сексом?
У нас с этим нет проблем…
Так я повторяю каждый божий день. Рассматривая собственное отражение в зеркале, повторяю, цитируя на память чьи-то заповеди. Но сколько не говорю, не заклинаю, в том ни черта не убеждаюсь.
«Зайти или не зайти?» — таращусь на закрытую дверь в кабинет начальства.
— Твою мать, — с закрытыми глазами шепчет Красов. — Обалдел, что ли? В чём дело? — теперь выпучивается на меня, кивая и подпрыгивая одновременно. — Подслушиваешь? Стоишь под дверью? Ты чего?
— Есть разговор, — заглядываю в кабинет через его плечо.
— Будто я могу отказаться, когда начбез, великий Ромка Юрьев, решился посекретничать. Есть проблемы?
Вот ты мне и скажи, начальник!
— Это касается Оли, — сильно скашиваю взгляд, опускаю голову и рассматриваю пространство за моей спиной, перегибаясь через бок.
— Проходи, — Костя выставляет себе за спину руку.
Я помню, как попал к нему. Мне была нужна работа, от которой я бы не сходил с ума и не попадал в состояние прострации. Ольга привела меня сюда. Жена работала на Красова, хотя была с ним двадцать лет назад и не знакома.
Сейчас трудно подсчитать или просто, наобум, сказать, сколько лет мы знаем что-то друг о друге. Впрочем, и назвать нас закадычными друзьями можно с довольно-таки большой натяжкой. Скорее, хорошие приятели, имеющие стабильные, очень ровные и без эмоциональных пиков отношения. Тридцать? Нет, скорее двадцать восемь. Или всё же четверть века?
Красов окончил тот же институт, что и Лёля, только на три года раньше. Один факультет, общие преподаватели и такой же род занятий. Костя — архитектор, как и моя жена. Она устроилась к нему, когда Красов решил занять освободившееся место на полочке строительного рынка. Жена начала, как и все, с низов, а за небольшой срок, как это ни странно, дошла до полноценного руководителя. Десять лет назад Ольга возглавляла проектировочный отдел, каждый из сотрудников которого очень круто «рисовал». А теперь моя Лёля тухнет дома, ртом хватая жадно воздух, а сюда совсем не кажет глаз, прикрываясь нестабильным эмоциональным фоном, но народец, как оказалось, жаждет видеть директрису, чтобы на толстой перекладине повесить, предварительно отстегав вымоченными в соляном растворе розгами. Нас люто ненавидят, а местная богема жаждет крови младших Юрьевых, как будто того, что было, голодающим вампирам не хватило.
— Как дела? — Костя
