компании алкоголя и горячих кисок.
Я тихо усмехаюсь и дергаю головой.
— Действительно. Ничего нового. Я могу тебя поддержать только бутылкой безалкогольного.
Смайл закидывает руки на спинку дивана.
— От девочек ты тоже отказался? Может, тебе в горы податься, к тибетским монахам?
Оба гортанно смеемся. А по мере того, как смех стихает, я закусываю губу и качаю головой.
— От девочек я не отказался. Но тут такое дело…
Смайл вскидывает брови в ожидании продолжения.
Я усмехаюсь и провожу ладонью по волосам, размышляя: стоит ли поднимать эту тему?
Но, может, мне именно этого и не хватало? Разговора со своим человеком?
— В общем, тут на днях Алису встретил.
Смайл вытягивает губы и свистит, типа: «Ни хуя себе!»
— Да. Сам в полнейшем ахере. Но, блядь… — качаю головой, — меня прям клинануло на ней.
— Опять? Багира, тебя жизнь совсем ничему не учит?
— Учит. Хочу в этот раз все правильно сделать.
Смайл потирает большим пальцем переносицу, не отрывая от меня скептического взгляда:
— А она что?
— А ты как думаешь?
Смайл несколько раз кивает.
— Ясно. Значит, ничего хорошего. И какие у тебя планы?
— А черт его знает. Не особо она идет на контакт. Даже не знаю, какой повод придумать, чтоб подкатить к ней.
Смайл задумчиво трет ладонью подбородок.
— Так может, ты ее на мою игру позовешь? Девочки любят смотреть на парней с хорошими клюшками, — подмигивает. — А я вам билетики на вип-места оформлю. Сделаешь все красиво.
Издав глухой смешок, я прикидываю все за и против. Провожу рукой по горлу.
То, что я не могу быть уверенным с этой девушкой ни в каком своем действии, заставляет меня чувствовать раздражение.
Я с трудом удерживаю себя на месте, чтобы не подорваться и не начать измерять комнату шагами.
Клянусь. Ведьма делает из меня безумца.
Закидываю руки за голову и устремляю взгляд в потолок.
Какова вероятность, что Алиса согласится пойти со мной?
Ответ, который я прекрасно знаю, гложет меня и вызывает чувство тошноты. Но не попробовать — не могу.
— Ты прав. Нужно сделать все красиво.
— Новенькая, — сипло окликает женский голос, — как тебя звать-то, напомни?
— Алиса.
— Иди сюда, Алиса.
Встаю и иду к санитарке, вместо которой я буду выходить в ночные смены.
У нее сейчас проблемы со здоровьем, поэтому женщина согласилась разделить свои рабочие обязанности со мной, а вместе с тем и зарплату.
Зато она сохранит свое место, а я подзаработаю. Денег немного обещают, но лучше, чем ничего.
Спасибо Роме и его маме, ну и конечно же моей языкастой подруге.
— У тебя как, желудок крепкий?
Неуверенно пожимаю плечами.
— Ясно. Ну вот сейчас и узнаем. Пошли в процедурную, нужно раздеть, намыть и побрить бомжа. Скажем так, пройдешь боевое крещение.
Я натягиваю улыбку и, убрав руки в карманы халата, следую за хромающей женщиной. Еще не запомнила, как ее зовут, но все обращаются к ней: «Петровна».
— Ты привыкай, в приемном покое всегда весело. Особенно по ночам.
Петровна открывает дверь в процедурную, и, прежде чем спертый запах алкоголя и мочи бьет мне в нос, раздается протяжный стон.
Морщусь и натягиваю ворот бадлона на нос. Теперь я понимаю, к чему был вопрос про крепкий желудок.
Я вижу неопрятного мужчину с редкими жирными волосами и такой же грязной бородой, его нижняя посиневшая губа трясется, а из уголка рта тянется вязкая слюна, пока сам он корчится на металлической кушетке то ли от боли, то ли оттого, что ему холодно.
— Что смотришь, подходи давай, неженка.
Петровна кивает на кушетку и умелыми движениями стягивает с бомжа штаны, обнажая кости, обтянутые дряблой кожей.
— Что стонешь? Сам себя до такой жизни довел! А мы теперь тут должны твою задницу подмывать, — ворчит она, но дело свое делает, снимая с него полосатую дырявую кофту. — Алиса, бери бритву и иди сюда.
Я тяжело сглатываю и смотрю на подготовленный инвентарь. Я надеюсь, брить нужно бороду?
Но моя надежда превращается в пыль быстрее, чем я успеваю зацепиться за нее. Брить нужно не бороду, а пах. Его готовят к полостной операции.
Я, если честно, даже не поняла, как все закончилось. Все происходило словно в каком-то тумане. Сквозь который я все еще слышу его мученические стоны и прерывистое дыхание.
Я продолжаю находиться в оцепенении, даже когда стою и мою руки, потеряв ход времени. Если я думала, что в клубе дерьма повидала, то сегодня меня настигло глубочайшее разочарование.
— А ты ничего, — Петровна хлопает меня по спине. — Крепенькая оказалась, с виду, думала, ты вот-вот в обморок свалишься.
И, посмеиваясь, уходит.
А я так и стою, держа онемевшие руки под проточной водой. Спертый дурной запах все еще стоит в моих ноздрях, горле и легких.
Из оцепенения меня вырывает крик медсестры:
— Эй! Новенькая где? Санитарочка!
— В процедурном была.
— Зовут-то ее как?
— Алиса.
— Алиса! — тут же зовет меня медсестра по имени и заходит в процедурную.
Я уже вытираю руки, когда мы встречаемся с ней взглядом.
— Ну ты чего зависла тут? — недовольно качает головой. — Работы по горло, а она руки намывает. Помогай иди давай.
— Хорошо, — мой голос слабый. — Что нужно делать?
— Там парнишка поступил, нужно на рентген отвезти.
Киваю и выхожу следом за торопящейся медсестрой. Она вручает мне историю болезни и больного в каталке.
.
— Что с ним?
— Подозрение на перелом, — бубнит медсестра, регулируя капельницу у лежачей в коридоре бабушки.
Парнишка сдавленно стонет.
— Может, ему обезболивающего дать?
— Вези давай. Сестра милосердия, — фыркает с насмешкой женщина.
Я беру кресло-каталку и толкаю к рентген-кабинету.
Стучу в металлическую дверь, из-за которой раздается крик: «Я вызову!»
Сдунув прядь волос с лица, откатываю кресло в сторону и сажусь на металлические сиденья.
Но просто смотреть на страдающего паренька, раскачивающегося из стороны в сторону, невыносимо, поэтому пытаюсь отвлечь его.
— Ты как так умудрился?
Не отвечает. Только ерзает в кресле. Что ж, попробуем еще раз.
— Сильно болит?
Он зыркает на меня из-под челки. Злобно так.
— А ты как думаешь? — пыхтит он, прижимая к себе травмированную руку.
Я вскидываю брови.
— Ну раз огрызаешься, значит, жить будешь.
Отворачиваюсь. Кладу ногу на ногу и, положив историю болезни на колени, откидываюсь на спинку сиденья. Вот же маленький говнюк.
— Извини, — бурчит он, тем самым возвращая себе мое внимание. — Я просто… нервничаю.
Медленно растягиваю губы в улыбке, качая головой.
— А нервничаешь чего?
Он мнется, оттягивая рукав толстовки, но все-таки цедит:
— Если родители узнают, они меня прибьют.
