озера и с видом на почти дремучий сосновый лес.
И мне бы восстать из пепла, но не выходит. И с каждым днём всё труднее было преодолевать тоску, печаль и скорбь по прошлому. Бывало, я просто часами сидела на террасе и пялилась в никуда, кутаясь в огромный плед. И внутри меня зияла такая бесконечная пустота. Полнейший вакуум. И я не знала, чем могу его заполнить.
Порой казалось, что вот оно — я почти успокоилась. Но стоило мне только открыть то злосчастное сообщение, где Данил мне признавался в любви, и всё — срыв. Слёзы ручьём и голос вновь сорван от жалобного воя.
И ещё сны…
Бесконечные видения, где Шахов словно заводной твердит мне, что любит, прижимая к себе так сильно и так жарко, что я была не в силах оттолкнуть его.
Ах, ещё бы раз почувствовать себя живой!
И там, по ту сторону от сознания, я позволяла раздевать себя. Целовать набухшие горошинки сосков, скользить языком до пупка, что прикусывая чувствительную кожу ниже. А затем умирала от эйфории, когда губы Данила накрывали разбухший перевозбуждённый клитор.
Я просыпалась от оргазма. А потом ревела белугой в омерзении от самой себя.
Так и шли дни. Безысходные. Беспросветные. Невыносимые.
Пока однажды телефон не зазвонил, являя на своём экране номер Ангелины Марковны.
— Алло? — приняла я вызов.
— Лерочка…, — услышала взволнованный голос.
— Что-то случилось? — встрепенулась я тут же.
— Ох, не знаю даже, как и сказать.
— Говорите как есть!
— Мария совсем сдала…
— Боже! Но ведь все было хорошо.
— Не хотели тебя беспокоить лишний раз. Да и ничего страшного, ты не подумай. Просто давление и она… очень за тебя волнуется. И я тоже. А мы ведь даже не знаем, где ты. А так бы хоть приехали на денёк, другой к тебе. Проведали и…
И я бы с радостью. Наверное. Но это был не мой дом, чтобы звать гостей.
— Скажи, милая, где и как тебя найти?
— Не надо меня искать, Ангелина Марковна, — выдохнула я, — пожалуйста.
— Лера… тут и котик твой истосковался по тебе страсть как. Почти не ест ничего, не спит. То круги по квартире наворачивает и тебя ищет, то всё время в окошко глядит и ждёт, что ты вернёшься.
— Бедный мой…
— Да, бедный. Несчастный! Смотреть на него уже страшно. Исхудал. Осунулся. Глаза пустые. Любит. Скучает.
— Боже!
— Два раза уже в ветеринарную клинику возили.
— Ох, чёрт!
— Всем тут плохо без тебя, Лерочка. Давай мы приедем, а? Говори адрес!
— Не надо, — решительно рубанула я и кивнула сама себе, — я сама приеду.
— Скоро?
— Завтра.
И отключилась.
Лера
Зависаю.
Возвращаться страшно. Здесь, в этом оторванном от реальности месте я чувствовала себя одиноко и уныло, но при всём этом, как за каменной стеной, за которой меня не достать страшному чудовищу.
Тут я могла неспешно латать раны на истерзанном сердце и ждать, пока хоть немного отболит душа, полагаясь лишь на пресловутое время. Ведь только оно, по словам бывалых, являлось лучшим лекарем от всех бед.
По мне, так пока с задачей оно справлялось из рук вон плохо. Или, кажется, и вовсе делало в моём случае что-то не так, потому что ничего не изменилось.
Наоборот, кажется, стало только хуже.
И сейчас, в одном шаге, чтобы вернуться в реальный мир, мне сделалось настолько плохо. Кинуло в жар, а затем резко в лютый холод. Страх перед неприглядным будущим пробежал по ушатанным в хлам нервам и лёгкие будто бы набились стекловатой, грозясь выйти из строя, если я и дальше продолжу заставлять работать их через силу.
Но и забить на всё, и остаться здесь я не могу. Потому что там ждут те, кто волнуется за меня. Люди, которых я люблю. И Мяус, мягкий комочек белой шерсти, который не единожды слушал мои безутешные рыдания. И каждый раз тыкался своим мокрым носом мне в шею и успокаивающе мурчал.
Разве могу я остаться в стороне теперь, когда и им плохо?
Нет!
А потому я беру телефон и набираю номер своей начальницы.
— Здравствуйте, Пелагея.
— Привет, Лерочка. Ну как ты там?
— Нормально. Завтра еду домой.
— Отрадно слышать. Значит, пришла в себя?
— Да не то чтобы прям пришла, но я упорно ползу к цели.
— Ты главное с курса не сбивайся, — и я слышу, как она тихо смеётся. Хорошая женщина. И я ей была безумно благодарна. За всё!
— Так точно, — шепчу я и глохну в нерешительности, в который раз боясь задать вопрос, который так и рвётся с языка, — Пелагея, а…?
— Что?
— Он меня искал? — я не уточняю имени, мы обе понимаем, о ком идёт речь.
— А тебе надо, чтобы да?
— Нет, но…
Сгибаюсь пополам, потому что внутри меня снова всё скручивает невыносимыми узлами, а потом и вовсе кажется, что в сердце кто-то бьёт со всей силы кривым, отравленным тесаком.
Больно. Невыносимо!
Потому что я знаю, что за прошедший месяц Данил не обивал пороги бабулек, а теперь получается и на работе меня не искал. Номер телефона я намеренно сменила, чтобы уже не дёргаться от его бесконечных анонимных атак. А вот сейчас, что я чувствую?
Если это облегчение, то лучше застрелите меня и разойдёмся!
Боже мой, как же я устала от этих чувств. Они меня пытают, убивают, перекручивают в мясо. И не дают дышать полной грудью!
— Нет, Лера, не искал.
Горько. Жутко. Тягостно. Но я должна была уже давно привыкнуть ко всему. Ничего нового, в общем-то, со мной не происходит. Я в этом болоте сижу уже не первый месяц — рутина.
— Вот и славно, — цежу я, — значит, действительно, можно возвращаться.
— Да. Пора. Жду тебя на рабочем месте в понедельник.
— Хорошо.
— И вот ещё что.
— Да?
— Больше никаких траурных одежд. Меня от них тошнит.
— Меня тоже, — грустно усмехнулась я и отбила звонок.
Затем вздохнула и неторопливо принялась за сборы своих нехитрых пожиток. А уже на следующий день, заперла домик, сообщила дедушке Степану, что пребывание моё в этом чудесном месте подошло к концу и отправилась на автобус, который должен был доставить меня до ближайшей железнодорожной станции. Да только по пути он умудрился
