дважды заглохнуть, а потом и вовсе вызвать подкрепление, которое, в конечном счёте, и довезло нас до пункта назначения.
Таким образом, на электричку я села уже далеко после обеда, а затем добрых два с половиной часа тряслась в битком набитом вагоне, так как состав дважды на продолжительное время останавливался из-за ремонта путей.
В итоге до города я добралась уже под закат дня — голодная, злая и порядком потрёпанная. Но, выйдя на Казанском вокзале, тут же набрала Ангелину Марковну.
— Я приехала. Буду у вас минут через тридцать.
— Ой, милая! Очень ждём тебя!
— Добиралась с приключениями, — улыбнулась я устало и покачала головой, — как будто знаки всю дорогу мне являлись, что не стоит возвращаться.
— Ну вот ещё, — фыркнула старушка, — ты голодная?
— Как зверь!
— Ну всё, давай к Маше езжай, она там тебе уже и супчик сварила, и рыбку запекла. А я тоже вот-вот из дома выхожу.
— Лечу!
И, правда, полетела. На метро, затем забежала в кондитерскую по дороге, чтобы купить старушкам их любимые клубничные булочки с начинкой из сливочного крема. А дальше припустила в сторону знакомой сталинки. Звонок в домофон и мне тут же открывают. Несколько лестничных пролётов даже не заметила, а спустя пару минут рухнула в тёплые объятия Марии Марковны.
Которая тут же расплакалась, нежно гладя меня своими морщинистыми ладонями по щекам.
— Ещё больше похудела, Лерочка. Ой…
— Пустяки. Вы-то как? — наклонилась я, потому что в ногах уже крутился Мяус, чуть покусывая меня за штанину и привлекая к себе внимание.
— Мы тут всё страдаем. Но теперь ты вернулась, и я верю, что всё изменится.
— А Ангелина Марковна сказала, что кот приболел, — нахмурилась я, беря на руки явно раскормленную тушку. Разрази меня гром, если Мяус не набрал пару лишних килограммов.
— Э-э… ну это она приукрасила чуток, чтобы ты поскорее к нам вернулась.
— Говорила даже, что к ветеринару возили пару раз.
— Ну… Лера, он на стрессе просто переедал, знаешь, такие дела…
— Ах, вот оно что, — и я, прижимая к себе не кота, а целого кабана, не смогла скрыть улыбки.
— Ну, а как ты? — спросила у меня старушка, когда я натискалась с животным, помыла руки и наконец-то села за стол.
— Скучала по вашему борщу, — напоролась на тёплый взгляд прозрачных голубых глаз и выдохнула, — и по вам тоже.
— Ой, ну ты кушай, кушай, — села она рядом со мной и с умилением смотрела, пока я орудовала ложкой. Правда всё осилить не смогла. Истощённый организм бунтовал принимать пищу больше, чем он привык за последнее время, и требовал оставить его в покое.
— Чаю?
— Не откажусь, — кивнула я, — а я вам там ваши любимые булочки купила.
— Да? Как чудесно, — немного нервно передёрнула плечами старушка и я более внимательнее к ней присмотрелась.
Губы кусает обеспокоенно. Руки заламывает. И слишком часто глядит на часы.
— Ох…
— Что с вами?
— Да всё хорошо, Лерочка, всё прекрасно.
Села на табурет, встала, заметалась по кухне, а потом вздрогнула, когда из прихожей послышалась трель дверного звонка.
— Эта Ангелина! – дрожащими руками пригладила седые волосы старушка.
— Я открою.
— Нет! — воскликнула, а затем добавила чуть тише. — Я сама. А ты пока пей чай, моя хорошая. Он на травках — успокоительный.
— Угу, — кивнула я и проследила за тем, как бабулька покинула помещение. А затем перевела взгляд на Мяуса, который сидел на соседнем стуле и преданно глядел в мои глаза.
Где-то в прихожей открылась дверь. А потом и закрылась. Было слышно, как пришедший разувается и снимает с плеч верхнюю одежду. И наконец-то идёт на кухню.
Я встала на ноги, собираясь тепло приветствовать Ангелину Марковну, а потом и немного пожурить её за то, что обманула меня насчёт кота. Жучка!
Уже даже улыбнулась, ожидая увидеть дорогой сердцу силуэт.
А в следующее мгновение замерла и почувствовала, как где-то внутри меня рванула атомная бомба.
Бам!
И огромный термоядерный гриб поднялся в моей душе, снося взрывной волной всё хорошее, что я отстроила за прошедшее время.
А теперь ОН снова пришёл и всё уничтожил.
И кто ему в этом помог? Неужели этот негодяй и старушкам мозги промыл? И не стыдно же?
— Привет, Лера, — хриплый голос Шахова рвёт мои барабанные перепонки и насилует сознание.
Я не хочу его слушать. И не буду!
Лера
— Дай угадаю. Поговорить приехал?
Внутри у меня всё рыдает, но я сдерживаю эти невидимые слёзы и не даю им вырваться наружу. Сейчас я должна быть сильной. Обязана! И этот страшный человек, перекрутивший меня через мясорубку никогда больше не увидит, какую власть имеет над моими чувствами.
И мной.
— Да, — он делает шаг ко мне, а я поспешно отступаю, вжимаясь поясницей в подоконник.
— Можешь даже не начинать, — я чувствую, что лёгкие работают на износ, а рецепторы насторожились в ожидании дозы персонального наркотика.
Если он подойдёт ближе, и я им обдолбаюсь, то мне точно крышка.
— Хватит яда. Тебе этот разговор нужен не меньше, чем мне, — его голос звучит чересчур вкрадчиво. Укачивает. Пытается усыпить мою бдительность, вот только и я уже тёртый калач.
— Ха-ха.
— Лер, — протягивает мне руку, но я лишь равнодушно и неподвижно полирую его скучающим взглядом, давая понять, чтобы он разворачивался и газовал в сторону своей расчудесной, беременной жены.
Здесь больше ловить нечего.
— Данил, я эти твои старые песни о главном уже слышала, и они меня ни разу не вставили, — я показательно закатила глаза и издевательски начала цедить, стараясь причинить ему столько же боли, что когда-то испытала и я, — ах, Лера, это не жизнь, а существование. Забыть тебя я не в силах. Жена мне не жена. Вернись, я всё прощу. Чушь несусветная!
— Тебе кажется это смешным? — его тон ровный, будто бы я не сказала ничего оскорбительного. Так – светская беседа ни о чем.
А может ему и правда на всё насрать, и он просто катится, словно Колобок, по касательной, а там уж будь что будет?
— А тебе? — хмыкаю и все же немного пасую,
