Она послушно нацарапала несколько цифр.
– Меня целый месяц не будет дома. Я накопила денег, чтобы свозить отца в Италию, к родственникам матери.
– Месяц? – Это прозвучало, как смертный приговор. Он терпел весь уик-энд, надеясь встретиться с ней в Сан-Франциско. Теперь придется махнуть рукой на предосторожности. Он обнял ее. Объятия получились более грубыми, чем ему хотелось. – Не забывайте меня.
Не дав ей ответить, он взял ее за подбородок и поцеловал. Он планировал нежный поцелуй, но не имел ни малейшего представления о нежности. Его губы расплющили ей рот. Она покачнулась, схватила его за плечи, чтобы устоять, вскрикнула от неожиданности. При этом ее рот приоткрылся, и он воспользовался брешью, чтобы засунуть язык ей в рот и нашарить там кончик ее языка. Она ответила на поцелуй, судорожно обняв его за шею.
Ее пальцы уже ерошили ему волосы. Его мужское естество должным образом отреагировало на происходящее. Зачем он ждал столько времени?
– Митч… – прошептала она ему в самое ухо. – Еще один шрам от все той же драки?
Дьявол! Она нащупала у него на голове, в волосах над ухом, третий шрам. Она уже спрашивала его о происхождении двух шрамов у него на лице, но он отмахнулся, сославшись на давнюю драку. Это не вполне соответствовало действительности, зато не препятствовало продвижению по служебной лестнице.
Сейчас он что-то неопределенно буркнул и отвлек ее, прижав к себе, чтобы она почувствовала всю твердость его намерений.
– Не надо, – прошептала она с улыбкой.
Если бы он хотя бы на мгновение поверил, что она действительно возражает, то немедленно отпустил бы ее, но она продолжала его обнимать, ее губы оставались в той же близости от его лица. Даже в темноте безлунного вечера он видел отблеск страсти в ее зеленых глазах.
Она нашла губами его губы. Он ответил со всей своей необузданностью, навалился на нее всем телом, едва не опрокинув на капот машины. Ей это пришлось по нраву: она едва не царапала ему затылок, ее бедра тесно прижались к его.
Он запустил руку ей в волосы, намотал их себе на ладонь. Рывок – и ее голова была запрокинута; в его распоряжении оказалась вся ее нежная шея. Сначала он покрыл поцелуями этот участок ее тела, потом двинулся вниз – туда его манил вырез ее блузки. Его язык забрался в тесное ущелье между грудями, рука с наслаждением обхватила одну грудь.
Ознакомившись с формой ее груди, он потрогал большим пальцем сосок и быстро добился, чтобы он напрягся.
– О, Митч!..
Он отпустил ее волосы, сделал шаг назад. Она упала ему на грудь, уткнувшись макушкой ему в подбородок. На то, чтобы расстегнуть ее блузку, ушло одно мгновение. Ее кружевной лифчик с половинными чашечками оказался образцом интимного искусства. Лежащая в нем грудь преподносилась Митчу, как трепетная языческая жертва.
– Понятно: фронтальная загрузка. – Он расстегнул лифчик. Груди легли ему в ладони, которые ему пришлось при этом широко раскрыть. Его возбуждение было теперь так сильно, что застежка-«молния» выступала в роли пыточного приспособления для его рвущейся на волю мужественности.
Сердце Ройс трепетало прямо у него в руке, прерывистое дыхание обжигало ему шею. Он наклонился и поцеловал сначала одну, потом другую грудь, неторопливо очертив языком твердые соски.
– На заднем сиденье твоей «Тойоты» нам хватит места.
– Я тебя едва знаю, – прошептала она. – Это будет просто секс.
– Меня это устраивает. – Он еще поработал над ее соском, потом поднял голову и улыбнулся улыбкой сорванца. – Ты ведь хочешь меня. Не отрицай.
В следующее мгновение на темную стоянку влетела машина. Свет фар окатил застывшую парочку, словно скованную арктическим холодом. Митч загородил Ройс собой. Она стала судорожно приводить в порядок свою одежду.
– Вот незадача! – простонал Митч. Все пошло насмарку: опомнившаяся Ройс уже устроилась за рулем и засунула ключ в замок зажигания.
– Увидимся через месяц! – крикнул он вдогонку «Тойоте», поспешно покидавшей стоянку, снова погрузившуюся в темноту.
В слабом свечении розового слоника над кабинкой в «Ликвид Зу» Пол разглядывал Митча, который уже несколько минут держал паузу. Мысленно он все еще находился в прошлом пятилетней давности, вместе с Ройс.
– Что произошло после ее отъезда? – поинтересовался Пол.
– Месяц выдался такой, что чертям стало бы тошно, – сказал Митч. – Окружной прокурор слег на несколько недель с сердечным приступом, и на меня навалили столько дел, что их не потянул бы и десяток человек. Но я ни по одному не захотел заключать сделки.
Пол обратил внимание на то, с какой неприязнью выговорил Митч последние слова. Митч придерживался мнения, что сделки о признании вины подрывают основы юриспруденции. Возможно, так оно и было. Так или иначе, благодаря сделкам многие адвокаты по уголовным делам богатели на глазах, самозабвенно защищая правонарушителей, постоянно находившихся в поле внимания судебной машины.
– Под конец того проклятого месяца, когда я уже надеялся на возвращение Ройс, мне подсунули очередное дело: в автомобильной аварии погиб мужчина. По словам его спутника, оставшегося в живых, за рулем сидел погибший, однако полиция заподозрила выжившего, оказавшегося, как показала проверка, под градусом, в том, что машину вел он.
Улики были так себе. Само предъявление обвинения Теренсу Уинстону, местной знаменитости, автору постоянной рубрики в «Экземенере» и видной фигуре в либеральных политических кругах, находилось под вопросом.
– Ты не знал, что это отец Ройс?
– Не знал! Я спросил, как ее фамилия, когда мы брели по пляжу. Шум прибоя, глухое ухо – как тут было разобрать фамилию? Мне показалось, что она назвалась Ройс Эннстон, а она, конечно, сказала «Ройс Энн Уинстон».
Дело меня разозлило. Даже если бы нам удалось доказать, что за рулем сидел Уинстон, хороший защитник запросто отвел бы обвинение в вождении в нетрезвом виде. Полиция воспользовалась для анализа дыхательной трубкой, и данные превышали допустимый уровень на какую-то пустячную цифру.
– Надо было сделать ему анализ крови, тем более что авария была со смертельным исходом.
– Вот-вот. Полиция вела все дело спустя рукава. Спустя час после аварии оцепление на месте происшествия было снято.
– Типичная история, – сказал Пол и задумался, прихлебывая теплое пиво. Обычно место преступления оставалось огороженным на протяжении нескольких дней, любые вещественные доказательства подвергались тщательному изучению. Однако на мостовой самой главной заботой была непрерывность движения транспорта, поэтому здесь сплошь и рядом возможность исследовать место преступления сохранялась в лучшем случае считанные часы.
