Беда в том, что Дик до сих пор видит в ней Мидди, младшую сестренку красавицы Алины. Или она ошибается, и он вспомнил ту ночь, ту единственную их ночь, после которой жизнь Шерил переменилась круто и навсегда…
Несколько мгновений они лежали неподвижно, обессиленные, вычерпанные досуха, задохнувшиеся от страсти.
Потом Дик прошептал:
— Господи, как же это было хорошо!
Шерил с благодарностью выслушала это признание и немедленно расстроилась. Хорошо — сейчас. Плохо — когда это кончится. Глупая, глупая школьница с глупыми фантазиями и мечтами.
— Ты в порядке, Шерри?
— Да, все отлично.
Только не разреветься! Это невозможно… потому что невозможно. Она сама этого хотела, об этом мечтала, добилась этого в конце концов! Кто мог знать, что любовь способна так опустошать?
— Шер… мне показалось на секунду… я не сделал тебе больно?
Иными словами, а не девственницей ли ты была, Шерил Олди-Седжмур? Что он скажет, если узнает правду? Не будем проверять.
— Нет, что ты. Я просто была немного не готова. Дик, мне холодно…
Ее начало трясти, и Дик прижал ее к себе. Его тело было горячим, но она не согрелась. Тогда Дик сел, нащупал в темноте одежду и заботливо натянул на нее платье.
Она подчинялась автоматически, поднимала руки, поворачивалась спиной, пока он застегивал молнию.
Потом она слушала, как одевается Дик. Шелест рубашки, молния на джинсах…
Он накинул ей на плечи джинсовую куртку.
— Давай-ка переберемся куда-нибудь в тепло.
Он поддерживал ее на лестнице, слегка обнимая за плечи, но, оказавшись на твердой земле, Шерил неожиданно захотелось сбежать прочь. В этот момент Дик взял ее за руку.
— Шерил…
— Да?
— Ты знаешь, я никогда не думал, что это случится…
— Правда?
— Ты мне нравишься. Очень нравишься. Кто знает, возможно, однажды я вернусь, и тогда мы могли бы…
— Дик, послушай. Мы занимались сексом. И все. Нечего переживать по этому поводу. Подумаешь, большое дело.
Ей хотелось, чтобы голос звучал нахально и независимо. Судя по всему, это ей удалось. После долгой паузы голос Дика изменился.
— Что ж, значит, так… Если для тебя это всего лишь секс — ради Бога. Знай, Шерил, парней много, и многие думают примерно так же, как и ты, но… я возненавижу тебя, если ты погубишь свое доброе имя!
Краска бросилась Шерил в лицо. Он только что занимался с ней любовью, а теперь читает ей мораль!
— Ты, ублюдок! Как ты смеешь…
— Ты права. Я ничуть не лучше. Даже хуже, потому что ты еще ребенок. Мне понравилось. Настолько сильно, что я не уеду. Я останусь здесь до завтра. Однако ты — не Алина. Ты…
— Алина! Алина!! Алина!!! Не желаю слушать твоих вечных идиотских сравнений с ней. На что ты надеешься? Неужели ты думаешь, что нужен ей?!
— Да не в этом дело. Я хотел сказать совсем другое…
— Плевать мне, что ты хотел сказать!
— Эй! Успокойся. Тебе аудитории не хватает?
Разъяренная Шерил повернулась, проследив за его взглядом, и разом остыла. Будить весь дом ей хотелось в самую последнюю очередь. Слезы душили ее, рыдания теснились в горле, успокаиваться ей не хотелось. Только убежать. Спрятаться.
Она вырвалась и бросилась бежать. Это застало Дика врасплох, он даже не сразу окликнул ее, но затем кинулся за ней. Шерил удирала со всех ног. Возблагодарив Бога и Мэри за незапертую дверь, она ворвалась в кухню и заперлась. Дик дернул ручку всего секундой позже.
— Шерил?
Она сползла по двери на пол и до крови закусила руку, чтобы не разрыдаться в голос.
— Шерил, впусти меня. Нам надо поговорить. Нет ответа.
— Шерил…
Слезы текли рекой. Она так и просидела на полу, пока Дик не ушел.
Десять лет спустя, лежа в одинокой своей постели, Шерил чувствовала то же самое отчаяние и унижение.
Дик жалел ее. Хуже этого ничего представить было невозможно. Он и тогда тоже жалел ее. На следующий день он приходил прощаться, но Шерил уехала с подружкой в Лондон. Сбежала, правильнее сказать. Он передал с Мэри записку, очень короткую, прочитав которую, она залилась краской.
«Шерил, ты заслуживаешь лучшего».
Все. Что имел в виду Дик Блейз?
Лучшего мужчины? Лучшей жизни? Лучшей судьбы, чем судьба шлюхи? Но это не про нее! Он опять перепутал ее с Алиной, только в случае с той Дик был готов простить все, даже ее многочисленные связи. Потому что любил ее.
Так Шерил думала тогда, так она думала и сейчас. Укол ревности оказался неожиданно болезненным. Господи, неужели ничего не прошло? За столько лет!
Дик Блейз опять ворвался в ее жизнь, но теперь они оба изменились. Шерил уже двадцать шесть, и в жизни она повидала достаточно, а Дик… Увидев перед собой мать-одиночку, подрабатывающую уборщицей у собственных родственников, он наверняка предположил, что его приглашение в ресторан будет принято с восторгом и благодарностью, равно как и приглашения во все прочие места, включая его постель.
Что ж, Дик Блейз ошибается. Мир был жесток к Шерил, но честь свою она хранила отчаяннее, чем в девичестве. Она растит своего сына, она работает, она строит свою жизнь сама, а что до одиночества…
Она достаточно сильна, чтобы справиться с одиночеством в постели, ибо случайные связи не избавят ее от главного одиночества — в душе!
Пусть себе Дик Блейз въезжает в старый дом, пусть изображает из себя нового хозяина, она будет платить арендную плату — и больше ничего.
Ронни? Что ж, они встретились. Дик видел его и не узнал. Голос крови, о котором так много написано в книгах, промолчал. Мало шансов, что это изменится, а сама Шерил никогда ничего не скажет. Зачем? Чтобы увидеть реакцию и позлорадствовать, над его растерянностью? А Ронни? Ронни заслуживает лучшего!
Работы в доме начались уже через неделю. В понедельник, провожая Ронни к школьному автобусу, она увидела строительные вагончики, мини-кран, экскаватор и целую колонну грузовиков, оккупировавших усадьбу.
Шерил строго напомнила себе, что теперь это не ее дело, посадила Ронни в автобус… И едва ли не бегом помчалась к рабочим узнать, что происходит.
— Ворота сносим, мэм.
Вот этого она и боялась. Пропал дом!
— Но они, вроде бы, вполне ничего…
— Ржавые. Опасно.
Меланхоличный ирландец в оранжевой каске, к которому она приставала с расспросами, оказался на редкость лаконичен. Просто спартанец.
— Но это же ерунда! Они простояли здесь без малого девяносто лет…
— Ну! Старые! Мужу скажите. Его приказ.
— Он мне не муж!
Из-под рыжих усов неожиданно сверкнула ослепительная улыбка.