Она улыбнулась, и Дик улыбнулся в ответ.
На самом деле Шерил было больно. Неужели он просто шутит насчет женщины его мечты, а на самом деле она просто очередная девица на его жизненном пути, ни к чему не обязывающее приключение? Алина права? Или нет?
Прежде чем сомнения совсем одолели Шерил, Дик решительно взял ее за руку и увел из коттеджа.
Свет в комнатах Ребекки и Сэма горел, но у Ронни было темно. Шерил с тревогой посмотрела на Дика.
— Я насчет Ронни…
— Поговорим в доме.
Она думала, что они будут говорить за ужином или чаем, но Дик молча увлек ее по ступеням наверх. Шерил чувствовала тепло его руки у себя на спине, подчинялась этой руке и была близка к истерике. Почему-то.
Они миновали спальню Дика и оказались наконец в ее собственной старой комнате. Здесь все осталось без изменений.
Дик поставил сумку около кровати.
— Я подумал, что здесь ты будешь чувствовать себя уютно. Шерил… дай Ронни время привыкнуть.
— К чему?
— К нам. К тебе и ко мне.
Дик взял ее за плечи и развернул к себе. Шерил глядела на него, дрожа, не понимая, боясь понять.
— К тебе и ко мне?
— К нашему браку.
Она рассмеялась, поперхнулась смехом, споткнулась о серьезный, внимательный взгляд Дика.
— Разумеется, если ты согласна…
Сердце билось в голове, в плечах, в ногах, где угодно, но только не там, где положено.
— Дик… Это что, предложение?
— Да. Кольца у меня при себе нет, но, если хочешь, я стану на колени…
— Нет, спасибо.
— Это ты о коленях или о предложении?
Сердце рвалось на части и беззвучно вопило: «Я люблю тебя, Дик Блейз», но язык уже выдавал чужие слова.
— Ты хочешь жениться на мне, чтобы сделать из меня честную женщину и дать Ронни свою фамилию?
Дик сделал самое неожиданное. Он расхохотался. Потом наклонился и нежно поцеловал Шерил в губы. Заглянул в перепуганные голубые глаза и тихо спросил:
— А что, если я просто влюблен в тебя до смерти? Что, если я просто хочу засыпать каждый вечер, держа тебя в своих объятиях? Что касается Ронни… От моей фамилии он не станет ни хуже, ни лучше — он и так прекрасный парень. Это тебе я хочу ее дать, Шер, это тебя я желаю страстно, это тебя я люблю до смерти, это с тобой я хочу прожить всю жизнь и еще один день. Ты должна бы это знать.
Она задумчиво улыбнулась и протянула, словно пробуя на вкус:
— Шерил Блейз…
— Шер то есть?…
Шерил кивнула. Голубые глаза сияли.
— Так ты выйдешь за меня? Нет, не кивай, скажи словами!
Но она сказала не об этом.
— Я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что сердцу даже больно от этой любви. Я люблю тебя, Дик Блейз, я люблю тебя. Ты ведь это хотел услышать?
Он счастливо улыбался, а затем его лицо внезапно исказилось мукой. Дик прижал Шерил к себе и простонал:
— Столько времени… Господи Боже ты мой, Шерил, сколько же времени я провел в аду, потому что даже рай без тебя — это ад! Почему?…
— Я не знаю… Это больше не имеет значения, Дик!
Он чуть отстранился, посмотрел на нее и улыбнулся, темно-серые глаза прояснились.
— Я никогда не хотел причинить тебе боль. Если потребуется, я потрачу всю жизнь, чтобы доказать это тебе, Шерил!
— Дик! Мне не нужно никаких доказательств. Просто люби меня. Люби меня всю жизнь…
Дик рассмеялся:
— Всю жизнь. И еще один день!
Год спустя, в конце лета, в Роузфилд съехались абсолютно все. Даже Алина, которую никто не ждал раньше Рождества. Шерил нашла сестру похорошевшей, слегка пополневшей и необыкновенно счастливой. Алина излучала любовь ко всему человечеству, на что Дик не преминул заметить, что, видимо, падение Алины с лошади в апреле этого года прошло необычайно удачно. Шерил смеялась, но потом строго-настрого запретила мужу подтрунивать над ее старшей сестрой.
Год назад, когда Алина проснулась утром в опустевшем коттедже, она примчалась к Шерил выяснять отношения. После того тяжелого и изматывающего разговора, закончившегося дружным рыданием обеих сестер, они помирились и стали очень близки. Теперь Алина гостила в Роузфилде и ждала со дня на день приезда своего жениха. Дела фирмы задерживали его в Лондоне, отчего всем его было необыкновенно жалко, ибо жара стояла сверхъестественная.
Особенно сегодня. Роузфилд плавился под лучами ярко-оранжевого солнца, и на холодных камнях выступила испарина. Пожалуй, впервые за три с лишним столетия старый дом прогрелся полностью.
На лужайке перед домом Каролина Олди-Седжмур-Джоунс энергично размахивала веером из полинявших, но все равно шикарных страусовых перьев. Августовский воздух практически не двигался, и веер, казалось, с трудом ворочается в раскаленном мареве. Миссис Олди-Седжмур-Джоунс встала, чуть наклонилась вперед, смешно растопырила руки и стала махать веером еще энергичнее. Со стороны могло показаться, что она пытается смахнуть с небосвода солнце или же взлететь поближе к прохладным облакам.
Внезапно бывшая кавалерственная дама проворно отбросила драгоценный веер в сторону и наклонилась еще ниже. На лице у нее появилось глуповато-счастливое выражение, сухие губы вытянулись в трубочку, тонкие брови взлетели вверх и из уст леди Каролины раздалось:
— А кто это такой класивый? А кто это у нас плоснулся? А кто это у нас смотлит на бабуску? Бабуска ветелок дула-дула, солныско плогоняла-плогоняла, а тут и плинцесса глазки отклыла…
Со стороны тисовой аллеи донесся звонкий мальчишеский голос:
— Бабушка Каролина!!!
Бывшая кавалерственная дама немедленно выпрямилась и гневно воззрилась на подбегавшего длинноногого мальчишку лет одиннадцати.
— Рональд Блейз! Я, как мне кажется, неоднократно требовала…
Алина, лениво вытянувшаяся в гамаке около крыльца, приподняла голову и хихикнула:
— Мидди, гляди, сейчас она отчитает Ронни за «бабушку Каролину»!
Ронни в шутливом испуге прикрыл голову руками, а леди Каролина громогласно закончила:
— …неоднократно требовала, чтобы ты не орал дурным голосом над коляской твоей младшей сестры! Она вырастет заикой, а у твоей бабушки Каролины случится удар!
Солнце смеялось.
