— К Джонни.
Кора никогда не рассказывала Трейсу ни о ком из своих дальних родственников в отдельности.
— Правда?
— Кора часто говорила о том, какой Джонни милый и остроумный и какая славная пара могла бы из них выйти. — Адам уставился на свой стакан, будто пытаясь вспомнить, когда тот успел опустеть. — По крайней мере так было, когда он был моложе.
— Как я понял, в последнее время Джонни был здесь редким гостем.
— И сейчас, и раньше. По общему мнению, Джонатан Грант с головой погружен в свои деловые операции.
Трейс не видел в этом ничего предосудительного.
— А чем именно он занимается?
— Все очень тривиально. Инвестирование. Банковское дело. Недвижимость. — Адам Коффин пожал костлявыми плечами. — Все то, что делают богатые люди, чтобы стать еще богаче.
Они оба изучающе посмотрели на одетого с иголочки мужчину в другом конце зала.
— Похоже, Джонни весьма преуспел.
— Одежда не всегда говорит о состоянии дел, — заметил Трейс.
— Это верно, — согласился Адам. Он осторожно сунул руку в карман своего пиджака. — Интересно, включила ли она его в свое завещание, — задумчиво протянул он.
Трейс никак не отреагировал на эти слова. Его собеседник покраснел.
— Простите, Баллинджер. Я не пытался выудить у вас информацию. Просто я забыл на мгновение, что вы поверенный Коры.
— Ничего страшного.
Но Коффин не понял намека и продолжил разговор в том же русле:
— Думаю, мы скоро это узнаем.
Трейс ответил уклончиво:
— Думаю, да.
— Нельзя отрицать, что Джонни любит дорогую одежду, быстрые автомобили и красивых женщин, — открыто признал Адам.
Как и большинство мужчин.
— Или по крайней мере любил. Любопытно, были ли у Коры какие-нибудь виды насчет этой парочки, — продолжал развивать свои предположения пожилой мужчина.
Трейс поинтересовался:
— Насчет кого?
— Джонни и Шайлер. Он все еще холост. Она вернулась из Франции. Богатые обычно женятся на себе подобных. А им ничто не мешает это сделать.
Трейс и бровью не повел.
— Они брат и сестра.
Адам Коффин покачал головой из стороны в сторону.
— Очень дальние. Троюродные или четвероюродные, по словам Коры. — Мужчина вздохнул и смахнул что-то со щеки. — Мне будет очень не хватать Коры. Она была моим единственным другом с тех пор, как умерли мои родители. Кроме Муза, естественно.
— Муза?
— Моей собаки.
У меня тоже есть собака.
Адам тут же полюбопытствовал:
— Какой породы?
Трейс поставил стакан и расстегнул пиджак. В салоне Людовика XIII, на его взгляд, стало немного жарко и душно — а может, все дело в этом чертовом костюме.
— Бадди наполовину охотничий пес. Насчет другой половины я не совсем уверен.
— Бадди был бездомным?
— Да.
— Муз тоже. Некоторым образом. — Сосед Коры пустился в воспоминания: — Я поехал в торговый центр за продуктами. На обратном пути я случайно заметил коричневый бумажный пакет, валявшийся на обочине. Я до сих пор не знаю, что заставило меня тогда остановить машину, открыть пакет и заглянуть внутрь. Там был Муз. Тогда он был еще щенком. Щенком, которого кто-то выбросил, как ненужный хлам. — В голосе Адама слышалось недоумение. — Я взял его с собой. Всю первую ночь я провел рядом с ним. Боялся, что он не выживет, но он выжил. Это было пять лет назад — с тех пор мы не расстаемся.
Трейс был почти серьезен, когда предложил:
— Муз с Бадди должны как-нибудь встретиться. Каждое утро мы вместе совершаем пробежку.
На лице Адама Коффина появилось странное выражение.
— А Муз и сейчас здесь.
Губы Трейса сложились в улыбку.
— Где здесь?
Адам пошевелил рукой, той самой, что он бережно держал в кармане пиджака. Мгновением позже оттуда высунулась крошечная, почти безволосая тощая собачья мордочка.
Трейс вспомнил старую присказку о сходстве собак со своими хозяевами. Откашлявшись пару раз, он отважился высказать свое предположение:
— Муз…
— Чихуахуа.
Шайлер перевернулась с боку на бок, открыла глаза и посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке.
Было три часа ночи.
Шли первые часы после полуночи, а у нее сна ни в одном глазу.
Она подумала, что если б сейчас была в Париже, то как раз бы уже пошла на работу, в свой кабинет в музее. Остановилась бы в маленьком кафе на углу рядом с Лувром, где подавали горячий кофе и сдобные рогалики, которые просто-таки таяли во рту.
Но она была не в Париже. Она находилась в Нью-Йорке, точнее, в его пригороде, и сейчас была середина ночи.
К несчастью, Шайлер отметила у себя все признаки, указывающие на то, что заснуть она сможет не скоро.
Она села на своей кровати с пологом и старательно подпихнула груду подушек себе под спину. Устроившись как можно удобнее, она тихонько вздохнула и стала разглядывать залитую лунным светом комнату.
Ей всегда было хорошо и спокойно в Желтой комнате, названной так — по крайней мере отчасти — из-за обтянутых желтым шелком стен и лежавшего на полу старинного французского ковра с черно-желтым узором.
В комнате находился уникальный мебельный гарнитур в стиле французский ампир, который когда-то Наполеон I подарил маршалу Сульту. Над богато украшенным комодом висел портрет всадника кисти Альфреда Дидро, написанный в английской манере, а над кроватью — двойной портрет кисти Хессе. На последнем были изображены две сестры. В семейной коллекции картин эта всегда была у Шайлер одной из самых любимых.
В солнечные дни в Желтой комнате было особенно светло и радостно. Кровать стояла напротив целого ряда окон, тянувшихся от пола до потолка и выходивших на юг — из них открывался великолепный вид на сады и зеленый простор лужаек вдоль берега Гудзона.
Но в лунном свете комната совершенно преображалась. Становилась темной и таинственной.
Больше зависела от настроения.
Была более чувственной.
Ощутив внезапное беспокойство, Шайлер сбросила одеяло, соскочила с постели и босиком прошлепала к одному из огромных окон. Она не удосужилась перед сном зашторить окна. А теперь отдернула в сторону еще и тюль.
Небо было ясное. Луна — полная. В небесной синеве мерцали мириады звезд.
Отсюда она могла беспрепятственно видеть английский сад с беседкой в центре, а дальше — Гудзон и каменистую косу, известную как «наблюдательный пункт Люси».
«Кора утверждала, что видела Люси».
Шайлер не верила, что ее двоюродная бабка на закате своих дней впала в старческий маразм, и Трейс Баллинджер считал так же. Но разум порой выкидывает странные шутки и с молодыми, а не только со старыми. Иногда мы слышим и видим то, что хотим — что нам просто необходимо — увидеть и услышать.
