Постепенно замедляю бег, восстанавливаю дыхание. В ушах наушники, на всю катушку гремит любимая музыка. Настроение боевое, как и обычно. Другого не держим. Снимаю капюшон и разминаюсь, когда замечаю, что кто-то стоит за спиной. Резко оборачиваюсь.
Инка приехала.
— Ты что здесь делаешь в такую рань? — спрашиваю, доставая наушники из ушей.
Девушке холодно, она кутается в полы тонкого плаща, обмоталась шарфиком. Подходит и обнимает меня за шею.
— Соскучилась. Решила заскочить до работы. Как твои дела? — Ей неуютно.
Мне тоже. Я отстраняюсь.
— Тренируюсь же, потный.
— Ничего, я на минуточку, — тянется и целует меня в щеку. — Какие планы на вечер? Ты до четырех сегодня?
Я не собирался с ней мириться, просто так получилось. С тех пор как я вернулся домой, все события в моей жизни можно описать двумя словами: «Так получилось». Мне это несвойственно. Остро хочется курить.
В кармане вибрирует сотовый. Бросаю взгляд на экран — Чернов. Да ладно! Тот самый мой коллега и друг Пушкина, у которого прозвище нелитературное. На всякий случай обращаю внимание на время, потому что эта скотина сделает все, чтобы меня штрафанули за малейшее опоздание. До начала рабочего дня еще целых полтора часа.
— Да? — принимаю вызов.
— Илья Викторович, доброе утро! Не спите уже?
— Доброе утро, нет, я вас слушаю.
— А чего запыхался? Дело молодое?
Бурный интерес коллег к моей личной жизни пока не утих.
— Я только с тренировки, — бросаю взгляд на Инку.
Он хохочет.
— А, ты все бегаешь. А не жалко тебе свои колени и позвоночник? Пример бы подавал пациентам. Отпустил животик, набрался солидности.
— Да вы не беспокойтесь, как время придет, поставлю себе эндопротез в колени. И в позвоночник. Всегда хотел стать киборгом.
— Травматологи-механики, — вздыхает он. — Все у вас просто. Раз — и заменил.
— Полчаса делов.
— Слушай, я, вообще, по личному вопросу. Ты ведь у нас любишь старушек.
— Кто ж их не любит? — парирую. Почти восемьдесят процентов нашего стационара — люди в возрасте. И почему-то все дамы, кому за семьдесят, буквально с первой встречи меня усыновляют и начинают заботиться. По-своему. Лучшие пациенты за мою карьеру. Да и разве я виноват, что всем нравлюсь?
— Возьмешь пациента по личной договоренности? Александр Сергеевич дает добро.
— А что случилось? Почему сами не возьмете?
— У дамы запущенный панариций на пальце, в поликлинике по прописке ей нагрубили, убежала. Знаешь, как это бывает? Сказала, больше не пойдет. Да еще и стесняется. По этой же причине мне не дает смотреть. Я убедил, что ты у нас на все руки мастер и удивить тебя невозможно. И сустав заменишь, и роды, если вдруг придется, примешь. Ты сегодня как обычно?
— Да, до четырех. Хорошо, пусть приходит к пяти, раз дело срочное.
Коллегам у нас отказывать не принято.
— Буду должен, — говорит он.
Я сбрасываю вызов и смотрю на Инку:
— Работы прибавилось, позвоню, как освобожусь.
— Хорошо, я буду ждать, — улыбается она неуверенно.
Я сам не уверен, что нам стоило еще раз что-то начинать. Инна приподнимается на цыпочки и шепчет мне на ухо:
— Придумаем на вечер что-нибудь необычное?
— Созвонимся.
Основной причиной нашего разрыва была моя скука. От скуки я отказался от стабильной работы в пользу приключений и подвигов. Уехал работать по контракту. Впечатлений получил массу, вдобавок изрядную порцию страхов, которые оживают ночами во снах. Недавно прочитал, что около половины сновидений детей — кошмары. Выходит, что для нашего биологического вида бояться чего-то несуществующего — естественно. Подумаешь, что такого.
Больше я подобных ошибок не совершу, спокойная стабильная жизнь — это именно то, что мне нужно. Без всяких «но».
Уже на своем балконе достаю сигарету и затягиваюсь. Надо спешить в госпиталь. Надо. Еще один день. Все хорошо. Просто замечательно. Пережить его и вернуться домой.
Да что со мной не так-то, блть?
Рабочий день проходит как обычно. Пятиминутка в конференц-зале, слушаем, вникаем в события прошлой ночи. Событий не было. Мало что экстраординарного случается в стенах нашего старинного госпиталя. Операции плановые, несложные.
Потом пациенты по записи.
В конце дня сижу, заполняю истории болезней, заканчиваю уже, как раздается стук в дверь. Бросаю взгляд на часы — шестой час. Сначала гадаю, кого там принесло, а потом вспоминаю — точно! Сегодня же дама от Чернова обещала прийти. Любопытно.
— Заходите, — приглашаю.
В ответ снова робкий стук. И правда стесняшка. Многие наши женщины так сильно комплексуют из-за любого внешнего дефекта, что готовы скорее помереть дома, чем показаться доктору.
— Заходите! — повторяю громче. — Не бойтесь, я не кусаюсь.
Дверь медленно открывается, и в мой кабинет бодро заходит Полина Александровна Барсукова.
Да ептить! Быть такого не может!
— Добрый вечер! Ой! Илья, ты здесь работаешь? — округляет она глаза в мнимом удивлении. — Не смотрите на меня так, доктор! Обещали не кусаться!
Я хищно прищуриваюсь и подаюсь вперед.
— Ты чего пришла? Как ты… — хмурюсь, потом до меня доходит, что произошло. — А, вот оно что.
— Какое неожиданное совпадение! Бывает же! — тараторит она, не особо даже стараясь притворяться, пожимает плечами. — Можно?
Ее волосы собраны в высокий хвост, минимум макияжа на лице. Летящий белый сарафан. Коротенький.
— Да садись уж, раз пришла, — киваю на стул рядом. — Давай сразу карточку. Я закончу и займусь тобой.
— Я подожду, вы не спешите. Мною надо заниматься очень тщательно, — говорит она кротко. Присаживается на стул, закидывает ногу на ногу. — А какую карточку надо было принести? Банковскую?
Глава 22
— Понял, — говорю я скорее себе, чем ей. — Банковскую не надо.
Прицепилась же мелкая. Ее отец вполне конкретно дал понять, чтобы я держался от его сокровища подальше и чтобы не надеялся, что былые заслуги мне сильно помогут в случае каприза мажорки.
Пишу строчку за строчкой, она сидит напротив. Думал, уткнется в телефон, но нет. Пялится на меня. Я глаза поднимаю, она их отводит, потом снова пялится.
— Показывай свою проблему, — говорю я, откладывая ручку в сторону и смотря ей в глаза.
— А вы руки не помоете? — шепчет она. — После других пациентов. А то мало ли какая у вас тут зараза ходит.
— Ну мы ж пока не оперируемся, — выгибаю бровь я.
Впрочем, мне несложно, поднимаюсь с места, мою руки с мылом. Она довольно резво для больного человека пододвигает тяжелый стул таким образом, чтобы между нами с ней не было стола. Я возвращаюсь на свое место.
— Показывай, — говорю я нетерпеливо. У меня сегодня свидание, мажорка ворует мое время.
— Прямо здесь?
— Можем снять гостиницу за городом, — вздыхаю не без раздражения. Уже вижу, что пальцы у нее в полном порядке.
— Вы так ко всем пациенткам подкатываете?
— Разумеется.
— И на вас не жалуются?
Смеюсь.
— О, подавляющее большинство моих пациенток крайне рады моему вниманию.
Она закатывает глаза, дескать, поражена моим самомнением. Потом скидывает с правой ножки элегантный шлепанец и ставит ступню мне на колено. Упирается носочком и ведет пару сантиметров выше.
При этом за моей реакцией наблюдает внимательно. Глаз не сводит, затаилась, змея. Сарафан ее, ожидаемо, изрядно задирается, демонстрируя не только коленку, но и бедро. В полуметре от меня. Я начинаю злиться, что это, блть, за игры на рабочем месте? Поднимаю на нее глаза, она обеспокоенно кивает на свою ступню.
— Ну что там? — спрашивает взволнованно. — Я умру?
Возвращаюсь к накрашенным красным лаком аккуратным пальчикам. Один к одному, как на выставке. Идеальные ногти, все безупречно. Она слегка надавливает мне на ногу носочком.
