— Как малышка?
— Слава богу, тьфу-тьфу-тьфу. Стала набирать вес, но спит отвратительно. Качаем по очереди с Настей все ночи, потому что Мие одной тяжело. Я думала, будет как в рекламе — в люльку положил, дверь закрыл. Утром пришел, а младенец лежит и улыбается. Вранье все эти ролики по телеку! — Вспоминаю истошные крики ребенка, от которых внутри все сжимается. — Одной Нина быть вообще не любит.
Впрочем, не мне судить племянницу, прямо сейчас я позволяю оттяпать у себя здоровую часть тела, лишь бы заслужить уважение мужчины.
— Может быть, колики?
— Мы приглашали уже трех педиатров, но у всех советы одинаковые. Уверяют, что так будет не всегда. Надеюсь.
Увлекшись разговором о сестре, я практически забываю о том, зачем нахожусь здесь. А может, анестезия хорошо действует. Когда открываю глаза, Илья уже забинтовывает мой палец.
Возбуждение — последнее, что должен чувствовать человек на кушетке в операционной, глядя на упакованного в маску и колпак хирурга. Но это именно то, что я ощущаю сейчас. Легкое, едва уловимое, готовое разгореться пожаром, дай он малейший повод. Ветров поворачивается, наши глаза встречаются. Я лежу, он возвышается надо мной.
Интересно, он позвал медсестру, чтобы не оставаться со мной наедине? Чего он опасается?
Она, кстати, смотрит на меня с большим сочувствием.
— А можно вопрос? — подаю голос.
— Да, конечно.
— Откуда у тебя акцент?
— У меня? — удивляется Илья.
— Вам показалось! — весело смеется медсестра. — Может, переволновались, так бывает.
— Я пару раз замечала. Не сегодня, — даю понять, что это не первая моя встреча с Ветровым.
— Я работаю с Ильей Викторовичем полгода и ни разу не слышала у него акцента! — продолжает улыбаться Женя. Говорит таким тоном, будто я сморозила глупость несусветную.
— Завтра утром напиши мне, как себя чувствуешь. Расскажу, — уклончиво отвечает Ветров. — Как ощущения? Болит?
— Немного.
— Это нормально. Буду ждать сообщения. Там и решим насчет перевязки, — последние слова он как-то странно выделяет голосом. Берет меня на понт? Гадает, приду я еще раз или нет?
Мне кажется, ему некомфортно. Не ожидал, что я не отступлю и позволю ему? Опасается, что буду жаловаться? Отцу или их главному. Пойду на комиссию, где обвиню его в том, что он провел ненужную манипуляцию. По сути, он так и поступил, нарушил закон, и я могла бы этим воспользоваться.
Но я не буду. Он ошибается во мне. Пусть что хочет со мной делает, это останется только между нами.
Когда я выхожу на свежий воздух, голова немого кружится, слегка подташнивает. Предательски щиплет в носу.
Я сегодня без машины — оставила возможность для маневра, вдруг бы Илья предложил подвезти меня домой. Ха-ха-ха! Глупая наивная Полина.
Звоню Насте и прошу прислать за мной водителя, он как раз где-то поблизости. Не хочу в таком состоянии садиться в такси.
Ожидание длится недолго, через десять минут я уже сажусь в новенькую «Камри» и откидываюсь в удобном кресле за спиной водителя. В машине приятно пахнет кожаным салоном, прохладно и просто хорошо. Беру бутылку минералки, делаю несколько глоточков. Смотрю на забинтованный палец. Анестезия должна была бы уже начать отходить, а Илья не прописал мне никаких обезболивающих. Я же была настолько обескуражена, что забыла спросить.
— Дядя Гоша, у вас есть ножнички?
Глава 24
Получив желаемое, я быстрыми нервными движениями разрезаю узелок, разматываю бинт и смотрю на свой палец. И снова ха-ха! Ничего он мне не сделал, только зеленкой намазал, испортив педикюр. Тошнота и головокружение проходят мгновенно. Вот ведь сила самовнушения, я почти начала чувствовать боль и пульсацию на месте выдуманной раны.
Я порядком разозлила Ветрова, но он не псих, чтобы резать здорового человека. Решил проучить. Несуществующая проблема, несуществующая операция — все честно. Медсестра смотрела с сочувствием. Наверное, думала, что я сумасшедшая. Еще и несуществующий акцент мне привиделся!
Откидываюсь на сиденье и начинаю смеяться. Громко, от души! Дядя Гоша поглядывает на меня с подозрением. Я показываю ему язык, и он возвращается к дороге.
Внезапно машина резко тормозит. Под визг шин меня кидает вперед, да с такой силой, что я больно ударяюсь о спинку переднего сиденья. Впечатываюсь лицом, грудью, перед глазами темнеет. Ничего не могу понять, хватаюсь за подголовник и в ужасе сжимаюсь в комочек.
— Твою мать! — ругается дядя Гоша. — Ты в порядке, Полиночка? — поворачивается ко мне, трогает за плечо.
— Что случилось? — спрашиваю я. Удар был несильным, но я все равно ушиблась так, что голова разболелась. Но это неважно. Я смотрю через лобовое стекло и понимаю, что перед капотом нет ни столба, ни другой машины. — Мы кого-то сбили?!
— Собака бросилась прямо под колеса, вот дрянь какая. Сейчас посмотрю, помяла ли машину.
— О боже! — Я быстро открываю дверь, выскакиваю на улицу и действительно нахожу перед капотом небольшую черную дворняжку. Бедняга отползает в сторону, подволакивая ногу. Жалобно скулит.
— Дядя Гоша, вы знаете поблизости какую-нибудь ветеринарку?
— Да шут с ней, Полин, — он машет рукой. — Если такая дура, чтобы под колеса бросаться, то туда ей и дорога. Ошейника нет, значит, бездомная.
Но я так не могу. Собака падает на обочину, очевидно, что ей больно. Как же так? Что за день-то сегодня такой?
— Сейчас погуглю, — достаю сотовый из кармана и открываю поисковик. — Вы пока подумайте, во что ее можно завернуть. Давайте-давайте, не стойте столбом!
На экране всплывает окно с входящим вызовом. Как не вовремя! Я бы сейчас сбросила любой звонок, кроме как от Мии и… Да, похоже, что в список избранных абонентов попал еще один человек, потому что я читаю и перечитываю надпись крупными буквами «Илья из тиндера» и медлю. Затем нажимаю на зеленую кнопку.
— Полина… — начинает он.
— Все потом, — перебиваю я. — Ты не знаешь поблизости хорошую ветеринарную клинику?
— Что? — он делает паузу. — Зачем тебе?
— Беда, Илья! Собака бросилась под машину, надо спасать.
— Ты в порядке?
— Да, я-то нормально. Так ты знаешь? Если нет, то давай потом поговорим, нет времени.
— Сейчас скину номер своей сестры, она точно в курсе.
— Спасибо, жду! Побыстрее, пожалуйста, мне кажется, ей больно.
Через тридцать минут мы с дядей Гошей уже паркуемся возле клиники для животных и заносим внутрь укутанную в пиджак собаку.
В регистратуре знакомимся с Дарьей — сестрой Ильи и по совместительству волонтером одного из приютов для животных. Она как раз была в клинике, когда я позвонила, и согласилась дождаться нас.
Даша оказывается приятной русоволосой девушкой невысокого роста, которая пожимает мне руку и благодарит за то, что не бросила животное. Как можно бросить? Это же мы виноваты, хоть и ненамеренно.
— Ваша фамилия и кличка собаки? — спрашивают у меня в регистратуре.
— У нее нет клички. В смысле она бездомная.
— Придумайте. Как-то нужно же ее записать при оформлении, понимаете?
— Эм-м. Пусть будет Газировка, — ляпаю я. — Можно? Барсукова.
— Газировка Барсукова, — кивает ветеринар. — Привет, маленькая. Как тебя угораздило-то? Что смотришь? Больно? Пойдем поглядим, что с тобой случилось, — ласково воркует ветеринар, забирая животное.
— Барсукова? — переспрашивает Даша. — Вы та самая Барсукова?
— Та самая? — на всякий случай пугаюсь я, не представляя, что Илья мог рассказать обо мне своей сестре. С другой стороны, приятно, что он вообще упоминал мое имя.
— Я работаю бухгалтером, но также являюсь волонтером приюта для животных «Друг». Весной некто Барсуков пожертвовал нам весьма приличную сумму, — она снова берет меня за руку. — Если это вы, ваш муж или родственник… то спасибо огромное! Вы здорово нам помогли.
Я чувствую, как холодок пробегает по спине. Илья не брал деньги отца. А зная, каким папа бывает настойчивым, как умеет прессовать и настаивать на своем, я тут же догадываюсь, что в итоге Илья, видимо, попросил эти деньги куда-нибудь перевести. Чтобы от него, наконец, отвязались.
