– Я у родителей была, не слышала, – ныряю в карман, чтобы продемонстрировать экран телефона в подтверждение своих слов, но Громов отрицательно машет головой и мягко произносит.
– Просто хотел тебя увидеть.
И никаких претензий, обид, требований.
Я делаю несколько шагов вперед, вклиниваясь между колен Тимура, и осторожно дотрагиваюсь до двухдневной щетины, которая ему невероятно идет. Эти касания позволяют мне убедиться, что Громов настоящий, и его широкие ладони у меня на талии не плод моего больного воображения.
Я, действительно, знаю его всего-ничего и могу не подозревать, какие скелеты этот уверенный молодой человек может хранить у себя в шкафу. Но я снова приглашаю его в свое жилище и льну к крепкой мужской груди, пока мы поднимаемся в лифте. И не могу ни на секунду отстраниться от него ни в общем коридоре, ни в квартире.
– Тимур, – мой едва различимый шепот бьет по нашим натянутым нервам и толкает Громова ко мне. Верхняя одежда летит мимо вешалки, ботинки с глухим стуком падают на пол, и где-то в кармане вибрирует телефон, раздражающий нас обоих.
– Что, Стась? – Тимур нависает надо мной, опаляя горячим дыханием висок, и я отчаянно цепляюсь за его плечи, чтобы устоять на ногах. Потому что его сила дурманит мозг и прогибает под себя, превращая независимую девушку в безвольное желе.
– Ты настоящий?
Какой-то частью себя я понимаю, что мы торопимся. Что надо больше выяснить друг о друге, узнать о больных местах и комплексах, выстроить границы. Но все эти правильные разумные вещи моментально летят в тартарары, стоит губам Тимура накрыть мои.
Громов целуется умело, ошеломляя одновременно напором и невыразимой нежностью. Распаляет, вынуждая сходить с ума и неистово хотеть продолжения. И вдруг останавливается, заставляя жалобно всхлипнуть и широко распахнуть глаза, вынырнув из мира грез.
– Не бойся, принцесса.
Он ловко подхватывает меня на руки и несет в спальню, прекрасно ориентируясь в темноте. Я же рассеянно перебираю его волосы и снова дурею от преследующего меня запаха океанского бриза. С Тимуром все ощущения обостряются в десять раз, и это немного пугает.
Громов бережно опускает меня на постель и мучительно медленно избавляет от одежды. Тревожит выписывающих виражи внутри моего желудка бабочек и будит первобытные инстинкты и растущий голод по его прикосновениям.
– Тимур.
Повторяю, как мантру, пока он скидывает толстовку.
– Тимур.
Шепчу, как молитву, пока он избавляется от джинсов.
– Тим...
И осекаюсь на полуслове, когда его обнаженная кожа соприкасается с моей.
Жгучие торопливые поцелуи сменяются тягучими и выматывающими. Пальцы очерчивают ключицы, ласкают предплечья, спускаются к животу. И я понимаю, что Громову не терпится так же сильно, как и мне.
Оставив весь мир за чертой, мы делаем шаг, срываясь с обрыва. Катаемся на американских горках, падаем в пустоту и возрождаемся вновь из пепла. Вместе мы забираемся на самый высокий пик и вместе летим вниз головой с тарзанки. И от этих умопомрачительных ощущений становится трудно дышать, как будто сердце увеличилось в размерах и теперь норовит пробить грудную клетку.
– Ты в порядке, принцесса? – хрипло спрашивает Громов, едва восстановив дыхание после нашей близости, и ещё ближе придвигает к себе. Осыпает лицо невесомыми поцелуями и не дает сбежать в душ.
– Все отлично, – так же сипло отвечаю ему, скользя пальцами по мужской груди, и собираю капельки пота с упругого тренированного тела.
Снова залипаю на его татуировке и неторопливо повторяю ее контуры, веря, что разлетаюсь на атомы с правильным человеком.
Глава 15
Тимур
– Спи сладко, принцесса.
Напоследок я оставляю еще один невесомый поцелуй у Стаськи на шее и терпеливо жду, пока она возится, укладываясь под одеяло, заправленное в черный с оранжевыми апельсинами пододеяльник.
Ладонь сама ложится Славке на талию, как будто ее изящные плавные изгибы созданы специально для моих пальцев. А в груди становится тесно от того, какая она сейчас сонная, податливая и умиротворенная.
Лунный свет, пробивающийся сквозь неплотные шторы, запутывается в ее густых шелковых волосах и остается ночевать в левой ключице, пока я все еще соображаю, что между нами произошло.
Не получив ответа на десяток звонков, я шел просто увидеть Аверину, убедиться, что с ней все в порядке, и поговорить о реакции ее родителей на вчерашний концерт. Вместо этого залип на точеной фигурке, застывшей под фонарем, как пятнадцатилетний пацан. Проскочил нормальный для любой пары конфетно-букетный период, ни цветов не взял, ни вина. И совсем с катушек слетел, стоило нам подняться в квартиру.
– Ладно, у психов скоро весеннее обострение. У тебя-то что, Громов?
Бурчу под нос, непроизвольным движением подгребая ближе к себе Славку, и втягиваю ноздрями впитавшийся в ее кожу запах земляники, действующий на меня хлеще, чем афродизиак. Надо будет узнать, что у нее за духи.
Я проваливаюсь в дрему мгновенно, лишь только голова касается подушки, и расслабляюсь. Чувствуя, как тело наполняется ленивой истомой. На удивление крепко сплю в чужом доме и нехотя открываю сначала один глаз, потом второй, попутно отмечая, что за окном давно уже светло.
– Выспался?
Славкины пальцы перестают выписывать у меня на предплечье симметричные аккуратные узоры и перебираются выше, мягко поглаживая скулы и нос и провоцируя меня на ответную нежность.
– Ага.
Я тяну Славку к себе на грудь и едва уловимо касаюсь губами ее припухлых от вчерашних поцелуев губ. Наслаждаюсь бархатом кожи, тону в ее приглушенных стонах и думаю, что Стаська невероятно открытая.
Она лишена обычного для большинства нынешних девчонок жеманства и кокетства. Ее можно читать, как открытую книгу – так красноречивы ее жесты и вздохи. И это заводит.
До смятых простыней, до упавшего на пол одеяла и до приятной тяжести, опутавшей конечности.
– Я приготовлю чего-нибудь, – Славка пытается скатиться с кровати, но я ее удерживаю, пробегаясь пальцами по ребрам. Отчего звонкий хрустальный смех разносится по комнате.
– Не заморачивайся. В кафе поедим.
Еще полчаса мы тратим на сборы, подшучивая друг над другом, и ищем нашу одежду, раскиданную по разным углам. С громким хохотом влезаем в джинсы, ныряем в толстовки и спускаемся к ожидающему нас такси, пугая флегматичного водителя до безобразия довольными лицами.
Мы не замечаем, как оказываемся у небольшого итальянского кафе с красно-зелено-белой входной группой. Потому что всю дорогу целуемся на заднем сидении светло-серого Фольксвагена Поло, как беспечные школьники на первом свидании.
– Спасибо.
Поблагодарив шофера, я подаю руку Славе, придерживаю перед ней дверь и отодвигаю удобный стул с овальной спинкой, уже привычно мазнув губами по Стаськиному виску. Заказываю любимую пиццу на тонком тесте и мечтаю о чашечке крепкого кофе, чтобы прогнать остатки сна.
– Сла-а-ав, забыл предупредить. Я очень ревнивый.
Резко вскинув подбородок, Стаська купает меня в озорной лазури глаз и заразительно смеется, пока я растягиваю пластинки ее серебристого браслета и обвожу пальцами запястье.
– Я тоже.
На этом тема собственнических замашек заканчивается, и мы плавно переходим к обсуждению увлечений. Так что через десять минут я уже знаю, что Слава занималась бальными танцами в детстве, пробовала играть на гитаре в девятом классе, а сейчас посещает йогу два раза в неделю с подругой Лидкой.
Время в компании Станиславы мчится незаметно, пицца кажется особенно вкусной, и я уже строю далеко идущие планы на вечер, когда телефон начинает трезвонить.
– Гром, тебя где носит? До тренировки десять минут!
Голос Темыча на том конце провода звучит глухо и обеспокоено, а я тупо смотрю на экран айфона и долго не могу воткнуть, какой сегодня день и что от меня хочет товарищ по сборной.
– Твою ж мать! Опаздываю, предупреди Алексеича, плиз.
