– Пробки на Кутузовском сегодня ужасные, – пожимает плечами Тимур, галантно отодвигает стул, помогая мне сесть, и ненароком обдает горячим дыханием мою шею. Отчего бедные задремавшие мурашки вновь просыпаются и начинают маршировать вдоль позвоночника.
К счастью, никто на нас с Громовым не смотрит. Родители Кирилла о чем-то беседуют с моими, подружки из компании Паниной с восхищением взирают на виновника торжества, а парни-пловцы, посовещавшись, выбирают кандидата, который будет отдуваться за них всех и скажет Шилову тост.
– Бывают мужчины умные. Бывают – сильные. Бывают – сексуальные. Бывают – деловые. А вот Кирюха у нас сильный, умный, сексуальный и деловой!
Бокалы мелодично звенят, парни бодро улюлюкают, а девушки томно охают. И за всей этой какофонией звуков я не сразу понимаю, что мой айфон лихорадит от сыплющихся на него уведомлений. Желудок почему-то ухает прямо в пятки, и я торопливо разблокирую экран похолодевшими пальцами и лечу вместе с Громовым в разверзнувшуюся под нами пропасть.
– Тимур, это звездец!
Глава 13
Тимур
Место, которое выбрал Шилов, мне не нравится от слова совсем. Слишком душно внутри, слишком мало пространства между столами, слишком хорошо слышно каждое произнесенное соседом слово.
Низкие потолки с безвкусной ажурной лепниной давят на голову, официанты чрезмерно услужливы, а худая маленькая Дюймовочка-администратор так и вовсе норовит склониться перед именинником в раболепном поклоне.
Моя ладонь невольно ложится на Стаськину талию поверх ткани, и мне хочется закинуть свою принцессу на плечо и унести отсюда. Потому что вот такая разношерстная компания, плоские шутки на уровне плинтуса и искусственный некрасивый смех одинаковых, словно под кальку, девчонок – это не про нее.
Света, Вера и, кажется, Ника, наши одногруппницы, сверкают, словно увешанные гирляндами елки, при этом Слава выглядит в миллион раз изящнее в свободном кардигане нежного мятного цвета и узких, обтягивающих ее стройные ноги, будто вторая кожа, дымчато-серых джинсах. И даже полное отсутствие макияжа выгодно подчеркивает точеные черты ее красивого лица.
– Ты невероятная, – шепчу ей на ухо, пока мы протискиваемся к свободным стульям рядом с Кириллом.
И отчего-то представляю, как буду праздновать свой день рождения вдвоем со Стасей в начале мая. Увезу ее в Питер, буду водить по Дворцовой площади, показывать фонтаны в Петергофе и отпаивать глинтвейном после прогулки по крышам. А потом укутаю в два теплых пледа и потащу смотреть на развод мостов.
Мы будем ёжиться от промозглого ветра северной столицы, тесно прижиматься друг к другу и много-много целоваться, пока не начнет кружиться голова. И это будет самый лучший май в моей жизни.
– Наконец-то мы вас дождались, – в идеальную картинку, нарисованную моим воображением, где нет места третьему, бесцеремонно врывается Кирилл, и мне приходится возвращаться на грешную землю.
Выдумывать несуществующие пробки на Кутузовском, разыгрывать безразличие и не набрасываться на Славкины губы, хоть это и единственное, чего мне сейчас по-настоящему хочется.
Сначала зажатая, Стася постепенно расслабляется, вечер течет своим чередом, и я тоже освобождаюсь от сковавшего меня напряжения.
Весь женский пол, кроме «родительского» столика и непосредственно Славы, восторженно наблюдает за перемещениями именинника. Избранный делегатом от пловцов Темыч толкает тост, подсмотренный в интернете. И я уже собираюсь вручить Киру подарок, когда Аверина жестко вцепляется в мой локоть и едва различимо шепчет побелевшими губами.
– Тимур, это звездец!
Я осторожно забираю из ее онемевших пальцев треклятый гаджет и придирчивым взглядом впиваюсь в экран, на котором застыл наш с ней снимок.
Кто-то из дорогих одногруппников сделал фотку, когда мы со Славой целовались в парке, и слил ее в общий чат, выбрав идеальный момент. Так, что сейчас бомбит всю группу, с ажиотажем набросившуюся на «горячую» новость.
«Все это видят?!»
«Аверина кинула Шилова и переметнулась к его другу?»
«Губа не дура, новенький-то посимпатичней будет...»
«Интересно, Кирюха в курсе?»
«В тихом омуте чего только не водится. Вот стерва!»
Дальше идут совсем уж нецензурные комментарии с описанием интимных подробностей, поэтому я сворачиваю беседу и перевожу айфон в беззвучный режим.
– Тебе не нужно это читать, – наклоняюсь к Славе, накрывая ее ладонь своей, и пусть запоздало, но хочу оградить свою девушку от набирающего обороты дурдома.
А потом вскидываю подбородок и натыкаюсь, на бешенство в сузившихся глазах Кирилла, поднявшегося из-за стола и что-то обсуждающего с администратором. Пожалуй, дай ему волю, и он вздернет меня на дыбе.
– Не вмешивайся, что бы ни случилось, – негромко прошу Стасю, ободряюще сжав ее плечо, и со скрежетом отодвигаю стул, чтобы приблизиться к другу.
Он непрерывно сжимает и разжимает кулаки, а еще хищно втягивает воздух, как будто чует в нем кровь.
– Пойдем выйдем, – я первым предпринимаю попытку локализовать конфликт, но Шилова ведет и к нормальному обсуждению произошедшего он вряд ли готов.
– Вот так значит, Гром?! Да?! Пока я по НЕЙ, – Кирилл тыкает дрожащим пальцем в Славу, которую я рефлекторно заслоняю собой, и с нервной ухмылкой продолжает: – с ума сходил, ТЫ ее...
– Не смей, – обрубаю друга прежде, чем он скажет то, о чем обязательно будет жалеть потом, и одновременно не хочу превращать чужой праздник в отвратительное месилово. Потому что молча слушать гадости в Стаськин адрес я абсолютно точно не смогу.
– Охрененный ты друг, Гром! Просто вышка! – продолжает распаляться Шилов и размахивает руками, словно ветряная мельница – крыльями.
И это приводит к неизбежному и вполне ожидаемому концу. Кир сносит бокалы с шампанским, выстроенные в высокую пирамиду, и те складываются, как карточный домик. Стекло бьется, брызги летят в разные стороны, дамы стряхивают со своих нарядов капли и возмущенно визжат. А по задумке сухой лед всего лишь должен был красиво пениться, да.
Я больше не предпринимаю попыток успокоить взбесившегося товарища, здраво рассудив, что мое вмешательство будет сродни катализатору – спалит те жалкие предохранители, которые уже нещадно искрят.
Я отступаю обратно к Славе и уже оттуда наблюдаю за разворачивающимся действом. Шилов пинает собственный стул, морщась от боли, швыряет пару тарелок об пол и... сносит с ног официанта, неправильно воспринявшего начавшуюся заварушку и вынесшего в зал праздничный торт.
Двухъярусный кулинарный шедевр из бисквита, шоколадного и сметанного крема и свежих фруктов описывает в воздухе замысловатую дугу и эпично приземляется на голову отцу Кирилла. По сравнению с этой шаткой медленно сползающей конструкцией, коричневые брызги на лице у Кирюхиной матери – сущий пустяк. Простите, Елена Евгеньевна, но шоу маст гоу он, как говорится.
– Поехали отсюда, – одними губами произносит Славка, но я прекрасно ее понимаю, будучи полностью с ней солидарен. Наше дальнейшее здесь нахождение абсолютно бессмысленно.
Я подаю ей руку, помогая подняться, и переплетаю наши пальцы на виду у всех – раз уж тайное стало явным, пусть знают, что это моя девочка и я не собираюсь от нее отступаться.
Странно, но даже музыка стала играть тише, и теперь я слышу и звук наших шагов, и свое тяжелое дыхание, и Славино участившееся сердцебиение.
Сами того не желая, мы активировали спусковой механизм, и теперь нас провожают укоризненным взглядом родители Шилова и Стаси. Не дожидаясь нашего ухода, разбирают наши персоны по косточкам подруги Паниной. И только парни-пловцы сидят как ни в чем не бывало, не спеша ни на кого вешать ярлыки.
– Прости, – я прижимаюсь губами к Славиным волосам, действительно сожалея о том, что мое промедление вышло ей боком, и хочу стереть тревогу, поселившуюся в ее серьезных серых глазах.
