Бесчувственная, безвольная, совершенно не уважающая себя кукла! И я рядом — полный дурак!
Встаю рывком из-за стола и молча ухожу из ресторана. Да, я невоспитанный подонок, но свои последние минуты свободы я хочу провести иначе!
— Тимур! — доносится вслед разъяренный голос деда, но я делаю вид, что не слышу. Этой ночью я все еще свободен.
Огромными рыхлыми хлопьями снег медленно кружится и приземляется на мои плечи, путается в волосах и тает, касаясь теплой кожи. Вокруг ни души, хотя время на часах едва перевалило за десять вечера. Уже битый час я смотрю на ее окна. Темно. Свет не горит. Но я не ухожу. Другой возможности у меня не будет. Уже завтра весь город взорвется новостью о свадьбе сына нашумевшего депутата и дочери немецкого бизнесмена. Уже завтра я уеду отсюда навсегда.
Внезапно слабый свет озаряет темноту окон, пробуждая во мне надежду и дикое желание услышать еще хотя бы раз звук ее голоса.
Я срываюсь к подъезду и набираю заветные цифры. Гудок, второй, третий. Никто не отвечает. Мне не могло показаться! Я видел свет! Отхожу от двери и смотрю наверх, натыкаясь взглядом на ее силуэт.
Да простит меня Миронов, но пока мне кто-нибудь не откроет эту чертову дверь, я не уйду. И снова звонок. Гудок. Второй. И вдруг мелодия, сигнализирующая, что мне разрешили войти. Не замечая ступеней, лечу через одну, две на нужный этаж, поскольку ждать лифт мне не хватает терпения.
На лестничной клетке темно. Лишь слабая полоска света от приоткрытой двери в квартиру Миронова озаряет пространство вокруг. Я медленно подхожу ближе и, забывая дышать, открываю металлическую дверь полностью.
Ксюша стоит в двух шагах от меня — так близко, но безумно далеко. Босая, в какой-то нелепой и безразмерной футболке. Смотрит на меня своими огромными глазищами цвета неба, а я впервые не знаю, что сказать.
В квартире полумрак и тишина — ощущение, что мы совсем одни.
— Привет, — первой решается заговорить Ксюша. — Тебе дедушка все рассказал, да?
Киваю, не отводя от нее глаз: прозрачная, хрупкая, трепетная. Вижу, что волнуется: поджимает голые пальцы ног и теребит тонкими ладошками кончики своих волос. Смотрит на меня и как будто чего-то ждет. Делаю решительный шаг вперед, хочу подойти ближе, но она робко отступает назад. Амиров. Конечно! Она же теперь с ним. Где он? В ее комнате?
— Гена дома? — спрашиваю, чтобы разрядить обстановку.
— Нет, — бормочет себе под нос, затем опускает глаза и добавляет неуверенно: — Нет… он… там… они все… там… в Сочи…
— Амиров?
Она вопросительно смотрит на меня, всем своим видом показывая, что меня это не касается. Ее жизнь меня больше не касается. Но все же отвечает:
— В Москве. У него там дела.
Последняя надежда падает ничком вниз и разбивается у моих ног на миллионы осколков. Они вместе. У них все хорошо.
— А ты почему здесь? — если все уехали, то что она делала одна в квартире Миронова.
— Я… — она поднимает свои океаны и смотрит глубоко в душу, а потом убивает всего одной фразой: — Я к тебе приехала.
Не нахожусь, что сказать и просто приподнимаю бровь.
— Я… понимаешь… я, — хочет что-то объяснить, но от волнения не находит слов. — Я ошиблась. Я хотела извиниться.
И в этот момент я закипаю. Она, блядь, ошиблась! Я— ее ошибка! Мои чувства — всего лишь недоразумение! С яростью сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы усмирить свой гнев и не наделать глупостей.
— Ошиблась? — сквозь зубы шиплю в ответ. Изо всех сил схватив себя за голову, спиной наваливаюсь на шкаф- купе и закрываю глаза. Ее верный способ — сосчитать до десяти и успокоиться. Иначе, я за себя не ручаюсь.
— Тимур, — сквозь туман слышу свое имя и ощущаю невесомое и робкое прикосновение к щеке. Оно бьет током! Парализует все остальные чувства и эмоции! Заставляет сосредоточить весь мир в этом мимолетном касании. — Я просто хотела сказать спасибо. За то, что спас нас тогда, в "Шаляпине". Я совсем недавно узнала.
Не сразу соображаю о чем она говорит, но резко накрываю ее руку своей и с силой вжимаю в себя. Плевать! На все! Сейчас я хочу чувствовать ее рядом. Иначе просто подохну. Рывком притягиваю ее к себе и быстро разворачиваю на свое место так, чтобы быть к ней максимально близко, чтобы больше она не смогла убежать.
Зарываюсь руками в ее мягкие волосы и прислоняюсь своим лбом к ее. Чувствую, как участилось ее дыхание. Ей не все равно! Вдыхаю ее без остатка и понимаю, что без нее не смогу. Что же мы наделали, что?
Она пытается еще что-то сказать, но я ей не даю, прижимаясь своими губами к ее нежным, мягким, теплым. С силой, жадно, до боли! И она отвечает. Также безумно, на грани. Мы, как два оголодавших зверя, вгрызаемся в друг друга, не любя, не лаская, а пытаясь насытиться вдоволь! В этот момент мы оба понимаем: нас больше нет.
Этот поцелуй не дарит мне наслаждение! Он только больше разрушает меня! Он ворошит то, что я пытался все это время похоронить в себе. Мне надо остановиться. Развернуться и уйти. Ничего не изменить! Слишком поздно: она ждет ребенка от Амирова, а у меня завтра свадьба.
Я отстраняюсь и смотрю на ее мокрое от слез лицо. Она тоже все понимает! Плачь, девочка, плачь! Ты сама все разрушила!
Через силу делаю шаг назад, еще один. Я должен уйти! Она как чувствует и судорожно качает головой.
— Не уходи, — одними губами сквозь слезы шепчет Ксюша. А у меня от ее слов едет крыша. Дикое желание вперемешку с удушливыми воспоминаниями — горючая смесь! — Нам надо поговорить.
Поговорить? Где она, черт побери, была, когда нужно было говорить? Когда я умолял меня выслушать? Где? Она поверила всем кроме меня! Она с легкостью вычеркнула меня из своей новой жизни! О чем мне сейчас с ней говорить?
— Хочешь поговорить? — делаю шаг обратно в ее сторону.
— Да, — отвечает она.
— Хочешь, чтобы я остался? — и еще один.
— Да, — одними глазами кивает в ответ.
— Любишь меня? — делаю последний шаг и касаюсь ладонью ее лица, заставляя смотреть мне прямо в глаза.
— Люблю, — лжет, не отводя глаз. Так любит, что прыгнула в койку к Амирову и носит под сердцем его сына.
— А я тебя не-на-ви-жу! — по слогам выплевываю в ответ и перемещаю ладони на ее тонкую шею. Стоит лишь слегка надавить и она хрустнет. — Ты мне противна!
В ее глазах вспыхивает отчаяние и неприкрытая боль! Так-то, девочка, не одна ты умеешь жалить! Сжимаю руку на ее шее чуть сильнее, впиваясь пальцами в тонкую кожу, чтобы наверняка оставить следы. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Всхлипывает еле слышно, пытаясь освободиться. Хватает своими ладошками мои руки и пытается их убрать. Вот только силы неравны.
— У меня завтра свадьба. Извини, не приглашаю. Невеста ревнивая, бывших просила не приводить, — с желчью шепчу ей на ухо. Чувствую, как ее руки ослабевают и перестают бороться, а потом опускаются ниже, на живот. Она боится за него. Она боится меня.
— И до твоей беременности мне нет никакого дела, поняла? — вру ей в глаза, но руки с шеи убираю и иду к выходу. На этом все. У самой двери оборачиваюсь и смотрю на нее в последний раз. Я запомню ее такой: сломленной, с зареванными глазами и опухшими от моих поцелуев губами. Разворачиваюсь и ухожу.
— Не стоило нас спасать, — доносится мне вслед ее исступленный крик, но я больше не обернусь.
12. Виноват
Лерой
— Ты приехал, приехал, — зашумела Ритка и с огромным животом наперевес поспешила ко мне утиной походкой, следом за ней семенил Димка, ее муж.
— Тише, тише, не спеши! — пытался угомонить ее он, как будто до сих пор не понял, что просить мою сестру успокоиться бессмысленно.
— Милая моя, привет! — обнял ее нежно, стараясь не прижиматься сильно. — Когда уже я возьму свою племяшку на руки?
