— Если честно, когда я впервые увидела эту церковь издалека, она не произвела на меня никакого впечатления, — говорит Ира, поправляя на ходу шарф. — Разве что горгульи навевали ощущение смутной тревоги… Ты только глянь, как они жутко раскорячились…
Но Аня только кивает — на большее она не способна, потому что при виде суровых нависших горгулий, к горлу подступает тошнота. Ира же выглядит абсолютно спокойной.
— Сейчас как раз одиннадцать по местному времени, церковь только открылась, и народу должно быть не очень много. Первые прихожане обычно приходят ближе к двенадцати, — продолжает Ира, когда они приблизились к Северным воротам. — По воскресеньям в это время здесь проводятся регулярные богослужения. А в остальные дни можно услышать довольно угнетающий лютеранский гимн «Восхвалим все творца» на мелодию Иоганна Крюгера. И что ещё странно — раньше в это время года церковь всегда была закрыта…
— О, здесь что-то написано… — Аня прямо-таки подпрыгивает и указывает на ворота.
— Здесь написано «Fürchtet Gott! Ehret den König!», что в переводе с немецкого означает «Бойтесь Бога! Чтите Короля!».
— Ты читаешь по-немецки?
— Если бы, — улыбается Ирина. — Просто прочитала когда-то в путеводителе.
Какое-то время они ещё стоят перед воротами, бездумно уставившись на старинную надпись. А потом Ира говорит совсем тихо:
— Ты ведь знаешь, мы всё ещё можем повернуть назад и спокойно жить дальше, не зная, что там. Кто знает, вдруг нам действительно лучше не знать… — её голос — чуть хриплый, то ли от страха, о ли от ветерка, так некстати подувшего.
— Да. Понимаю, — отзывается Аня после короткого молчания. — Но я не могу отступить, ты же знаешь меня.
— Знаю, — Ира грустно улыбается и берет Аню за руку. — Тогда вперёд. Что бы мы там ни нашли, то, что у нас есть сейчас, мы не потеряем.
Аня кивает и сжимает холодную Иркину ладонь крепче.
«Что бы мы там ни узнали, я всё равно не отпущу тебя», — думает она, девушки заходят в зал.
Такой страх окутывает мысли Ани, что ей показалось, что ещё немного и величие этого места ее раздавит. А ещё она осознает со всей необъяснимой ясностью — это то самое место. То место из снов. Она бросает испуганный взгляд на Иру — не чувствует ли та чего-нибудь?
Те же витражи. Тот же алтарь в глубине длинного зала. Тот же льющийся с высоких сводов тусклый свет, в котором танцуют пылинки, а потом оседают, словно засыпая. Та же пустота. Только теперь образы из снов дополняются запахом свечей и сырости, а резкий холод пронизывает тело.
— Это здесь, Ира, — шепчет Аня, и её шепот кажется неожиданно громким в тишине огромного пустого зала.
— Да. Я уже сама это понимаю.
— Мне никогда не было так тяжело, как сейчас, Ира… Я как будто задыхаюсь.
— Ошибаешься, — мрачно отзывается Ира. — Уже было. Было плохо, в этом же месте, нам обеим. Когда-то. Оно вечно будет хранить для нас это чувство.
— Я должна увидеть… убедиться прямо сейчас… — и Аня бежит к алтарю, опускается на ступеньки, и ей кажется, что она снова во сне, чересчур реальном, омерзительно холодном и страшном сне. На какой-то миг ей кажется, что найти снова ту плитку нереально, или, что её вообще нет (и тогда Аня будет просто счастлива). Но так вышло, что её пальцы запомнили всё куда лучше, чем сознание. Аня легко и быстро нащупывает эту червоточину в безупречном убранстве, и плитка легко отходит от лёгкого нажатия. И даже сейчас Аня не перестает надеяться, что внутри ничего нет. Но опустив руку в зияющий черный проём, девушка сразу обнаруживает кольцо. И в тот момент, когда она снова берёт его в руки, всё возвращается. Разом. Вместе со страшной болью утраты. Возвращается с безысходностью и страхом. Необратимо. Навсегда.
____________________________
— Я так боюсь, что твои родители не узнают о нас. Тогда я больше никогда не смогу посмотреть им в глаза. Я не хочу, чтобы ты испортила отношения с ними. Не допущу, Аня!
— Да ладно, они такие уж тираны. Может, они поймут.
— Нет, Аня, это невозможно понять. Ты знаешь, что меня могут посадить за такое!
— За то, что растлила меня? — улыбнулась Аня, обнимая Иру за талию.
— Это не так уже и весело, — проворчала Ира.
Они сидели у неё дома на полу перед телевизором, по которому показывали симфонический концерт. Концерт, однако, уже давно потерял для них интерес.
— Когда я с тобой, Ира, мне наплевать на всё. Ты очень нравишься мне, остальное не важно.
— Ты тоже нравишься мне, Аня.
Аня рассмеялась:
— Ты слишком часто нервничаешь. Так недолго и курить начать. Как мой папа.
— Не начну, не волнуйся. Эта привычка совсем не по мне…
_________________
— Анна, у меня к тебе серьезный разговор… — Ира вздыхает и садится рядом на лавочку. Над ними зажигаются звёзды, и кажется, что никого больше нет в этом пустынном парке. Аромат цветущих пионов наполняет воздух.
— То, что ты называешь меня «Анна», уже серьезно, — рассмеялась Аня, вдохнула этот пьянящий аромат и коснулась кончиками пальцев плеча Иры.
В общем… Я тут подумала… Мы вместе уже три года, ты уже заканчиваешь школу…
— Та-а-ак, — Аня давненько не видела Иру в таком состоянии. Последний раз это было, когда Ира слетела с катушек и поцеловала её. И это был их первый поцелуй.
— Я подумала, почему бы нам не отметить как-нибудь наши отношения? Может быть, это подойдёт…
Тогда Ира и достала два тонких серебряных колечка. И никогда ещё за эти три года они не были так близки друг другу, как в тот вечер.
— Свадебное путешествие в Стокгольм… Это в твоём стиле, Ирин.
— Ты же знаешь. Если я что-то делаю, то оно должно быть безупречным.
— Да, ни одной ошибки, знаю…
— Вот именно.
— А если ты всё-таки ошибёшься однажды, что тогда?
— Не знаю. Я стараюсь не думать об этом.
— Разве мой отец не учил тебя не бояться ошибок и переделывать до тех пор, пока не получится?
— Некоторые вещи невозможно переделать, Аня.
_________________
В церкви было тихо. Свет проникал сквозь высокие витражи. Они стояли у алтаря и со смехом, какой бывает только у по-настоящему счастливых влюблённых, надевали кольца друг другу.
— Не могу… Почему я смеюсь в такой серьёзный момент? — спросила Аня сквозь слёзы. — Но мне так страшно, что сюда кто-нибудь придёт и увидит нас. Мне так… так…
— Это от нервов, — шепнула Ира, у которой тоже выступили слёзы.
— Почему мы с тобой вечно делаем что-то вот такое?
— Потому что мы просто ненормальные, — Ира смахнула слёзы.
— Давай с тобой всегда будем вместе.
— Давай.
— Обещаешь?
— Обещаю.
И они целовались, обнимали друг друга и смеялись, чтобы не плакать.
______________________________________
В комнате было очень холодно. Их было четверо. Евгений Александрович курил у окна. Инна Андреевна смотрела в окно из-за стола, в этой вероятности она. Ира смотрела на свои руки. Аня — на них всех по очереди. И почему-то сильно пахло апельсинами.
— Ну, и когда же всё это началось? — наконец, спросил Евгений Александрович.
— Давно, — ответила Аня.
— Насколько давно?
— Пять лет назад.
— О, Господи… — сигарета выпала из его пальцев и так и осталась тлеть на подоконнике, выжигая неизгладимый отпечаток с рваными краями. — Поверить не могу!
— Папа, подожди, выслушай!
— С тобой мне всё понятно, Анна. Но я бы хотел послушать Ирину. Что ты скажешь? — повернулся к ней, сжавшейся на стуле и похожей на раненую птицу.
Молчание.
— Тебе нечего сказать? — голос Евгения Александровича дрогнул. — Но как же так? Ведь я доверял тебе, доверил самое важное, что есть у меня, Аню. Как ты могла?
