- Помидоры еще не очень, тепличные, - оправдывается Дарья, кивая на аджику. – Но вроде вкусно.
Она всегда терла свежие помидоры на терке, добавляла чеснок и хрен, аромат стоял такой, что слюни чуть не капали. Мне же всегда подавали к вареникам сметану или покупной кетчуп, который я терпеть не могу.
Окунаю вареник в аджику и прикрываю глаза от наслаждения, откусывая.
- М-мм…, - урчу, представляя, что все вернулось, и моя Дашка сидит рядом, наблюдая за эмоциями. Она всегда так делала, не ела сразу, сначала наблюдала за мной.
Она и сейчас сидит рядом, зябко кутается в теплый халат, только не смотрит на меня, насупилась и разглядывает сахарницу, будто впервые ее видит.
- Очень вкусно, спасибо, - благодарю, просто потому что хочется увидеть ее радостные глаза.
- Я скажу Дарьяне утром, что тебе понравилось. Она все переживала, что ты не приедешь.
- Да я сам скажу, когда приеду за дочерью, - настырничаю, хочется вывести Дашку на эмоции.
- Я сама могу привезти Дарьяшу домой, мне не сложно, - повышает тон и глаза начинают искриться бирюзой. – Не стоит такому занятому человеку терять зря свое драгоценное время.
- Я сам утром приеду, сказал же, у меня завтра выходной, - нарочно подначиваю бывшую, нравится ее дразнить.
- Я сама, не хочу терять полчаса, которые могу провести с малышкой! – пыхтит, а я сдаюсь, поднимая ладони вверх. Ладно, пусть.
Даша встает и делает шаг к чайнику, наливает мне чай, кладет одну ложечку сахарного песка. Помнит до сих пор, как я люблю.
Мне хочется ржать в голос, раньше после такой перепалки «я сам-я сама», когда жена задирала нос и яростно сверкала бирюзой своих глаз, мы начинали неистово целоваться и потом заваливались в постельку на несколько часов. Сейчас возникло желание шагнуть к ней, стиснуть худые плечи и зацеловать. Только вот потом продолжение не следует…
Откашливаюсь, хватаясь за кружку с горячим чаем. Дашка тоже, прерывисто вздыхает и поглядывает в мою сторону с опаской. Наливает и себе чай.
- Ну… хоть расскажи, как ты с дочкой один справлялся. Тяжело было… наверное.
- Нормально было, друзья помогали. Мишка с Настей жили с нами первый год, потом няньки, но я им не доверял. Приехал в родной город как-то, увидел Нину Андреевну, она на пенсии уже была и продавала вязанные носки возле рынка, видимо пенсии не хватало, вот и вязала. Я ее с собой увез, и проблем с няньками не стало, ей доверяю как себе.
- А мне рассказать, мысли не возникало? – Даша отодвигает нетронутый бокал с чаем и отходит к окну, отворачивается, скрывая от меня слезы. Я встаю за ее спиной, чувствуя вину.
- Даша пойми, после твоих истерик и обмороков, после клиники… Мне до сих пор страшно…
- Что тебе страшно? Я нормальная! У меня больше не срывает крышу при мысли о беременности! Я наслаждаюсь общением с дочкой! – Даша поворачивается ко мне и почти упирается сжатыми кулаками в мою грудь. Вижу, как ей хочется вцепиться в свитер, но сдерживается, шипит вполголоса. – И вообще, когда скажешь дочке, что я ее мама?
- Даш, я не…
- Максим, давай начнем все сначала? Я больше не такая… давай еще ребенка родим, я очень хочу… и ты тоже хотел большую семью…
Дашка все же вцепилась в свитер и плачет, вполголоса умоляя меня, мне же так сильно хочется ее обнять и успокоить, но стою истуканом, понимая, что не могу этого сделать.
- Макс?! Ну скажи же чего-нибудь! Прости меня, за все, что натворила в прошлом…Я уже другая… и я не изменяла тогда тебе, честно-честно, просто вид сделала.
- Я знаю, что не изменяла, - выдавил наконец из пересохшего горла. – Пашку к стенке прижал, он мне все и выложил, тогда еще, когда ты ушла.
- Ну вот, видишь… давай все снова, я тебя по-прежнему люблю… всегда любила…
Она поднимается на цыпочки и целует мое лицо, торопясь, будто боится, что оттолкну, или уйду. Шепчет что-то про то, как мы будем счастливы, как у нас будет большая дружная семья, что на все она готова, лишь бы я простил. Нечего прощать. И продолжать нечего, поэтому отстраняюсь.
- Прости Даш, не получится, как прежде. Да и не излечилась ты, вон истеришь снова, плачешь. Завтра Дарьяшу привезешь к обеду. А насчет того, чтобы сказать ей про тебя, то я не знаю, как это сделать, подумаю.
Ухожу, но так хочу вернуться и рассказать ей о себе, о причине, по которой как прежде быть не может. Но как в таком признаться? Да и знаю я Дашку, она все примет, будет жалеть меня, пытаться вылечить то, что не лечится. А мне как быть? Не хочу ее жалости.
И не истерика у нее, просто отчаяние так выходит, у меня самого сейчас такое же состояние, хочется разрыдаться, спрятать лицо на коленях любимой когда-то женщины.
Пусть будет, как есть. Пусть встречается с дочкой по выходным, и не пытается наладить то, что давно рухнуло.
В дверях сталкиваюсь с темноволосой полноватой женщиной, которая будто сканирует меня хмурым черным взглядом, до мурашек. Киваю в знак приветствия и с облегчением закрываю за собой дверь квартиры, в которой рухнуло мое будущее, и не достать его под этим мифическим обвалом, не спасти.
Глава 18
Глава 18
Дарья
Вот говорила себе – не унижайся, не лезь к Максу. Он же давно дал понять, что не любит уже, что не нужна ему, перегорел, но нет же, полезла со своими стенаниями. Приказывала себе держаться, а теперь чувство, что помои на себя вылила. Грязная, липкая…
Стукнула дверь, Максим ушел. Но дочку оставил, не стал тревожить, и на том спасибо. А я, пожалуй, в душ схожу, может полегчает. Но сил нет сойти с места, так и стою у окна в кухне. Проводила взглядом ладную мужскую фигуру, которая выскочила спешно из подъезда. Нечаев буквально впрыгнул в свою крутую иномарку и, сорвавшись с места, моментально скрылся с моих глаз. Что мне делать дальше?
Буду просто гулять с дочкой, помогать, когда попросят, может быть Макс разрешит ее брать на выходные. Вот и все. Мне мерещится силуэт в оконном стекле, который грозит пальцем. Это мое одиночество, которое не хочет отпускать. Всхлипываю совершенно непроизвольно и тут же подпрыгиваю от громкого грубоватого голоса подруги.
- Че ревешь? Все-таки обидел тебя, скотина, - рычит за моей спиной, а я быстро вытираю слезы, цепляю на кислую физиономию улыбку и поворачиваюсь. – Может догнать и втащить?
- Макс уже уехал, опоздала ты. Да и не надо портить его милую мордашку, - деланно смеюсь, и киваю на электрическую панель, - есть хочешь? Я сварю.
- О, да, от вареников не откажусь. Колись, как поговорили.
- Сначала нормально, потом я повела себя как дура.
Не хочу говорить о своем позоре. Стою с ложкой наготове над маленькой кастрюлькой, в которой и бывшему мужу варила вареники, бульон еще не успел остыть.
- Как дура – это как?
- Да… стала умолять его снова сойтись… да еще целоваться полезла. Дура и есть.
- А он?
- А он стоял как скала, потом сказал, что ничего не получится и ушел.
- Может у него баба есть? – делает предположение Роза, я лишь плечами пожимаю. Откуда мне знать, кто у него есть, да и прав Максим, как прежде быть не может.
Ставлю теперь тарелку с варениками перед Розой, и слышу ее восхищенный вздох.
- Ох, аджика!
Смеюсь, еще одна фанатка вареников и аджики. Сходила посмотреть, как там дочка, полюбовалась на спящего ребенка и вернулась к подруге, захотелось чаю с шоколадом.
- Что дальше делать будешь?
- Ничего, - ломаю плитку шоколада на блюдце, один старичок подарил, за то, что каждую смену с утра навещаем его, меряю давление, слушаю жалобы. Он так же одинок, как и я. Вернее, меня ждет такая же старость.
- А я считаю, что ты должна бороться за дочку, переехать в его дом и воспитывать малышку, а не быть приходящей мамой, - подруга тянется за любимым бокалом, из которого так вкусно пахнет кофе, но я не буду его пить на ночь, иначе не засну.
- Ну да, с боем взять крепость, а заодно и ее обитателей, - фыркаю, представляя, как заявляюсь с чемоданами в роскошный особняк Нечаева. – Только вот хозяин меня за шкирку возьмет и выкинет, как бродячую шавку. А Дарьяна еще не знает, что я ее родная мать.
