— С Царёвым поругалась? — не слушает моих оправданий Соколов.
— Откуда ты про него знаешь? — едва не запнувшись, хлопаю глазами.
— Неважно, — отмахивается Илья. — Он тебя обидел?
— Нет! — отвечаю громче обычного, но тут же беру себя в руки и добавляю уже спокойнее: — С чего ты взял?
— Вы либо поссорились, либо твой Артур козёл, — Илья внезапно останавливается. — А иначе как объяснить, что этой ночью ты со мной?
— Илья, — не знаю, что ответить, и снова заливаюсь краской. Соколов угадал. Бинго. Два из двух! Но признать его правоту отчего-то стыдно.
— Я серьёзно, — не отступает парень и снова смущает взглядом. Если бы только Илья знал, какие странные и необъяснимо мощные импульсы пробегают по телу, когда он так на меня смотрит.
«Это всё вино. Моё смущение и неопытность».
Ловлю ртом воздух, бесцельно оглядываясь по сторонам. Мне нужно найти повод, чтобы сменить тему: говорить об Артуре, тем более с Ильёй, не смогу.
— Илюш, ты любишь шаурму? — решение приходит само собой: через дорогу от нас замечаю круглосуточную забегаловку.
— Шаурму? — хмурясь, переспрашивает Соколов. Прямо вижу, как шестерёнки в его голове начинают усиленно крутиться, вот только память в очередной раз подводит. — Не знаю, Анют. Не помню. Вообще, с трудом представляю, о чём ты. А что?
— В отличие от тебя, я голодная как слон, — не дожидаясь согласия, за руку веду Илью к пешеходному переходу.
— Ты пытаешься улизнуть от ответа? — щелкает пальцами Соколов, но поздно. Прозрачная дверь бистро отъезжает в сторону, а резкий запах еды буквально сносит с ног.
— Не выйдет! — бубнит блондин, непроизвольно облизываясь. Мой бедный голодный Сокол.
— Ну что ты, Илюш, — чертовка внутри меня потирает ладошки. — Я правда хочу есть.
В доказательство своих слов жадно втягиваю носом воздух, пропахший жареным мясом. И пусть еда — это последние, о чём думаю в эту минуту, сейчас это именно то, что поможет мне избежать неудобных вопросов, а моему спутнику – не свалиться в голодный обморок.
Пока Илья растерянно осматривает помещение, спешу к кассе и делаю заказ. Соколов порывается оплатить, но я снова отвлекаю его разговорами, и парень ведётся. Доверчивый. Странный. В своём беспамятстве он безумно уязвим, и в то же время очарователен. Ему свыше дана уникальная возможность открыть этот мир для себя заново, и мне отчаянно не хочется его подвести.
— Что он делает? — шепчет Илья, глядя на то, как необъятных размеров повар восточной внешности закидывает овощи на развёрнутый лаваш.
— Готовит.
С улыбкой смотрю на очумелое лицо Ильи. Не удивлюсь, если он никогда не ел шаурмы. В деревне, откуда Соколов родом, нет ни кафе, ни пекарен. Только небольшой магазин, в котором на одной полке можно найти и колбасу, и средство от комаров, и лопату. А бабка в силу своего состояния навряд ли баловала внука частыми поездками в город.
— Смотри, сейчас он положит овощи, затем нарезанное мясо, польёт всё это соусом и майонезом, а потом свернёт лаваш в аккуратный конвертик.
— А дальше? — недоумевает Соколов.
— А дальше мы с тобой наконец поедим, — игриво подмигивая, улыбаюсь от уха до уха.
— О, как быстро! И что, даже на минуту в духовку не поставит? Так сырым будем есть?
— Ага.
— Ань, а ты уверена, что мясо свежее? — нахмурив лоб, настороженно уточняет Илья.
— Свэжее, свэжее! — заслышав вопрос, отзывается повар и смеясь добавляет избитую шутку: — Только сэгодняещё гавкало, — и оперативно свернув второй лаваш, вручает наш заказ. — Приятного аппэтита!
— Спасибо! — хватаю свою шаурму, но Илья не спешит забирать вторую.
— Аня, — заговорщицки шепчет он, с опаской поглядывая на повара. — Положи на место.
— И не подумаю, — горячий лаваш в моих руках так и просит, чтобы я поскорее его съела. — Бери свою шаурму и пошли. Предлагаю насладиться вкуснятиной на улице.
— Ань, я не шучу, — настаивает на своём Соколов. — Это есть нельзя!
— Ты серьёзно? — разочарованно сникаю, невольно вспоминая об Артуре. В компании Царёва даже заикаться о фастфуде было чревато часовой лекцией о вреде быстрых углеводов. — Тоже фанат здорового образа жизни?
— Фанат? — переспрашивает Илья. — Нет. Я не фанат. Наверно. Просто…
— Брось! — перебиваю зануду. — Одна шаурма не превратит тебя в козлёнка. Смотри!
Чтобы развеять сомнения, подношу свою ко рту и хочу уже откусить, как вдруг лаваш резко вылетает из рук, приземляясь на полу в паре метров от меня.
— Ты чего? — вскрикиваю, ненароком привлекая к нашей паре ненужное внимание повара-кассира в одном лице. — Зачем ты это сделал?
— А ты что творишь, Румянцева? Я же сказал, что это есть нельзя!
— Проблэмы? — подкатывает не вовремя здоровяк, поочерёдно придавливая взглядом то Илью, то развалившуюся на полу шаурму.
— Да, — смело заявляет Филатов, передразнивая неместный акцент мужчины. — Проблэмы! Пока у нас, но если не вернёте деньги, будут у вас!
— Дэньги?— хмурит широкие брови здоровяк. — Зачэм дэньги?
— Вы серьёзно не понимаете? — заводится Соколов.
— Илюш, я тоже. Объясни, — касаюсь напряжённого плеча парня, чтобы хоть как-то успокоить.
— Мы с тобой не в Корее, чтобы собачатиной питаться. Или для тебя это норма?
— Я нэ понял, в чем проблэма? — волосатыми ручищами повар опирается на прилавок, вселяя ужас одними только ходящими ходуном ноздрями на своём орлином носу.
— Нет никаких проблем! — хватаю уцелевшую шаурму в одну руку, сбрендившего Соколова в другую, и тяну всё это добро к выходу, проклиная дурацкую амнезию парня, отбившую не только память, но и по ходу чувство юмора.
— Соколов! Вот честно, поторопился Шестаков с твоей выпиской! — шиплю ядовитой змеёй, размахивая шаурмой, как транспарантом. — Это же надо додуматься! Собачатина…
— Я после пельменей из чайника уже ничему не удивляюсь! — Илья запускает пятерню в волосы и нервно дёргает их. — Дурдом какой-то! Что ещё я не знаю? Давай добей меня сразу, чтобы не мучиться!
— Илюш, — выдыхаю и подбегаю ближе. Цепляюсь за жилистые запястья. Пытаюсь остановить самобичевание парня. — Прости. Я всё время забываю, что ты дремучий, как непролазная тайга. Шестаков предупреждал, что с тобой нужно быть осторожнее в разговоре.
— Дремучий? — хмыкает Соколов, глядя на меня исподлобья. — Это что месть за «придурковатую»?
— 1:1? — не сдерживая улыбки, протягиваю шаурму оголодавшему Соколу. — Никакой собачатины, обещаю.
— Ладно, — посмеивается Илья и настороженно принюхивается к лавашу. — Пахнет вкусно.
— А то! Ты только откуси!
Обстоятельно покрутив шаурму в руках и несколько раз хорошенько обнюхав, Илья всё же решается попробовать её на вкус.
— У, волшебно! — нараспев гудит с набитым ртом и жадно отгрызает ещё кусочек. — А ты?
— Ешь, — хохочу в голос. — Тебе нужнее!
— Зато с тобой веселее, — свободную руку Соколов бесцеремонно закидывает на моё плечо. И пока я тушуюсь от новой порции невыносимой близости, подносит початую шаурму к моим губам. — Кусай!
Неловко тянусь к лавашу, которого ещё секунду назад касался парень. Но, наверно, именно поэтому обычная булка с мясом и овощами кажется мне сейчас необыкновенно вкусной.
Откусывая понемногу, мы так и идём неведомо куда. Говорим о погоде. О несчастной судьбе корейских собак. О предстоящей учёбе Ильи на филфаке. И незаметно выходим к городскому парку с огромным озером по центру. Неподалёку от лодочной станции садимся на скамейку и, вытянув уставшие от долгой ходьбы ноги, зачарованно смотрим, как огромная луна рисует желтоватым светом узоры на водной глади.
— Я с детства люблю звёзды, — внезапно произносит Илья. Так уверенно и чётко, что не остаётся никаких сомнений: так и есть.
— Видишь, вон ту большую и яркую? — Соколов протягивает к небу руку, а я с интересом вглядываюсь ввысь. — Это созвездие Кассиопеи. Оно напоминает латинскую букву W. И особенно хорошо в наших широтах просматривается именно осенью.
