марафоном? Ты кроме секса умеешь что-то делать?
— Пытаешься меня оскорбить? — поднимает Никита брови, на что я пожимаю плечами.
— Считай, что я поддерживаю разговор…
— Мне кажется, твой язык для…
— Хватит! — повышаю я голос. — Хватит! То, что ты будешь трахать меня, достаточное оскорбление. Поэтому примени свой грязный рот для чего-то другого… Поешь хотя бы…
Никита, смотрящий на меня во все глаза, снова ловит смешок кулаком, но я уже не реагирую.
Смотрю в иллюминатор и думаю, что как бы действительно в итоге не пожалела о спасении.
Тут нам объявили, что самолет идет на посадку, и в уши стреляет. Скорость такая, что все закладывает, а у меня еще с детства чувствительность к громким звукам.
Даже в клубы я ходила с берушами. Сейчас они бы мне тоже не помешали, потому что боль в ушной раковине стремительно нарастает. Пронзая и голову тоже.
— Ален, ты чего? — спрашивает меня Никита. Удивительно обеспокоенный. А мне срать. Мне бы избавиться от гула, что уже разрывает мозг. Господи, как больно! И даже руки, которыми зажимаю уши, не помогают.
Мельком улавливаю движение.
— Отвали, мне не до интима! — кричу, когда Никита садится рядом. — Придурок.
Он не отвечает, после небольшой борьба пихает мою голову себе на колени и зажимает ладони своим крупными и горячими.
Часть шума сразу отрезается, а боль становится мягкой, как будто зудящей.
Сквозь гул слышу его мягкий тембр:
— Я думал, такое только у детей.
Говорить не хочется, и я погружаюсь в мягкий сон, укутанная такой неожиданной заботой. Хотя, конечно, когда проснусь, Никита скажет, что просто заботился о своей покупке. Сволочь.
Но пока он не лезет в меня своим членом и не открывает рот, рядом с ним можно вполне приятно провести время.
Отдохнуть, окутанная запахом приятного одеколона, забыть о невзгодах, об оскорблениях. Наверное, именно сейчас, начни он меня ласкать, я бы даже смогла кончить.
И он словно мысли мои слышит, наклоняется и смачивает губы.
И я не сопротивляюсь…
Открываю рот, впускаю его язык, со смешком думая, что мне гораздо удобнее, а он скручен как крендель.
— Кстати, — прерывает он ласку и смотрит в глаза. Затягивает в глубину своих синих омутов. Манит. Соблазняет. И я облизываю пересохшие губы. Внутри тянет и хочется получить то, что он сегодня так упорно пытался мне дать.
Руками. Языком. Членом.
Ну и кто здесь животное?
— Что?
— Думаю, секс окончательно избавит тебя от боли…
Да боже! — сажусь на свое место, тру уши, в которых еще стреляет и гневно смотрю.
— Четыре дня…
— А поцелуй…
— Считай, пожалела тебя. Жалко убогого, не умеющего подарить девушке один маленький оргазм.
Вижу, что уязвила. Он сжимает челюсти, приближает губы и рычит…
— А где ты видишь девушку?
Рука поднимается сама, жаждет причинить ему такую же боль, как его слова мне.
Но вот откуда это…
Я же всегда была хладнокровной. Именно холодный разум помогал мне выжить. И вот одна встреча с этим невыносимым типом, и я подвержена нелепым чувствам.
Он тормозит мою руку, сжимает запястье. Смотрит в глаза, но тут самолет касается шасси земли, и мы напряженные ждем, когда остановимся.
— Надеюсь, ты знаешь правила вежливости? — спрашивает Никита, когда мы выходим в душный воздух Москвы…
Я скептически смотрю сначала на него, потом на людей перед трапом.
— Очень жаль, что этим правилам не обучили тебя.
Мужчины мне не знакомы, но вот женщины. Красивые, статные. Судя по стилю одежды — успешные. А судя по тому, как близко стоят к мужчинам, счастливые.
Я бы могла позавидовать, если бы не знала, что за все хорошее нужно платить. Мне очень часто об этом напоминали.
Женщин я знала. И если рыжую я припоминала смутно, то блондинку ростом примерно с меня, знала хорошо. Почему-то торможу, становится боязно, что и эти люди будут относиться ко мне столько же предвзято. И почему-то легкое касание пальцев по коже Никиты не успокаивает.
Все зависит от него. Я полностью в его руках и меня это пугает до дрожи…
Он проходит вперед и вот тут-то квартет нас замечает. Мужчины открывают глаза шире, словно женщину в первый раз увидели. Но при этом я не чувствую волн возбуждения.
Они просто не ожидали увидеть меня такой.
А какой, интересно?
Молчание стягивает мне горло, особенно некомфортно от взгляда мужчины, что, судя по форме челюсти и корневому росту волос, был отцом Никиты.
Неверие ко всему роду женскому у них в крови? Тогда, что пережила рыжая, чтобы заслужить помилование?
— Алена, — слышу голос блондинки, и я с благодарностью выдыхаю. Теперь бы только с русским не облажаться. Одно дело мысли, слова это другое. — Ты меня не помнишь…
Да как же. Мужское имя у девушки запомнить несложно…
— Вася. Василиса. Вы были в гареме. Вас сложно забыть, — пока я складываю слова в предложения, она победно улыбается Юре. И в его взгляде появляется намек на оттепель.
— Тебя, судя по всему, тоже, — неловко смеется Вася. — Никита сразу тебя узнал?
Этот вопрос простой, но он поднимает в душе бурю. Воспоминания заполняют сознание. Но не о первой встрече, а той ночи, что повергла меня в шок. Порочная, грязная, она отголосками возбуждения всегда внутри меня.
— Нет.
— Да…
Разнобой ответов приводит в недоумение присутствующих. Мы с Никитой переглядываемся, и я сразу про себя оговариваюсь. Не мы. Мы не вместе. Есть клиент, есть шлюха, пусть не ждет от меня смены отношения.
— Ладно, погнали, — высказывается мужчина, уже взявший Васю за плечо. Сразу ясно, кто в доме хозяин.
— Я вернусь, и мы поговорим… — кричит мне она, пока ее как на аркане тащат в сторону самолета.
Его уже успели заправить. И пока они поднимаются по трапу, мы идем в сторону машин. БМВ. Довольно высокого класса. Но, что смешнее всего, дешевле моего тела.
Стоит гордиться, но я лишь злюсь. И на помощь Никиты, который по-хозяйски тронул меня за талию, не отвечаю. Наоборот, огрызаюсь голосом ниже шепота:
— Четыре дня.
Он садится спереди, тогда как я оказываюсь сзади с его матерью. Странно, но я помню эту женщину, но еще помню, что за короткое знакомство она так и не упомянула, что мать Никиты.
Спрашивать неудобно, но и атмосфера в автомобиле не сказать, что дружеская. Так что я молча рассматриваю пейзаж за окном.
Мы прилетели к полудню, так что яркое солнце дает полный обзор изменившейся за пятнадцать лет Родины.
В сердце ничего не екает. Хотя я все детство и
