не могу… Это ж получается, у меня есть своя комната. И она больше уборной.
— У меня есть своя комната! — кричу со смехом и бегу к кровати. Прыгаю с переворотом и долго лежу, наслаждаясь запахом свежего, нового белья. Потом бессмысленно щелкаю каналы плазмы. Смотрю в окно на верхушки деревьев. Просто наслаждаюсь одиночеством и приятной тишиной.
Никита хочет меня трахать? Ерунда, если у меня есть возможность жить в такой комнате и получить собственные документы.
Как только они окажутся в моих руках, я просто исчезну. Начну новую жизнь и не буду бояться, что кто-то снова назовет меня шлюхой.
Ну а пока надо быть как можно незаметнее. Этому я научилась в совершенстве. Маскировка мой главный способ избегать насилия.
Поднимаюсь, поднимаю с пола упавшие вещи и беру полотенце.
Дверь закрыта, а значит я могу расслабиться. Снять свитер. Джинсы. Остаться обнаженной и долго стоять посреди огромной ванной. С шальной улыбкой набрать воды с душистой ванильной пеной и с наслаждением в нее опуститься. Лежать. Думать, как мне повезло.
Что может быть лучше? Наверное, только еда.
Сдуваю с носа пену и опускаюсь под воду, задерживая дыхание… Кайфую. Досчитываю до шестидесяти и вдруг выныриваю, вытянутая за волосы…
Никитой…
Злым, невероятного красивым, и уже насквозь мокрым.
— Ты дура? Что удумала!?
— Если перестанешь пытаться сорвать с меня скальп, то я объясню, что если бы хотела умереть, то убила себя давно! — кричу в ответ и бью в его грудь с брызгами.
Никита убирает руки. Долго смотрит в глаза, потом переводит взгляд ниже. Тело скрыто пеной, но думаю с его воображением все в порядке. Моему много не требуется. Его торс облеплен мокрой тканью, открывая каждую выпуклую мышцу.
Он делает шаг, часто дышит, и я прихожу в себя.
— Четыре дня, помнишь?
— Не дури, ты же хочешь меня. Да и я бы не отказался принять ванну.
— Вот и прими ее в своей комнате! — повышаю голос, ополаскиваю Никиту водой, чтобы остудить жар, который весьма сильно выделяется в паху. — Как ты вошел?!
— О… я вошел через окно…
— А теперь выйди! — показываю на дверь из ванной. — Если, конечно, ты отвечаешь за свои слова. Помнишь? Четыре дня. Че-ты-ре.
— Отвечаю, — сводит он скулы, не прекращая буравить пену, которая уже начинает расползаться… Потом поднимает руки и начинает расстегивать пуговицы на рубашке…
— Ну и что ты делаешь?
— Раздеваюсь… Мне лазать по карнизам в мокрой одежде неудобно… — говорит, он уже распахивая рубашку, от чего у меня дыхание перехватывает. Работа над таким телом требует много часов. Идеальное тело… Не сильно вздутые мышцы качка, но при этом не сухие мышцы легкоатлета.
И там внизу тоже…
Сглатываю, поднимая взгляд. Вздрагиваю… Его лицо непозволительно близко, губы почти касаются моих. Я сползаю в воде. Боже, что он со мной делает?
— Уходи, Ник…
— Уверена? До семи времени много, и я бы не прочь провести его с тобой… — говорит он медленно, вкрадчиво, проводит пальцами по бортику ванны и ныряет рукой в воду. Совсем рядом с ноющей грудью. — Попроси сама…
Хочется. Очень хочется забыть, что он говорил, что он может разрушить шаткое равновесие моей жизни. Хочется просто отдаться эмоциям, что хлещут каждую клеточку моего тела. Но он клиент… Так что…
— Прошу, свали отсюда, пока я не закричала.
— Через четыре дня ты сама будешь умолять меня о члене.
— Хочешь снова поспорить? — предлагаю со смешком. — Еще на четыре дня.
— Не надейся. Я сейчас уеду, но вернусь. И твоя задача встретить меня готовой, — голос становится злым, а рука в воде медленно ведет выше, совсем близко с острым соском. — Раком…
Закрываю глаза, потому что еще секунда и я буду готова сделать все, провалившись в два синих омута. И спустя пол минуты слышу, как он уходит.
— Подонок… — шепчу в пустоту ванной, но, вылезая, замечаю мокрую рубашку на полу и подбираю… — Красивый подонок.
— Добавки, Алена? — спрашивает Тамара, а я с довольной лыбой киваю. Никогда ничего вкуснее не ела.
— Так что это? — спрашиваю, пихая в рот очередную ложку супа. — Как называется?
— Солянка, — смеется она, меняя передо мной тарелку. На кухне. Потому что в столовой я так и отказываюсь есть.
Сначала я пришла, как полагается, в семь вечера на ужин. Но вопросы посыпались на меня как из рога изобилия, и каждый забивал гвоздь в мое хладнокровие. Дышать становилось тяжелее, а воспоминания убивали любую возможность быть адекватной и не вывалить на счастливых домочадцев всю грязь этой жизни.
Я не выдержала и после пары ответов извинилась и вышла. Скорее выбежала, как ошпаренная индюшка. И вот уже который день я поглощаю еду рядом с искренней, разговорчивой Тамарой. Она может сматериться. Она много ведает о домочадцах. И к концу четвёртого дня нашего с Никитой уговора я знаю о них почти все.
Юра глава дома. Бывший детдомовец, сидел, сделал себя за счет шантажа богатых извращенцев. Мелисса встретила его после смерти родителей в том же детдоме, где стала насильно его любовницей, а через восемь лет насильно женой. Где-то между этим она успела родить Никиту.
Интересные родственники у него. Да и сам он интересный. За четыре дня звонил восемь раз. О чем разговаривал с матерью — не знаю, знаю только то, что после каждого звонка она стучала ко мне в спальню и спрашивала: «Как дела?».
Ну вот как у меня могли быть дела? Превосходно!
Я просто лежу, просто гуляю по придомовой территории, наедаюсь, впрок, слушаю музыку, плаваю в бассейне и иногда балуюсь, перепевая песенки на разные языки.
Одним слово, как там говорит матершинница Тамара «ебу вола».
Но при этом, как бы я не была занята…. Не было ни часа, чтобы я не подумала о Никите. О том, как я вопреки всему жду, когда он вернется. Когда возьмет то, что купил.
Я, конечно, себя ругаю, но тело-то не обманешь… Оно порой само непроизвольно вспоминает, какого это быть во власти того, кто не противен. Кого не боишься.
Звук открывающейся двери заставляет меня вынырнуть из порочных мыслей.
— Аленка! Пошли купаться! — тут же виснет у меня на шее Аня. И отказать ей — значит ждать взрыв. Так что…
— Пошли, егоза…
— А ты подкинешь меня? — душит она меня тонкими ручками, которые я еле отцепляю… Нашла она себе новую игрушку. Считает, что весь мир крутится вокруг нее.
— Только если к потолку, — встаю я все-таки из-за стола, несу тарелку в раковину. Тамара как обычно не
