руки за спину. — Какао хочу.
— Почти двенадцать ночи, Денис…
Мне надо взять себя в руки, а то велико желание сорваться на сыне, а он ни в чем не виноват.
— Пошли, — киваю я. — Я тоже не откажусь от какао.
— И маме не будем говорить?
— А маму лучше не обманывать, сына, — выхожу из спальни.
— А я пошутил. Мы и маме какаву сделаем.
— Какава к ее возвращению остынет.
— А ты подогреешь.
Спускаемся на первый этаж. Оглядываюсь на Дениса, который шлепает босыми ногами, а затем перепрыгивает несколько ступеней. Ловлю его и перекидываю под хохот через плечо.
Я не позволю какой-то грудастой дряни разрушить мою семью. Если Аня вякнет Еве, что… Она не посмеет. Да, Еву взбаламутила какая-то Машка на подозрения, но если подозрения вылупятся в доказательства, то… А я не дам развода. Я не позволю Еве лишить меня сына, уйти и разрушить семью. Нет. И только пусть посмеет на другого мужика посмотреть, я ему хребет переломаю, голову оторву и выпущу кишки.
— Жди, — усаживаю Дениса за стол и шагаю к холодильнику. — Сейчас устроим настоящее колдунство.
А верните мне блеклую картинку моей жизни. Жаловался я на апатию, но у меня в груди клокочет гнев, ревность и страх. У меня родители в разводе. И я поддерживаю связь с отцом, и жил я на две семьи с тринадцати лет, но не желаю подобного сценария для Дениса.
— Так, молоко, — выхватываю из нутра холодильника пакет молока.
— Хочу быть взрослым, — Денис зевает. — Можно ночью не спать.
— Слушай, — лезу в верхний ящик справа от раковины, — а ты хотел бы братика или сестричку?
Ева очень активная и энергичная женщина. Денис подрос, первые трудности в небольшом бизнесе преодолены, и ее начинает клинить. Стоило согласиться на погодок, когда она завела разговор о втором ребенке. А почему я был против?
Встряхиваю банку с растворимым какао. Она отказалась от няни, а Денис был очень громким и требовательным малышом. И он до годика спал с нами в кровати, а с года до двух в своей кроватке, но в нашей спальне. Крики, плач, памперсы… И Ева заставляла меня участвовать в этом безумном аттракционе “покормить-укачать-помыть попу-утереть сопли”, потому что важно было укрепить связь между папой и сыном с раннего детства. И да, она права, но как же меня выматывали эти ночи…
— Хочу…
— Что?
— Хочу братика или сестричку, — Денис оглядывается. — Лучше братика, но и сестричку буду любить. Она будет на маму похожа.
Глава 18. Какое позорище!
Какое позорище. Распахивается тяжелая железная дверь и ко мне бежит жена Саши. В пижаме, домашних тапках, кардигане и с бутылкой в руках. Растрепанная, блеклая и невзрачная. Я, заплаканная и с потекшей тушью, выгляжу королевой, а она… У меня слов нет.
— Боже, милая, — кудахчет наседкой и семенит ко мне, — я чуть… сердце вот-вот выпрыгнет.
Я сижу у высокого парапета крыши. И вот это чучело Саша боится потерять? Серьезно?
— Дождалась меня, — садится рядом и вздыхает, прикладываясь к горлышку бутылки. — Я так боялась, что ты натворишь глупостей, — улыбается и протягивает бутылку, — Антинори. Лучшее средство от печали.
Молча выхватываю бутылку. Антинори. Дрянь. Повезло в свое время за мужика перспективного выскочить, и теперь думает, что никто ее не подвинет. Делаю несколько жадных и крупных глотков. Вытираю губы.
— Как тебя сюда занесло? — участливо вглядывается в лицо.
Еще и тупая. Если я сейчас выдам Сашу с потрохами, то он сдержит слово и устроит мне сладкую жизнь.
— Я… мимо шла, — пожимаю плечами. — Смотрю, подсветка симпатичная, и думаю, а было бы неплохо с крыши этого здания сигануть.
— Держи, — выуживает из сумки пачку детски влажных салфеток. — И зачем тебе прыгать… Как тебя зовут?
— Аня, — делаю новый злой глоток.
— Аня, — поглаживает по плечу, — кто тебя обидел?
Смотрю в ее серые обеспокоенные глаза. Ну, овца овцой. Я думала, что у Саши жена маньячка после утреннего разговора, но я не вижу в этой бледной женщине серьезную соперницу.
— Не хочешь говорить? — вытаскивает салфетку из пачки и касается ею моей щеки, — понимаю. Можно и просто помолчать. Да?
— Ваш муж, — я слабо улыбаюсь, — наверное, очень зол, что я на его крышу…
— Мой муж сам хотел приехать, — ласково улыбается, — но я его убедила, что тебе сейчас важна женская солидарность…
Я едва сдерживаюсь, чтобы не разбить бутылку о голову этой квочки. Саша хотел приехать! Хотел!
— Не плачь, моя хорошая, — складывает брови домиком. — Да никто на тебя не злится, что ты прокралась на крышу. Главное, что ты приняла решение жить.
Зло пью из бутылки полусухой нектар с нотками белой груши и терпким послевкусием рябины.
— Поделись, — смеется и отбирает бутылку. — У меня тоже тяжелый день был.
— По тебе видно, — глухо и слабо огрызаюсь я.
Смеется, пригубив элитного пойла, и вытягивает ноги:
— Все будет хорошо.
Будет. Я найду подход к Саше. Он сложный мужик, упрямый, но ты ему опять наскучишь. Видимо, у него проклюнулось чувство вины, поэтому решил притормозить, однако их все равно потом тянет на легких и красивых девочек для отдыха. Да, я такая. И не вижу проблемы в том, чтобы мужчине было со мной хорошо.
В животе бурлит. Замираю. Сглатываю. Урчание нарастает, меня распирает резкой болью, что подступает к краю.
— Что случилось? — Ева прикладывается к бутылке и хмурится. — Аня… Что ты так побледнела?
— Я…
Меня сейчас прорвет и фонтаном хлынет с двух сторон. Торопливо встаю. Живот режет, и в кишках будто анаконда ворочается. Я не сдержу себе этот бурлящий поток. Кидаюсь к двери.
— Анечка! — истерично и громко взвизгивает Ева. — Аня!
Глава 19. У девочки стресс!
Анечка не добегает до двери. На полпути она вскрикивает, падает на колени, и на крышу вываливаются охранники во главе с Юрой. Я их попросила ждать за дверью на случай внезапной истерики “бедной и испуганной девочки”. Отвратительные звуки, жуткая вонь и жалобный с нотками облегчения стон, а после опять крик.
— Аня! — вскакиваю на
