раз, не говоря уже о двух, а что касается детей, то у него не было абсолютно никакого желания впутывать кого-либо в свою поганую жизнь.
— О чём, чёрт возьми, ты говоришь? — Рокко вытащил сигареты. — Ты забрал бизнес у Дэнни. Моё участие ограничивалось тем, чтобы убедиться, что он научился не обманывать нас.
Лука подозвал официантку и заказал напитки под звуки дуэльных пианино (*Дуэльное пианино также известные как «подпевание» — это форма развлечения, обычно на сцене вдвоём на рояле или роялях, на каждом из которых играет профессиональный музыкант, который поёт и развлекает; юмор и участие аудитории преобладают, прим. перев.) у входа.
— Я не могу управлять другим бизнесом, — сказал он после того, как официантка ушла. — У меня два ресторана и ночной клуб, молодая жена, маленький мальчик и ребёнок на подходе. Не говоря уже о моей матери через дорогу и толпах родственников в городе. У меня нет времени. Я передал его тебе в качестве оплаты за несколько твоих последних контрактов.
— Господи Иисусе. Я не бизнесмен. — Рокко откинулся на спинку стула и оглядел клуб. На прошлой неделе у него не было возможности по-настоящему осмотреться, но «Звёздная пыль» с фотографиями «Rat Pack» на стенах, тёмными углами и плюшевыми фиолетовыми кабинками имел свою атмосферу. В подвальном помещении, на два лестничных пролёта ниже Стрип-клуба, клуб был тем местом, где мужчина мог расслабиться, выпить и забыть о жизни, слушая любую группу, которая потела на маленькой сцене впереди. Он был изысканным и наполнен людьми, которые пришли сюда ради музыки, а не выпивки.
— Тебе не нужно ничего делать, — сказал Лука. — Дэнни справится с этим, а ты можешь нанять людей, чтобы сделать всё остальное. — Он вытащил пачку бумаг из кармана пиджака. — Просто поставь подпись.
Хотя Рокко не мог в этом признаться, идея сделать что-то, не связанное с насилием, была заманчивой. Ему не нравилось ломать ноги и пальцы, бить парней или надевать на них цементные ботинки, чтобы они могли постоянно купаться в озере Мид. Он делал всё это, потому что это была его работа, потому что у него не было выбора. Чезаре вырастил его, чтобы он стал силовиком, и после того, как он отнял свою первую жизнь, пути назад не было. Только его решение присоединиться к Нико замедлило его погружение во тьму.
Когда Нико расколол семью Тоскани и оспорил притязания Тони на коронование, Рокко, как представитель команды Де Лукки в Вегасе, был вынужден сделать выбор, и он выбрал Нико. Он восхищался решимостью Нико оградить семью от торговли наркотиками и теми грёбаными яйцами, которые потребовались, чтобы создать фракцию перед лицом ожесточённой оппозиции. Нико не интересовало насилие ради насилия, как его кузена Тони, который убил бы человека за то, что тот посмотрел не в ту сторону. Когда Нико или его капо звонили Рокко с заданием, цель заслуживала того, что ему предстояло сделать. И такого рода работа лежала на совести Рокко легче, чем бессмысленное, беспричинное насилие, которое характеризовало его жизнь с Чезаре и такими людьми, как Тони, которые разделяли взгляды Чезаре.
Единственным недостатком тесного сотрудничества с командой Нико было всё это грёбаное общение. Ребята Нико — и Лука в частности — любили посидеть, выпить и поболтать. И поговорить. И ПОГОВОРИТЬ.
— Нет. — Он подтолкнул бумаги через стол. — Это не то, чем я занимаюсь.
— Жизнь коротка. — Лука отодвинул бумаги назад. — Ты должен хвататься за каждую возможность, которая появляется на твоём пути, и это, мой друг, отличная возможность. Просто оглянитесь вокруг. Сегодня вечер четверга, и все места заняты. У этого места есть потенциал для заработка, атмосфера, и сегодня вечером я слышал, будет играть отличная группа.
Проклятый Лука. Заставлял его нервничать из-за того, чего он, блядь, не мог иметь. Он уже был в плохом настроении после встречи с Грейс. Какого хрена с ним было не так? Почему он продолжал искать её только для того, чтобы испортить всё ещё хуже? Он мучил их обоих своей неспособностью держаться подальше, потому что, как только он убьёт её семью, эти украденные моменты станут просто ещё одним воспоминанием.
— Как насчёт того, чтобы заплатить мне наличными и свалить свой грёбаный клуб на кого-нибудь другого?
Рокко на самом деле не нуждался в деньгах. У него был свой мотоцикл «Харлей-Дэвидсон» и место для ночлега. Кроме еды и питья, у него не было никаких других расходов. Никакого дома. Никакой ипотеки. Никакой девушке не нужны дорогие подарки. Никаких поездок на Гавайи, чтобы жариться на солнце. Ему платили наличными за каждый контракт, и если он был не на работе, он либо молился в церкви об искуплении, либо болтался в семейном клубе Тоскани, выпивая боль от осознания того, что искупление никогда не наступит.
— Потому что ты лучший кандидат для этой работы, — сказал Лука. Никто не знает эту музыку лучше тебя. Мы назвали тебя Фрэнки, потому что ты пел Дэт-металл в ту ночь, когда мы нашли тебя пьяным в туалете того модного клуба.
Майк хихикнул, его улыбка исчезла, когда Рокко бросил на него сердитый взгляд.
— Что, чёрт возьми, я буду делать с джаз-клубом? — Рокко вытащил сигарету из пачки. Он сократил их количество до трёх в день, не потому, что ему было всё равно, жить ему или умереть, а потому, что Габриэль и ребята постоянно требовали, чтобы он бросил, и он устал слушать их стоны.
— Мне жаль. Здесь нельзя курить, сэр. — Официантка поставила свой поднос и протянула ему стакан виски, кивнув в сторону вышибалы, который направлялся к их столику.
— Чёрт возьми, здесь больше негде курить. — Рокко уставился на вышибалу, пока ублюдок не отступил. Чёрт. С Грейс, постоянно думающей о нём, и в таком месте, где он всегда представлял как она поёт, он нуждался в дозе никотина больше, чем когда-либо.
«За шесть лет ничего не изменилось, Рокко. Курение по-прежнему вызывает привыкание. Это всё ещё вызывает рак. И ты всё равно убьёшь себя, если не остановишься».
«Почему, чёрт возьми, тебя это волнует?»
«Я никогда не буду равнодушной».
Она никогда не была равнодушной. И он никогда не переставал быть грёбаным ослом.
Он закрыл глаза и представил её нежные изгибы, густые длинные волосы, округлость бёдер и звук её голоса, когда она пела в машине каждый день в то время, когда он возил её в старшую школу, снова и снова повторяя себе, что он слишком стар и слишком испорчен насилием их мира, чтобы связываться со сладкой прекрасной невинностью
