Разумом понимаю, что звонить Макару сейчас бесполезно. Его «приняли» менты и отпустят невесть когда. Если вообще отпустят…
Вот зачем я ответила Ипполиту? Могла же проигнорировать. Промолчать!
Сделала бы вид, что не слышала его звонка, и ладно. Ничего страшного не произошло бы.
А теперь…
Теперь даже страшно представить, что будет дальше. Смоленский принципиальный и злопамятный, он приложит все силы, подключит все имеющиеся у него связи, чтобы Маковецкого посадить.
Я не знаю, что на самом деле случилось между мужчинами, но прекрасно видела, кто напал первым. И это был Ипполит! Точнее, его охрана.
Что ж я наделала… Как же мне страшно…
Макар ведь ни в чем не виноват!
Прячу лицо в ладонях, выпускаю горе наружу. Позволяю слезам литься из глаз.
— Тише, тише, родная, — приобнимает мама. Гладит по голове, по спине, слегка покачивает. — Мы обязательно придумаем, как Макара вытащить.
— Но, — из груди рвется всхлип,— как? — Отчаяниезатапливает.
Если братья не подключатся, то я ума не приложу как помочь!
— Ты знаешь, в какой больнице Ипполит? — От прозвучавшего вопроса слезы тут же исчезают.
После того что увидела, я близко к этому гаду не подойду!
Макар был один, без оружия и не проявлял агрессии, а Смоленский просто взял и натравил на него своих охранников. Ни с того ни с сего!
Даже думать не хочу о последствиях… Счастье, что Маковецкий в неравной схватке смог победить троих противников.
Очень переживаю о его ушибах. Я видела, как амбалы Смоленского били Макара. Отчетливо помню каждый удар.
Драка до сих пор стоит у меня перед глазами. Это было ужасно! Я была уверена, что Макара как минимум покалечат. И поэтому полицию вызвала.
— Не знаю и знать не хочу, — отрезаю. — Он первый на Мака напал, мам, — отрываюсь от нее, смотрю матери прямо в глаза. Там нет ни толики осуждения.
Напротив, только сочувствие. И тревога. Мама переживает за Маковецкого так же, как я.
— Тебе нужно расстаться с ним, Оля, — вновь озвучивает свое мнение. И на этот раз я с ней согласна.
Мой глупый протест зашел слишком далеко.
— Я видеть его не могу.— Перед глазами снова встает картинка, как избивают Макара и я опять начинаю плакать. — Ипполит —сволочь, скотина и гад!
—Девочка моя, ты только сейчас осознала, с каким змеем связалась? — с горечью в голосе произносит мама.
— Угу, — киваю. — Только сейчас, — шепчу.
— Ох, милая, — тяжко вздыхает. Снова обнимает меня. — Ничего! Справимся! — подбадривает. — Мы, Торковские, женщины сильные! Никакому гаду нас не одолеть!
На слова нет ни сил, ни желание. Они пустое.
Крепче прижимаюсь к маме, вдыхаю самый родной запах. Запах безопасности, защиты и детства. В голове рождается план.
— Мам, у нас у входа в подъезд камера висит. Помнишь? — Меня осеняет. — Мы же скидывались целым подъездом и устанавливали видеонаблюдение за свой счет! — Мысли несутся со скоростью света. Меня начинает трясти, нервы не выдерживают напряжения. — Я ведь могу попросить, чтобы мне передали вырезку с дракой! Отнесу в полицию. Я докажу, что Макар ни в чем не виноват!
— Не дури, — остужает мой пыл. — Влезешь—так тебя как соучастницу припишут. Твой Смоленский —непростой человек, сама знаешь. Он не побрезгует поставить тебе ультиматум. Или решетки на окнах, или замужество.— Меня передергивает. — Гаденышу для чего-то ты очень нужна, — продолжает задумчиво, потом замолкает. От хода ее мыслей мурашки по коже. — Звони Давиду. Проси приехать. Без него Макару придется очень тяжело.
— Думаешь? — становится страшно.
— Уверена! — твердо кивает.
— Я звонила, — говорю тихо. — Он трубку не берет.
— Значит, вызывай такси, шуруй на автовокзал и на ближайшем автобусе езжай к брату. Сама, — продолжает настаивать мама. — Времени мало. Оно для твоего Макара слишком ценный ресурс.
— Почему ты так думаешь? — хмурюсь. Смысл лететь невесть куда? Для чего? Я ведь адвоката и здесь смогу найти. У нас в городе есть очень хорошие.
— Жизненный опыт, — горько усмехается. — Поверь, мы через многое прошли с твоим отцом, — смотрит на часы. Хмурится. — Времени мало. Собирайся давай!
Спорить с моей матерью бесполезное дело. Если эта упрямая женщина что-то для себя решила, то добьется этого. Чего бы ни стоило.
— Можно вызвать такси, — прикидываю необходимую сумму. Становится дурно. Но ради безопасности Маковецкого ничего не жалко.
Я очень сильно виновата перед ним.
— Не вздумай! — шипит зло. — И карточкой нигде не расплачивайся. На лицо надень маску, на голову шапку. Низко, чтобы брови не видно. На, держи, — протягивает мне очки в некрасивой оправе. Беру.
— Это уж слишком, — фырчу. —Ты фильмов про шпионов пересмотрела? — ухмыляюсь, крутя в руках очки. — Я ж сквозь эти линзы ничего не увижу.
— Там нулевки стоят, — вновь меня удивляет ответом.
— Мам, — хмурюсь сильнее. — Объяснись, — требовательно прошу ее.
— Нечего здесь объяснять, — отмахивается бегло. — Считай, остались с незапамятных времен.
— С каких это? — Мне становится интересно. На место опустошения пришли азарт и драйв.
Если уж моя мама полна таких сюрпризов, то что ж говорить о братьях? Уверена, те тоже меня удивят. Что Марат, что Давид—те еще темные лошадки. Я знаю, что мои братья —очень непростые люди, но никогда прежде не сталкивалась с этим.
— Мамочка, а где папа? — На кухню заходит заспанная Алиса. Малышка потирает глазки, осматривается по сторонам. Расстроенно оттопыривает губу.
Бросаю полный паники взгляд на свою маму.
— Милая, с вашим папой все в порядке.— Она обходит меня и успевает перехватить малышку первой, уводит в сторону спальни. — Он поехал за игрушками для тебя.— Голос становится тише, они удаляются.
Я дожидаюсь, пока мама заведет Алису в комнату, кидаюсь к шкафу. Принимаюсь одеваться, в голове раз за разом прокручиваю образовавшийся план.
Глава 19. Оля
Выхожу из подъезда, подхожу к автобусной остановке, но там стоит такая толпа, что становится ясно:проще пешком.
Благо идти не особо далеко, и у меня есть все шансы успеть на рейсовый автобус. Что совершенно немаловажно по такому холоду. Стоять два часа на улице в ожидании следующего как-то совсем не хочется. А в здании автовокзала сидеть нельзя. Вдруг кто пристанет.
Мама явно дала понять:мне стоит быть предельно осторожной.
Вставляю в уши наушники, включаю свое любимое радио и, энергично шагая, направляюсь на автовокзал. Быстрым шагом смогу добраться минут за двадцать, а если повезет, так и маршрутку сумею обогнать.
Выхожу из микрорайона, заворачиваю в сквер. Там идти гораздо приятнее. Вокруг усыпанные снегом деревья, белоснежные дорожки, фонари. Сказка!
Только, блин, холодно.
Приподнимаю повыше снуд, закрываю им нос, дышать становится чуточку легче. Начинающие замерзать в двухслойных шерстяных варежках руки засовываю глубже в рукава и ускоряю шаг.
Только вот как бы я ни спешила, как бы ни петляла, внутри аж зудит. Меня ни на секунду не покидает неприятное чувство. Такое ощущение, словно за мной кто-то идет по пятам и сверлит взглядом мою спину.
Бр-р-р. Аж передергивает!
Жутковато.
Чем дальше ухожу от дома, тем сильнее становится тревога. Переживаю за маму и девочек. Мне все кажется, что с ними вот-вот что-то плохое должно произойти.
Вот же дурная! Они в квартире. Дверь закрыта на оба замка и внутренний засов. Никому чужому не пробраться ни при каких обстоятельствах!
Если, конечно, он не промышленный альпинист.
Но сердце не внемлет голосу разума. Ноги так и норовят повернуть обратно, усилием воли заставляю себя идти строго вперед. И не оборачиваться.
Страшно.
Стоит выйти из сквера на открытое пространство, как меня тут же обдает порывом ледяного воздуха. Ежусь. Жму голову ближе к плечам, накидываю капюшон сверху на теплую шапку. Жалею, что отправилась в поездку не в утепленных штанах.
