Мои бедра сейчас были бы очень мне благодарны. Колготки, хоть и теплые по всем характеристикам, все равно не спасают.
Эх…
В такой мороз хороший хозяин пса на улицу не выпустит, а мне приходится ради Маковецкого пешком на автовокзал идти! И после этого я еще буду отрицать, что этот козлина мне дорог.
Так. Стоп! Я делаю это ради дочерей.
Да-да! Все именно так!
Мои малышки нашли своего отца и очень расстроятся, если с ним что-то случится.
Подхожу к светофору. Жду, когда загорится зеленый свет. Рядом со мной останавливается машина.
Напрягаюсь. Мало ли что. В голову тут же лезут дурные мысли.
Моя фантазия, видимо, решила сегодня на мне отыграться пополной. То и дело подсовывает устрашающие картинки перед глазами, за каждым кустом жду подвох.
Мне неимоверных усилий стоит не поддаваться панике. Я до сих пор держусь лишь благодаря своему упрямству и необходимости добраться до братьев.Которые по какой-то причине не берут трубки и сами мне не звонят!
У-у-у-ух! Я им задам по первое число, когда встретимся!
Разве можно так поступать с сестрой?
Кошусь на стоящую на обочине машину. Она мне не нравится совершенно. Хочется обойти ее как можно дальше. Сделать так, чтобы исчезла из поля зрения как можно скорее.
Успокаиваю себя лишь тем, что это вряд ли это люди Смоленского. Ипполиту не до меня сейчас, он находится в бессознательном состоянии в больнице. Без его прямого приказа никто ничего не станет предпринимать.
Но ведь не только Смоленский может доставить мне неприятности. У нас в городе и без людей Ипполита придурков более чем хватает. Тьма!
— Ни звука! — раздается над ухом мужской голос, меня тут же накрывает волной животного ужаса.
Не успеваю отреагировать, как меня хватают под руки, приподнимают и несут прямо к припаркованному на обочине автомобилю. Тому самому, на который я то и дело косилась.
Правильно он мне не нравился. Надо было слушать свою интуицию и бежать так быстро, как умею.
Жалко, что поздно теперь.
Распахивается задняя пассажирская дверь, меня заталкивают в теплый автомобильный салон, тут же захлопывают дверь. Едва успеваю сделать вдох, как понимаю, что оказываюсь зажатой между двумя крепкими мужчинами.
Две скалы!
Машина трогается с места, без труда вливается в движение на трассе и увозит меня в противоположную от автовокзала сторону.
На ближайший рейс до братьев мне при всем желании не успеть.
— Выпустите меня немедленно! — произношу требовательно.
Начинает потряхивать от переизбытка эмоций. Ловлю внутри себя оплот спокойствия, ставлю там якорь и держусь. Вокруг аж штормит.
Изо всей силы стараюсь не выказать страх. Мне ни в коем случае нельзя ему поддаваться! Пусть лучше думают, что я не боюсь их.
Показать неуверенность —значит заведомо проиграть. А мне нельзя проигрывать. Я должна выбраться из гребаного автомобиля!
Любой ценой.
Кидаюсь вбок, пытаюсь открыть на ходу дверь. Даже если она распахнется и мужлан вывалится, плевать! Нечего было насильно пихать в машину!
— Воу-воу! Полегче! — перехватывает мои руки до того, как успеваю дернуть за ручку. — Совсем бесстрашная, что ль? — смотрит на меня со недоверием и удивлением.
— Тебя не спросила! — шиплю со злостью. Тут же окидываю пространство вокруг, пытаясь придумать новый план.
В машине помимо меня трое мужчин. Один за рулем и двое сзади. Присматриваюсь.
На охранников Ипполита не похожи. У того сплошные «шкафы» да качки, а эти… Они какие-то другие. Более опасные, что ли.
— Выпустите меня! — опять требую.
— Угомонись! — рявкает на меня тот, кто справа сидит. — Шеф скажет—отпустим.
— И кто же ваш шеф? — щурюсь со злостью. Мужчины переглядываются, ухмыляются. Но правду не говорят.
Глава 20. Оля
Открываю глаза. Часто моргаю. Голова мутная, перед глазами все расплывается, никак не удается сфокусировать взгляд.
Обстановка вокруг кажется смутно знакомой. Что-то из моего прошлого, но что именно, мне не понять. Вместо мозгов вата.
Странное чувство в груди не дает покоя. Волнительно тревожное. Оно пульсирует в центре груди и не позволяет думать о чем-то ином.
Никак не могу вспомнить, при каких обстоятельствах здесь была. А вспомнить нужно.
Сажусь.
Приходится несколько раз потереть глаза, чтобы муть перед ними пропала.
— М-м-м, — хватаюсь за голову. Начинает болеть.
Блин! Да что же это такое?
— Очнулась.
Резко поворачиваюсь на звук, боль простреливает все внутренности. Приходится задержать дыхание и на миг зажмуриться, лишь после этого начинает отпускать.
В дверном проеме вижу очертание тела, судя по габаритам, это мужчина. И он стремительным шагом приближается.
Воспоминания пробиваются, словно через тернии
— Как ты? — рядом со мной на кровать присаживается Давид. Брат бросает на меня обеспокоенный взгляд и хмурится. Трогает мой лоб.
— Ты чего? — слегка отстраняюсь.
— Голова болит? — спрашивает всматриваясь в меня. — Ты бледная, — констатирует факт.
— Где я? — смотрю по сторонам вместо ответа. — Мы ведь не у меня дома.
— Нет, конечно! — говорит таким тоном, словно я умалишенная. — Я не стану светиться перед людьми Смоленского. Они вообще не должны знать, что я в городе.
— Мама! Малышки! — тут же вспыхиваю. Кидаюсь вперед. От волнения и страха ничего не соображаю.
Брат успевает меня поймать до того, как успеваю встать с кровати.
— Пей давай! — протягивает мне стакан с мутноватой жидкостью.
— Что это? — с опаской кошусь на всунутый мне в руки предмет.
— То, после чего тебе станет лучше, — коротко отвечает брат.
Под пристальным взглядом Давида делаю маленький глоток. Едва нахожу в себе силы проглотить это.
Фу! Бе! Гадость!
— Можно не пить эту дрянь? — с мольбой обращаюсь к брату.
— Выпьешь все, и больше можно не пить, — отвечает таким тоном, что я понимаю без лишних слов. Спорить с ним бесполезно.
Печально вздыхаю, смотрю на стакан с отвратительным напитком и, зажмурив глаза и задержав дыхание, большими глотками опустошаю тару.
— На, — протягиваю брату стакан. Мне требуется время, чтобы отдышаться. — Рассказывай! — требую у Давида.
— Что именно? — делает вид, что не понял вопрос. Если бы не моя дикая слабость, я б его треснула чем-то! Вот честно!
Жаль, под рукой ничего тяжелого нет.
— Объясни мне, что происходит! — вспыхиваю. Гнев так и разрывает на части. — Почему я в один момент иду к тебе, затем меня хватают и усаживают в чужую машину, а потом я открываю глаза и оказываюсь невесть где? А самое ужасное в том, что я вообще не помню ничего из произошедшего!
Давид молчит. Он смотрит на меня исподлобья тяжелым взглядом и не спешит делиться подробностями.
А мне нужно знать!
—Мака арестовали, мои дочери с мамой остались одни дома.— Голос то и дело надламывается, слезы льются из глаз. — Я вообще не понимаю, во что ввязалась. До вчерашнего дня у меня была нормальная и спокойная жизнь. И вот…— закрываю ладонями лицо, плечи трясутся от рыданий. — За что мне это все? — смотрю на Давида полными горя глазами. — За что?
— Тебе сейчас нужно успокоиться и перестать себя винить.— Строгий и уверенный голос брата действует на меня как самое лучшее успокоительное. К собственному удивлению замечаю, что голова стала меньше болеть.
— Мне сейчас нужно узнать, что случилось, — не прячу своей боли. Мне очень страшно! Вдруг что-то с Макаром случится? Или к моим принцессам и маме в квартиру вломятся? Всякое может быть!
Ипполит оказался явно не тем, за кого себя выдавал все это время, и мне совершенно не хочется больше с ним общаться. Я просто ненавижу лжецов.
— Легче стало? — А брат все о своем!
— Да! — шиплю недовольно.
Дава на пару мгновений задерживает на мне взгляд, а после обреченно вздыхает.
— Мак тут мне новость сказал, — ухмыляется. — Оказывается, моя младшая сестра не нежная и ласковая девочка, а упрямая до невыносимости коза, которая так и норовит найти приключения на свой попец.
