ответ.
Он делает вдох, и я закрываю глаза. На мгновение я не уверена, что могу смотреть на него. Я не хочу видеть правду на его лице еще больше, чем хочу ее услышать.
— Этого должно быть достаточно, чтобы я был готов рассмотреть возможность жениться на тебе, — мягко говорит он, его рука все еще рядом с моей. У меня возникает внезапное желание отдернуть ее, но я не делаю этого. У меня такое чувство, что, если я это сделаю, он может больше не прикасаться ко мне, а я этого не хочу. — Я сказал, что больше никогда не женюсь, Елена. Я говорил серьезно. Если я все равно решу это сделать, потому что ты мне небезразлична, то…
— Это правильно, — заканчиваю я за него, ненавидя нотки горечи в своем голосе, но не в силах их сдержать. — Ты заботишься обо мне. Ты не любишь меня.
— Елена. — В его голосе прозвучала мольба, которую я никогда раньше не слышала. — Я имел в виду то, что сказал в ночь перед отъездом. Я бы и сейчас так говорил, если бы все не изменилось. Для тебя было бы лучше, если бы мы не были вместе. В конце концов, ты бы меня забыла. Но все изменилось. И если ты хочешь этого ребенка, если это твой выбор… — Он делает долгий, медленный вдох, как будто пришел к какому-то решению внутри себя. — Если ты чувствуешь, что это то, чего ты хочешь, тогда мы должны пожениться. Я должен быть рядом с вами обоими. Нет никого, кто бы не согласился со мной. Найл уже сказал это. Твой отец посчитает так же, как и Коннор, и Лиам…
— Значит, все мужчины согласятся с тобой. — Теперь я отдергиваю руку, завязывая оба узла на коленях, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. — Интересно, что скажет на это моя сестра. Моя мама…
— Я не знаю твою мать достаточно хорошо, чтобы сказать, — медленно произносит Левин. — Но мне кажется, я знаю, что ответила бы твоя сестра. — Он делает глубокий, медленный вдох. — Единственный ответ, который имеет для меня значение, Елена, это твой. Я не буду тебя ни к чему принуждать. Я буду делать только то, что ты захочешь.
— Ты не можешь этого сделать. — Слова прозвучали как тонкий, отчаянный шепот, и я ненавижу себя за них, как только слышу, потому что чувствую себя жалкой. — Ты не можешь любить меня, а я хочу именно этого.
— Ты не любишь меня. — Он говорит так уверенно…так уверенно. — Не любишь, Елена. Ты любишь фантазию, которая была создана в очень трудное для нас обоих время. Ты любишь версию нас, которая существовала в обстоятельствах, которых больше нет. Ты не знаешь меня, повседневную мою версию, достаточно хорошо, чтобы любить меня.
Я тяжело сглатываю.
— Можешь говорить себе это, если тебе станет легче. Я знаю, что я чувствую.
Долгое время никто из нас ничего не говорит. Предложение висит между нами, предложение Левина, которое на самом деле вовсе не предложение. Брак по обстоятельствам, подобный тому, на который меня толкнули бы дома, если бы я осталась.
Только это гораздо хуже.
— На что это будет похоже? — Мягко спрашиваю я. — Ты станешь отцом этого ребенка, мы поженимся, как это будет выглядеть для тебя? Ты живешь и работаешь в Нью-Йорке, я здесь. Где бы мы жили? Чем бы мы занимались? Я…
— Ну… — Левин медленно выдохнул. — Чего ты хочешь?
Никогда еще мне не было так тяжело, когда мне задают этот вопрос. Я должна быть в восторге от того, что он задает его, что он так сильно учитывает мое мнение. Никто другой никогда этого не делал. Но в данный момент я понятия не имею, чего я хочу, а те вещи, которые я хочу, некоторые из них я не могу иметь.
Я хочу оставить своего ребенка. Это решение я могу принять.
Я хочу, чтобы Левин любил меня. Этого я не могу получить.
Я хочу, чтобы он остался, и он предлагает это, но на условиях, которые заставляют мое сердце биться в груди с новой, ноющей болью.
— Я хочу остаться в Бостоне, — тихо говорю я. — Изабелла здесь. Единственная семья, с которой я могу быть близка. Моя племянница здесь. В Нью-Йорке я не знаю никого, кроме тебя.
Левин кивает, как будто ему проще всего на свете согласиться и дать мне то, о чем я просила. Все, кроме того, чего я хочу больше всего. Думаю, я бы переехала в Нью-Йорк, если бы он сказал, что любит меня. Если бы он имел это в виду и дал бы мне то, за что можно ухватиться.
— Нам с Виктором придется кое-что уладить, — говорит он. — Но это можно устроить. В любом случае, это не так уж и далеко. Возможно, мне придется иногда ездить в Нью-Йорк по работе, но у меня есть масса возможностей сделать это быстро и легко. Если ты хочешь, чтобы наш дом находился здесь, в Бостоне, рядом с твоей семьей, мы так и поступим.
Вот так. Я смотрю на него, чувствуя себя так, словно я в полном пролете. Как будто я не знаю, за что держаться.
— Так мы поженимся? — Спрашиваю я тоненьким голоском, и он колеблется, а потом кивает.
— Если только ты не хочешь сказать мне нет, — мягко говорит он. — Я никогда не буду тебя ни к чему принуждать. Но да, я думаю, мы должны так поступить.
Это не то предложение, о котором я всегда мечтала. Я слышу колебания в его голосе даже сейчас. Но правда в том, что я вообще никогда не мечтала о таком. Я никогда не представляла себе мир, в котором я сама выбираю, за кого выходить замуж. Поэтому я не уверена, что это имеет значение. Если я собираюсь завести ребенка, то Левин должен быть частью этого процесса, особенно если он хочет быть частью этого процесса. А это, судя по всему, означает женитьбу.
— Хорошо. — Я встаю, немного неуверенно, чувствуя, как сердце бьется в горле. — Значит, мы поженимся.
Я не могу прочитать эмоции на лице Левина, когда он тоже встает. Я не могу понять, счастье это или нет. Не могу понять, сожаление это, беспокойство или просто покорность. Он тянется к моим рукам, и на одно короткое, дикое мгновение мне кажется, что он собирается меня поцеловать.
Я хочу поцеловать его. Я смотрю на его точеное лицо, на губы, которые я так хорошо знаю, которые были на каждом дюйме моего тела, и
