теперь как-то… чинить… Посмотреть, что стряслось.
— А может, не надо? — спросила я с надеждой. — Леш, я верю во всякие твои корочки и острый ум, но давай ты не будешь пытаться чинить электричество? — попросила я и покраснела, поняв, что назвала его Лешей.
Как хорошо, что темно! Как же хорошо…
Я принялась раскачивать Лелю и целовать ее, успокаивая.
— Мама, не злись. Бозик починит. Он змейку чинил, и свет починит.
— Все хорошо, Лель. Мы больше не ругаемся.
— Нужно чинить свет! Без света плохо! Кто-то воет… — всхлипнула дочурка. — Стлашно очень!
Я услышала шорох осторожных шагов. Кравцов двинулся в нашу сторону. Меня окатило теплом его тела. Он наощупь попытался дотянуться до Лели, но сначала он нашел меня — мои плечи, волосы, лицо…
Мужские пальцы скользнули всюду, задели подбородок и невесомо коснулись губ.
Его касания заставили сердечко биться быстрее от мягких жестов. Только после этого Кравцов погладил Лелю по голове и спросил:
— Знаешь, почему буран так воет?
— Нет.
— От старания.
— От какого? — спросила дочка.
— Буран старается нанести как можно больше снега, чтобы получился большой сугроб. Огромный! — с чувством говорит Кравцов. — Это соревнования ветров.
— Плавда? Мама, это плавда?
— Конечно, — подтвердила я. — Соревнования ветров. Кто круче!
— Тогда… — задумывается Леля. — Тогда наш булан — чемпион! — заканчивает с восторгом. — Давай, давай сталайся холошенько! — вопит громко-громко. — Плиз получишь!
Через секунду добавляет, спрашивая.
— А приз какой дают?
— Приз? Эээ…
Двигаю ногой, задев голень Кравцова.
— Приз — сладкое облако ваты! — выдумывает на ходу мужчина и втягивается, рассказывая. — Со звездочками. Большому ветру достается большое-большое облако сахарной ваты. Маленькому — маленькое… Всем по заслугам. Но чемпиону — самое огромное!
— Как клуто! И вкусно! — вздыхает Леля. — Я люблю сладкую вату…
— Значит, будем желать нашему бурану победы, — добавляю я. — Он совсем-совсем не страшный. Давай я посажу тебя на диван и найду свечи. Хорошо?
Дочка закивала, успокоившись. В темноте я осторожно добрела до полки, взяла с нее декоративный фонарь, работающий от батареек, и включила его.
Посередине тотчас же загорелся свет, началась искусственная метель внутри стеклянной колбы и закрутился снеговичок с метлой, создавая иллюзию, будто это он наметает снег.
— Держи, Лель. Это чтобы тебе было не страшно ждать, пока я ищу свечи.
— Свечи — это хорошо! — поддакнул Алексей.
Я потихоньку побрела из комнаты, передвигаясь наощупь. Следом за мной потопал Кравцов.
— И все же, где у тебя в доме щиток? — никак не сдавался мужчина, полный энтузиазма все кругом починить!
— Не скажу! — выпаливаю мгновенно. — Ни за что тебе не скажу!
— Вдруг там просто автомат выбило и надо дернуть за рычажок?!
— Не надо ничего дергать. Никакие рычажки. Точка.
— Но почему?
— Потому что после твоей починки, в лучшем случае, село Снегирево останется без света целиком! Черт с ней, с раритетной гирляндой. Но вдруг еще что-нибудь замкнет, перемкнет, полыхнет!.. Бух и все! Семья Ежовых может остаться вообще без загородного домика! Спасибо. Не стоит. Правда… И вообще… Где ты?! — интересуюсь я, поняв, что не слышу шагов Кравцова.
— Я здесь, — выдыхает на ушко.
Талию оплетают сильные руки.
И я же знаю, знаю, что это Кравцов, он и никто другой, а все равно… сердце вздрагивает сначала испуганно, а потом в нем разливается сладкая патока.
— Алексей! — бормочу. — П-п-прекрати. Аааах…
Мои слова превращаются в чувственный шепот, когда он нагло целует мою шею, прижимаясь сзади, а ладони обхватывают грудь, сжимая.
Нина
— Алексей, хватит. Остановись, — промямлила я совсем неслышно, когда поцелуи стали настойчивее, а мужские руки заскользили по телу, сжимая талию, бедра и вновь поднимаясь к груди.
— Но ты же не хочешь, чтобы я останавливался.
— Кто сказал?
— Твоя реакция, — шепнул Алексей и мягко вобрал в рот мочку уха, посасывая.
Левая рука задрала мою кофточку и поползла под нее. Дыхание перехватило, когда пальцы Алексея приподняли край мягкого лифчика и легли на грудь. Звездочки замелькали от ласки.
Ноги совсем ослабли, пришлось прижаться к Алексею спиной изо всех сил, чтобы не упасть и откинуться головой на его плечо.
— Какая ты нежная, горячая… — хрипло отозвался Алексей. — С ума сводишь. Я тебя хочу… — поцеловал напористее.
От этих слов внутри все заискрилось, как фейервек. Я снова сказала себе не сравнивать Кравцова ни с кем. Но правда в том, что если сравнивать с Димой, то тут Кравцов был асом даже на стадии прелюдии, лаская мою грудь изысканно, заводя касаниями.
Если же сравнивать с Максимом, ох… Я даже не знаю. Кажется, это было так давно.
Я плохо помню свои тогдашние ощущения. Знаю только, что волновалась сильно-сильно, и это волнение по прошествию лет запомнилось мне сильнее, чем удовольствие…
Вот так бывает: встречаешь человека, считаешь его любовью всей своей жизни, а когда его не стало, все, что о нем помнишь, это несколько жарких поцелуев и дрожь волнения перед сексом, а потом через несколько лет стоишь, таешь в руках едва знакомого мужчины и понимаешь, что так хорошо, как с ним, не было еще ни с кем… Ни разу…
Наверное, я слишком громко простонала, потому что Алексей накрыл мне ладонью рот.
— Тише! — попросил он. — Мы совсем недалеко от Лели ушли. Я больше терпеть не мог.
— Маааам! Маааам, тебе плохо?! — послышался голос Лели.
Мне хорошо, боже, как хорошо.
Вторая рука Алексея поползла под мои домашние штаны. А я даже не сопротивлялась. Таяла… Предвкушала! Он ласково, но настойчиво коснулся меня там, и я поплыла, забыла обо всем, принимала его ласку, слушала учащенное мужское дыхание и была готова получить порцию удовольствия.
Но внезапно совсем близко раздались шаги. Это были шаги моей дочурки, а по стенам заплясал свет от фонаря.
— Леля идет! — хрипло шепнула я.
Кравцов мгновенно вынул руки из моей одежды и просто обнял меня. Очень вовремя…
Мы оба дышали загнанно, у меня кружилась голова, я с трудом держалась на ногах.
— Мама, тебе плохо? — бросилась меня обнимать Леля, вцепившись в дрожащие колени.
— У мамы немного голова закружилась! — хрипло ответил Кравцов.
