напоминаю детям вымыть руки и сразу же иду в кухню. Ревизия шкафчиков и холодильника заставляет меня неодобрительно поджать губы. Бросив полный сомнения взгляд на часы, решаю, что с меня не убудет, если я на скорую руку приготовлю парню нормальной еды. И плевать мне, как на это посмотрит Меринов! Пусть только что-то мне скажет – тут же нарвется на лекцию о вреде фастфуда. То, что у него нет жены, никак не оправдывает такое меню. Пусть учится готовить или найдет домработницу. В любом случае нельзя пичкать подрастающий организм всякой химией. Особенно в таких неимоверных количествах.
Так я себя убеждаю, да. Но по-честному то, что Ефрем один растит сына с диагнозом, вызывает во мне неприкрытое восхищение.
– Макс, ты не будешь против, если я тут немного похозяйничаю? Хочу приготовить жаркое.
Парень кивает. И уходит куда-то вглубь дома. Юлька несется за ним, я ее одергиваю. Почему-то кажется, что Максу общения с ней – уже через край. Дочь обижается, в четыре года ей трудно понять, почему так. Я прикладываю все свое красноречие и знания по теме, чтобы она все хоть приблизительно осознала. А попутно разбираюсь с плитой, ну и вообще развиваю бурную деятельность. Практически восстановившаяся за последнюю неделю нога опять начинает ныть.
Обжариваю мясо, чищу, шинкую овощи. У Мериновых почти нет специй. Обхожусь тривиальными солью и черным перцем. Увлекшись работой, пропускаю момент, когда Макс возвращается. Замечаю его уже сидящим вместе с Юлькой на диване перед телевизором. За время моего отсутствия Мериновы обзавелись диваном. И ведь сразу видно, что мужики его выбирали. Ну, никак он не вписывается. Никуда! Хотя и видно, что диван не из дешевых. Эх… Впрочем, это не мое дело. Переключаюсь опять на Юльку. Отмечая, что дочь непривычно тиха. Неужели до нее что-то дошло из нашего разговора? Просто сидят бок о бок, как два голубка. Сцена такая трогательная, что у меня глаза слезятся от умиления. Из Юльки бы вышла отличная сестренка. Одно время даже казалось, что я созрела для второго ребенка. Но тогда Костик не захотел, а сейчас об этом и мечтать глупо.
Время проходит незаметно. Выключив плиту, навожу порядок. Протираю все за собой, накладываю Максу жаркого и зачем-то поправляю веточку базилика, венчающую горку напиленного на скорую руку салата.
– Макс, все готово. Остынет – поешь. Пока очень горячо. А мы поедем. – Выключаю, наконец, гудящую вытяжку. – Юль… – оборачиваюсь к дивану, а натыкаюсь взглядом на стоящего в дверях Меринова-старшего. – Ой.
– Кхм… Добрый вечер.
– Добрый, Ефрем Харитоныч. Я Макса привезла, как вы и просили. А у него всю дорогу живот бурчал. Вот я и взяла на себя смелость что-нибудь приготовить, – тараторю я, смутившись. – Ничего?
Меринов как-то странно дергает головой. Обводит взглядом кухню, детей, которые до его появления о чем-то говорили, а теперь притихли. Задерживает взгляд на столе с парующим жарким. И тяжело сглатывает.
– Вы, наверное, тоже проголодались? – догадываюсь. И просыпается во мне давно забытый восторг, знакомый, наверное, каждой женщине в начале отношений, когда готовка для мужика еще не превращается в осточертевшую рутинную обязанность и приносит лишь радость.
Меринов медленно и как-то неуверенно, что ли, кивает.
– Ну, тут на всех хватит. А мы пойдем. Юль… – окликаю дочку и взглядом указываю ей на дверь.
– А я тоже есть хочу! – вдруг показывает характер обычно покладистая малышка.
– Дома поедим, – отрезаю я и подхожу, чтобы увести Юльку за руку, если понадобится. – Я уже машину вызвала.
– Никуда твоя машина не денется, – оживает Меринов. – Ребенка покорми.
– Ну, если вы приглашаете, – иронично закатывает глаза Вера, намекая, видно, на то, что мой приказ на приглашение вообще-то никак не тянет. Смутившись, провожу по лысине пятерней и отворачиваюсь, сцепляясь взглядами с мелкой. Дочка Верина на нее и похожа. Смешная.
– Садись за стол.
– Я – Юлька.
– А я дядя Ефрем.
Или дед? Кем там я ей прихожусь по возрасту? Когда только жизнь прошла?
Во рту собирается вязкая горечь. Я подхожу к холодильнику, чтобы запить ее ледяной минералкой. Наливаю полный стакан. Вера рядом, ощутимо нервничая, наполняет тарелки с помощью купленного буквально вчера половника. Дети скребут ножками стульев по полу, устраиваясь за столом, на котором уже стоит пиала с салатом и тарелка Макса. Мелкая о чем-то, не замолкая, щебечет, набив рот чесночным хлебом. По привычке краем сознания мониторю реакции сына, которого Юлькина непрекращающаяся болтовня может стриггерить, но тот на удивление спокоен. Так какого же черта мне самому муторно? Невольно хмурюсь… За окном включаются фонари. Сыплет снег, укутывает еловые лапы в белое пушистое покрывало. Уютно звенит посуда. И тут до меня, наконец, доходит, что не так: отражающаяся в окне картинка словно из чужой, гораздо более счастливой жизни. Олицетворение моих несбывшихся чаяний и надежд. Обычных, не особенно-то и затейливых. А вот ведь – один хрен, проёбанных…
– Ничего особенного… – тихо замечает Вера. – Ограниченный выбор продуктов в холодильнике не дал мне замахнуться на блюда высокой кухни, – вносит нотку юмора.
– Спасибо. Ты могла бы и этого не делать.
– Тогда бы Максу опять пришлось есть лапшу.
Сажусь во главе стола. Смотрю из-под насупленных бровей. Осуждать легко. Но она вроде и не осуждает. Поначалу воинственно нахохливается, да. Но тут же сдувается.
– Да вы не думайте, Ефрем Харитоныч. Я-то знаю, что одному со всем справиться сложно, – вздыхает она и садится за стол, поджав под себя ногу. Но тут же, видно, решив, что это слишком фривольная для посиделок с едва знакомым человеком поза, садится нормально. Шикарная грудь под тоненьким свитерком мягко колышется. Природа Веру наградила щедро. И я плыву, плыву без весел, хотя и понимаю, что скорей всего, на то и был расчет.
– Ты вроде не одна?
Веру мое замечание явно смущает. Она вскакивает и, не желая обсуждать мужа, резко меняет тему:
– Подложу еще булочек. Мы такие тоже покупаем, кстати. Обычно дети не любят чеснок, а Юлька уплетает их за обе щеки. Да, Юль?
Мелкая улыбается, демонстрируя маленькие острые зубки. Соглашаясь, трясет беличьими хвостами. Я, невольно усмехнувшись, отправляю в рот первую ложку густого… нечто. Это вкусно, как бы уничижительно Вера не отзывалась о своей готовке. С аппетитом жую и, не сводя с нее взгляда, перебираю в
