мать, и прими наказание как женщина.
— Ты сумасшедший, если думаешь, что я буду послушной, пока ты бьешь меня ремнем.
— Ты не можешь оставаться там всю ночь.
Черт, он прав. Что, блин, мне делать?
— Прости меня, ладно? Я больше не ослушаюсь тебя.
— Слишком поздно для извинений. Маленькая свинка, маленькая свинка, впусти меня.
— Поцелуй меня в задницу!
— Тогда я подую и разнесу твой домик в пух и прах.
Он наносит удар за ударом по двери и раскалывает ее посередине. Я лихорадочно оглядываю ванную, отчаянно ища хоть что-нибудь, что можно использовать в качестве оружия. Черт, ничего нет. После еще одного удара ему удается войти. Я прижалась к стене, с сердцем, подскакивающим к горлу.
— А вот и Арт.
— Давай поговорим как взрослые разумные люди.
Он машет мне рукой.
— Не заставляй меня ждать.
Я медленно иду к нему, как будто подчиняясь приказу, но, проходя мимо Арта, бросаюсь бежать. Он ловит меня, прежде чем я успеваю сделать три шага, и тащит к кровати.
— Проклятый неандерталец! Отпусти меня!
Арт переворачивает меня на живот, а затем наваливается сверху всем огромным телом, чтобы предотвратить любую попытку побега. Он хватает меня за запястье и приковывает наручниками к столбику кровати. Я поворачиваю голову и вижу еще наручники, свисающие с оставшихся трех столбов. Я не заметила их раньше. Когда все мои конечности зафиксированы, он слезает с кровати.
— Мне будет больнее, чем тебе. — Он сильно и быстро бьет ремнем по моей заднице. Ощущение такое, будто с моего тела сдирают кожу.
— Арт, пожалуйста! Остановись! — Я всхлипываю, слезы текут из моих глаз.
— Ты. Обязательно. Научишься. Слушаться. И. Подчиняться. Мне. — За каждым словом следует жестокий удар, более болезненный, чем предыдущий.
После еще нескольких ударов он, наконец, заканчивает. Мои запястья и лодыжки освобождены, но я лежу на месте, испытывая боль и шок.
— Спускайся и одевайся. Мы идем завтракать.
Завтрак!
Я кручу головой в его сторону. Он стоит спиной ко мне, натягивая брюки. Мой контроль ослабевает, и я бросаюсь на него. Неудивительно, что он почти сразу берет верх, переворачивает меня и скрещивает руки на груди, лишая меня подвижности.
— Я ненавижу тебя, — всхлипываю, прижимаясь к нему.
— Я несколько раз объяснял тебе правила, но ты предпочла их проигнорировать. Чтобы избежать наказания, советую тебе начать слушаться, потому что, поверь мне, я могу стать гораздо более изобретательным в своих воспитательных методах.
— Тебя не волнует, что мне больно?
— Нет. — Он подталкивает меня к двери. — Будь одета к тому времени, когда я спущусь вниз.
Меня там не будет, гребаный ты ублюдок.
— Син.
Я останавливаюсь в дверях, не поворачиваясь к нему лицом.
— Не убегай, потому что я пущусь в погоню, и представь, что сделаю, когда поймаю тебя. И если это недостаточный стимул, подумай о лучшей жизни, которую ты сможешь обеспечить своему сыну и матери с полумиллионом долларов.
Я смотрю на него в кабинке, пока Арт уплетает свой омлет со стейком, как будто ему наплевать на все на свете. Тем временем я корчусь, не в силах усидеть на месте, потому что моя задница болит невыносимо. Единственное, что меня хоть как-то утешает, это фантазия о том, как я выливаю содержимое кружки с кофе ему на голову.
— Ешь.
— Я не могу есть, — шиплю я.
— Почему нет? — спрашивает он, озадаченно откусывая кусочек тоста.
— Я не могу удобно сидеть.
— Какое отношение твой рот имеет к твоей заднице?
— Никакого.
— Вот именно, так что ешь свою гребаную еду, если не хочешь, чтобы я повязал тебе на шею слюнявчик и кормил сам.
Я хватаю ложку, опускаю ее в миску с кашей, а затем заталкиваю в рот.
Черт! Я ударилась зубом!
— Ты в порядке? Уверен, тебе нужно к стоматологу, — ухмыляется Арт.
Я закатываю глаза.
— Ты напрашиваешься на еще один шлепок.
— Я ничего не сделала! — пронзительно кричу я.
— Ты закатила на меня глаза.
«Спокойно, тебе придется иметь дело с его дерьмом только шесть месяцев».
— Прости меня, папочка. — Я хлопаю ресницами.
— Хорошая девочка. — Он поглаживает меня по макушке.
Я достаю свой мобильный телефон из сумочки, чтобы проверить, нет ли пропущенных звонков от мамы. Удивительно, но нет. И это странно, потому что она всегда беспокоится. Я отправляю ей сообщение, но оно не проходит.
— Какого черта? Мой сервис отключен, но я оплатила счет.
— Я перевел твой номер на твой новый телефон.
— Какой новый телефон?
— Тот, который купил и доставил в твою квартиру.
— Тебе не нужно было этого делать.
— Этот кусок дерьма устарел. — Он показывает вилкой на мой телефон. — И экран треснул. Спасибо — вот правильная реакция.
— Спасибо.
— Не за что. Твой автомобиль тоже доставлен. Ключи передали твоей матери. Ничего вычурного. Я подумал, что ты предпочтешь что-нибудь попроще.
— Ты купил мне машину? — недоверчиво спрашиваю я.
Без сомнения, у моей мамы миллион вопросов ко мне.
— Купил, но по своим эгоистичным причинам.
— И каким же? — уточняю, делая глоток апельсинового сока.
— Ты быстрее доберешься до меня на своей машине, чем будешь ждать такси.
— А как насчет страховки, жетонов…
— Обо всем уже позаботились.
— Хорошо. — Я не должна задавать следующий вопрос, но мне любопытно. — Вы с Джошем живете вместе?
Арт наклоняется вперед, впиваясь ногтями в мое колено.
— Давай проясним одну вещь. Ты не спрашиваешь о Джоше. Он не твое собачье дело. Если ты когда-нибудь столкнешься с ним, то в твоих интересах, блядь, свернуть с дороги. Это ясно?
— Кристально, — прошипела я между стиснутыми зубами. — Пожалуйста, убери руку.
— Я рад, что мы понимаем друг друга. — Он откинулся назад. — Будь в моем пентхаусе к восьми вечера.
— Я не могу.
— Что, блядь, ты сказала?
— Я должна провести время с Себастьяном. Я могу прийти в понедельник после работы, но не остаться на ночь.
— Справедливо, твой сын на первом месте.
Это первая битва, которую я у него выиграла.
— Ты уже водила его в какой-нибудь парк развлечений?
— Нет, я не могу себе этого позволить.
— Возьми его в эти выходные. Я куплю абонемент для твоей мамы, Себастьяна и тебя. У Мейсона уже есть свой.
— Это не…
— Я только прошу, чтобы ты взяла Мейсона с собой. Ему не помешает друг.
— Это временно. Думаешь, разумно назначать совместные прогулки? Что если они привяжутся друг к другу? Я не хочу, чтобы они страдали.
— Нет причин, по которым они не могли бы остаться друзьями после окончания нашего соглашения. Я бы никогда не поступил с Себастьяном плохо. Он не имеет никакого отношения к проблемам между тобой и мной.
