сосредоточенным взглядом пространство. Грязные мокрые следы от мужских ботинок на полу выбивают меня из равновесия.
Не мог же он явиться прямо к нам домой. Не мог. Он, сука, не настолько безумен. Или настолько?
Захлёбываясь кислородом, сбрасываю обувь, чтобы не издавать шума, и вынимаю из комода кастет.
Не позволяю мыслям о том, что он мог сделать с моей девочкой, пока меня не было, разорвать меня на куски.
Во-первых, она ни за что не даст себя в обиду. Она сильная.
Во-вторых, если бы с моей второй половиной случилось что-то ужасное, я бы это почувствовал.
Тоха был прав, мы будто связаны, как близнецы.
Собираю в кучу все навыки опера, в том числе хладнокровие, отсутствие эмоций, умение вести переговорный процесс и бесшумную ходьбу.
Иду по следам, которые ведут в спальню.
Блядь! Нет! Сука, нет!
Держись, маленькая… Всё будет хорошо…
Обещаю…
Блядь, какого хрена я храню ствол в спальне, а не у входа?
Вдох-выдох.
Я спокоен. Я уверен.
Вдох-выдох.
Я способен трезво оценивать ситуацию.
Вдох-выдох.
Мотор не ломает мои рёбра.
Вдох-выдох.
Тихий, но уверенный шаг.
Вдох-выдох.
Толчок двери.
Вдох-выдох.
Я готов увидеть, что угодно.
Вдох-выдох.
Нееет!!!
Я не готов видеть Настю, сжавшуюся на постели в одном нижнем белье с дулом у виска, которое к ней приставил абсолютно безумный Должанский.
— Явился всё таки. — хрипит эта мразь. — Мы с твоей невестой ждали тебя немного позже. Думали, что успеем развлечься.
— Если ты, сука, хоть пальцем её тронешь… — рычу, делая шаг вперёд, но тут же замираю, потому что он тычет ствол в голову моей девочки в упор.
Забываю, как дышать. Забываю, как двигаться. Сердце забывает, как биться.
Она сидит, подтянув колени к груди и обняв их руками. Вся дрожит, а слёзы без остановки вытекают из её глаз.
Не плачь, любимая. Всё будет хорошо. Обещаю. Только не плачь. — молю мысленно, захватив её перепуганный взгляд. — Всё будет хорошо. Верь мне.
— Что тебе от нас надо? — шиплю ровно, хотя в груди всё дрожит от страха.
— Ничего особенного. — бросает лениво, будто светскую беседу ведёт. — Просто хочу лишить тебя всего, как ты меня. Эта маленькая шлюшка, — снова толкает её пистолетом, — опозорила меня. У меня ведь было всё. Да за мной очередь из баб стояла, а я оказал ей честь стать моей женой. Два года ждал, потому что эта недотрога… — проводит пальцами по краю её бюстгальтера.
Предпринимаю ещё одну попытку сделать рывок, но он взводит курок, жестом приказывая мне оставаться на месте. Останавливаюсь. Конечно же останавливаюсь. Ни за что на свете не стану рисковать её жизнью. Это уёбок ещё несколько раз проводит пальцами по её груди, а потом ныряет под ткань, грубо сжимая. Настя тихо вскрикивает, но не предпринимает никаких попыток остановить его.
— Она всё отказывалась раздвигать передо мной ноги, как бы я к ней не подкатывал, но стоило тебе поманить, и она тут же прыгнула в твою постель. — рычит, придавливая пальцем спусковой крючок.
Каким бы быстрым и ловким я не был, пуля быстрее, и я отлично это понимаю. И я, блядь, понятия не имею, что мне делать. Я не умею вести переговоры. Не тогда, когда это касается моей девочки. Я, сука, даже мыслить рационально не способен сейчас. Единственное, что я могу сделать…
— Убей меня. — толкаю смело, боясь смотреть на любимую в этот момент. — Можешь сделать со мной, что захочешь, но не трогай Настю. Она ни в чём не виновата. Это я соблазнил её. Ещё в ту ночь на вечеринке. У неё не было выбора. Я обманом заманил её в комнату и…
— Хватит, Артём! — кричит Настя.
— Заткнись и сиди смирно! — рявкает Должанский, ударяя её пистолетом по голове.
Делаю прыжок, но он слишком быстро возвращает дуло на прежнюю позицию.
Блядь, между нами всё ещё остаётся около двух метров. Я не успею. Не успею, мать вашу.
Сжимаю кулаки, пряча трясущиеся пальцы.
— Успокойся, любимая. — прошу тихо, цепляя её перепуганные глаза. — Всё будет хорошо.
Самому бы ещё в это поверить…
— Любимая… — ржёт эта мразота. — А она говорила, что ты нормальный мужик. Да, Настя? Говорила же?
Она медленно кивает, а он снова замахивается.
В этот же момент раздаётся её крик:
— Сейчас!
В ту же секунду, как она падает на спину, я прыгаю на уёбка, сбивая его с ног. Пистолет вылетает из его рук. С силой, которой раньше у него не было, он сбрасывает меня с себя, отталкивая на свободное пространство.
Пропускаю несколько ударов, но своими сыплю чаще и сильнее. У меня куда больше причин ненавидеть его, чем у него — меня.
Пригибаюсь, одновременно вбивая кулак ему в солнечное сплетение. Воздух с хрипом вылетает из его грязного рта. Подсечка. Он падает на спину. Седлаю. Сжимаю в руке кастет. Удар. Удар. Удар. Хуярю обеими руками.
Глаза заливает кровавой пеленой. Нет контроля ни над сердцем, ни над лёгкими, ни над телом, ни над мыслями.
Только желание убить его, раз и навсегда избавив свою любимую маленькую девочку от его тени. Эта мразота не будет дышать с ней одним воздухом. Они не будут ходить по одной земле.
Я не думаю о том, что это не просто превышение самообороны, а хладнокровное убийство. Я не думаю о том, что мне светит срок. Я не думаю о том, что оставлю Настю одну.
Только о том, что она должна быть в безопасности. Пусть даже меня не будет рядом. Её сердце будет биться без страха. На её теле не будет ран и синяков. В её глазах не будет отчаяния. На её щеках не будет слёз. Она не будет бояться выходить из дома. Она будет жить свободно.
Мои кулаки превращаются в месиво, так же, как и лицо уёбка, который мучил самого дорого для меня человека на свете. Мою Настю. Мою идеальную девочку. Мою любимую малышку. Девушку, которая показала мне, что такое счастье. Которая вернула мне любовь и доверие к людям. Которая научила меня улыбаться и смеяться от всей души. Которая вернула мне брата. Которая уничтожила всех моих демонов.
Которая смогла полюбить ещё задолго до того, как я стал человеком. До того, как научился подстраиваться, прогибаться, ломать себя ради неё.
Прости, малыш, но так надо. Просто живи спокойно. — транслирую мысленно, откидывая в сторону кастет и сжимая двумя руками шею Должанского. — Просто живи, родная. Живи. Научись жить без меня. Ты сильная. Ты справишься с этим. А я всегда буду тебя любить.
— Не надо,
