– О Господи… послушай… а, гадство… Что он там разыгрывает?
Бен повернулся и вышел из комнаты. Розмари, оставшись одна, сердито и смущенно заговорила:
– Послушай, я не знаю, что у тебя было или даже есть с Беном, и не уверена, что хотела бы знать, только скажи, мне это необходимо: у вас было серьезное увлечение?
– С Беном ничего не может быть всерьез. Кроме его честолюбия. Послушай, заставь его поговорить с тобой. Если сумеешь. Сейчас нас с Беном связывает только старая дружба, но, каким бы милым он ни казался, в нем есть то, с чем тебе не справиться. Прошу тебя, поверь. – На этой умоляющей ноте Элла закончила разговор. – У меня больше нет монет. Я позвоню тебе завтра из театра и дам номер телефона. А ты попробуй заставить его поговорить с тобой.
И разговор окончился. Гудки неприятно отдались в ушах Розмари. Она тоже положила трубку и посидела с минуту.
Потом окликнула:»Бен!» – и увидела сквозь широкое французское окно, что он, ссутулившись, стоит в саду и наблюдает, как птицы клюют семена из пакетика, подвешенного к голой ветке яблони. Она стукнула в стекло, Бен обернулся. Улыбнулся ей. Она поманила его рукой.
– Иди сюда! – Но он не двинулся с места, разглядывая ее лицо сквозь окно. Розмари ощутила неуверенность и беспокойство. На улице слышен был только шум проезжавших машин. Она сделала музыку потише и ждала. Наконец Бен направился к дому и вошел, замерзший, посиневший на мартовском ветру.
– Поговори со мной, Бен. Что у тебя с Эллой?
– Ничего. Я ведь сказал тебе. Она из всего делает трагедию. – Он сел на стул, не глядя на Розмари.
– Она сказала, что мы должны поговорить.
– Послушай, Розмари. Мы с Эллой спали вместе. Наверное, около месяца. Ничего серьезного, она при этом была влюблена в другого. Ничего такого, что могло бы что-то значить. Во всяком случае, для меня. Просто развлечение.
– Почему ее так пугает мысль о нас с тобой? Не говоря о том, что мне вся эта ситуация кажется несколько эксцентричной. Но не думаю, что это могло бы задеть Эллу.
– Она любит тебя. Она боится, что я причиню тебе боль.
– А ты?.. – Розмари едва осмелилась задать вопрос.
– Очень может быть. Я всем причиняю боль.
Наступило молчание, которое Розмари не в силах была нарушить.
Бен наклонился и взял ее за руку.
– Розмари, мне тридцать три года, и я страшно честолюбив. У меня нет времени влюбляться. Элла знает об этом. Она также с самого начала знала, что я хочу тебя.
– Почему? Почему именно меня?
– Не знаю. Боже, какая разница? В тебе столько спокойствия. Я хотел тебя. Ты казалась нетронутой. Это интриговало меня. Слушай, почему мы должны обсуждать это сейчас? Что за глупость!
– Я не понимаю. Мне казалось, что мы встретились, понравились друг другу, занимались любовью… что все просто.
– Ничего не бывает просто.
– Во всяком случае, с тобой.
– Ни с кем. Так или иначе, Элла явно считает, что я решил заполучить тебя – и так и сделал. То есть заполучил. И ей это не нравится. Вот и все. – Он ласково погладил руку Розмари. У нее не было никакого сомнения в том, что это далеко не все. Но она услышала достаточно. Она оказалась для Бена сложной задачей. Причем поставленной ни о чем не подозревающей ее собственной дочерью. Неудивительно, что Элла смущена, растеряна. Ее мать попалась в ловушку, как любая другая женщина, да еще так скоро.
Она спросила:
– И что теперь?
– О чем ты? – Он улыбнулся ей.
– Будем ли мы продолжать? Как по-твоему? Уик-энд кончился, приключение тоже. Ты «заполучил» меня, так, кажется, ты выразился? «Заполучил» меня? Это не отняло у тебя много времени. Ты добился, чего хотел. Вы все плетете интриги подобным образом?
– Ты хочешь сказать – все мужчины?
– Все молодые мужчины.
– Не знаю, Розмари. – Он в раздражении отдернул руку.
«Боже, как он не любит, когда его загоняют в угол», – подумала Розмари. Того и гляди сейчас скажет: «Это становится утомительно».
– Это становится утомительно, – произнес Бен, откинувшись на спинку стула.
Розмари рассмеялась.
– Слушай, Бен, почему вы все настолько предсказуемы?
– Не надо покровительственного тона, дорогая. Не нужно, – сказал он, повысив голос, затем поднялся со стула и стоял, наклонив голову, глядя на нее напряженным взглядом. Во всем его облике чувствовался внезапно охвативший его, еле сдерживаемый гнев.
Она села, не говоря ни слова, удивленная внезапной яростью в его голосе, выражением его лица. Горло сжималось от страха. Он постоял с минуту, потом отошел к окну.
Спустя какое-то время Розмари сказала:
– Я не хотела обидеть тебя. Я просто не совсем понимаю, что происходит.
– Мы беспокоимся, что другие люди скажут о нас, – вот что происходит. – Бен говорил не оборачиваясь и уже спокойно. Он положил руку на оконный переплет и поскреб его, стараясь привлечь внимание кота. Человек и зверек смотрели друг на друга сквозь стекло. В комнате стояла тишина, только чуть слышен был изумительный голос Сары Вон из стереодинамика на книжном шкафу.
– Бен. Поговори со мной. Я так не могу.
Он повернулся в ту же минуту и подошел к Розмари. Присел на корточки перед ее стулом, взял ее руки в свои и снова поглядел на ее губы, прежде чем они поцеловались. Ни ее разум, ни тело не сопротивлялись ему. Она ощутила, что какая-то часть ее отныне навеки принадлежит ему. И что размолвка между ними сменилась порывом страсти. А он бесцеремонно опрокинул ее на ковер у камина, целовал, ласкал, гладил ее, отдаляя все вопросы, стоявшие между ними, до тех пор, пока ощущение его, запах заполнили все пространство вокруг и в ней самой, пока он не сделался единственным ответом, который был ей нужен. Они больше не разговаривали о телефонном звонке Эллы. Он снова сделался любовником, рыцарем, паяцем, смешившим ее, и, когда они сели пить чай, могло показаться, что царившая кругом гармония не нарушалась никогда.
Ранним вечером они включили телевизор: показывали шоу, которое Розмари записывала в предыдущий четверг. Когда оно кончилось, Бен сказал:
– Все это так безобидно, правда?
– Что ты хочешь сказать? – Она сидела перед его стулом на полу, между его расставленными ногами.
– Никаких опасных вопросов. Манная каша.
Нахмурившись, она обернулась к нему.
– Ведь это просто развлечение. Что тут плохого?
Он пожал плечами и ничего больше не сказал, продолжая поглаживать ее волосы. Немного погодя она отправилась на кухню сделать сандвичи и принести что-нибудь выпить. Он пошел следом за ней и открыл бутылку вина, которую она достала из холодильника.
Бен сказал:
– Я должен уйти, Рози.
– Хорошо, – и она улыбнулась ему.
Они ели сандвичи и пили вино перед камином, поглядывая на экран телевизора, где шла совершенно бессмысленная программа, стилизованная под комедию положений. Комментарии Бена были гораздо забавнее сценария. Около девяти вечера он сказал:
