По случаю неожиданного устройства на работу я решила хорошенько убраться в доме, в частности провести акцию «Отречемся от старого мира». Суть акции – расчистить шкаф. Я всегда знала, что человек обрастает в течение жизни всевозможным барахлом, которое он называет «может пригодиться», «это память о…» и «жалко выбрасывать». Но чтоб этого добра было столько в одном шкафу я не предполагала!
Итак, альбомы с фотографиями в одну сторону, негативы – в другую. Сумочки… Черненькая, рыженькая, еще черненькая и еще рыженькая. Эту подарил муж, когда еще ухаживал за мной. Вероятно, ему стало стыдно показываться со мной на людях, когда я была с этой черненькой сумкой, и он подарил вон ту рыженькую. Разумно. Через некоторое время я ее постирала, и вещь превратилась в тряпку. Обычная история.
Пузатая велюровая косметичка мрачной расцветки. Я ее помню в молодости, она принадлежала еще моей старшей сестре Ольге. Косметичка полна богатств. Бусы и цепи, напоминающие сокровища Алладина, но значительно дешевле. Сережки под гжель, если их можно так назвать. Кольцо с янтарем вида «Мне пятьдесят восемь, и я горжусь». Брошь. Никогда не любила броши, откуда она могла взяться?.. Если это надеть – то сразу к психиатру. Пропустят без очереди. Нет, это все к Алладину обратно.
Что тут еще? Градуснички в количестве трех штук для измерения температуры воздуха. Расплодились они, что ли? Я точно знаю, где лежат еще три. Надо сложить до кучи, пусть размножаются дальше. Однажды свекровь вытащит дюжину.
Фотоаппарат поляроид. Просится в мусоропровод. Но жалко, вещь же. И два плеера, оба почившие в бозе. Выброшу тихо, чтоб Антон не видел. А то еще напугает, что починит. Муж еще больший мешочник, чем я.
Старые фотографии. Старые и желтые, некоторые порваны. А вот это надо не только сохранять, а и реанимировать по мере возможности.
Ой, есть еще и беленькая сумочка! Блин, а зелененькой в сизый горошек нет? Какое упущение!
Гм… Книга «The art of fucking for hours». Однако! Вероятно, принадлежит ветреному прошлому моего мужа. Это вместо систематизированного справочника по грамматике, что ли?
Термобигуди. Я буду изумительна в перманенте. Надо оставить. Когда я решу-таки разойтись с мужем, то сделаю кудри на ночь.
Дневники… Однажды меня угораздило пару лет вести записи, что-то вроде дневников. Неблагодарное занятие, как все мероприятия, требующие систематичности. Имена… имена… и все больше мужские… Срочно в печку, пока муж не вернулся с работы.
Накладная на приобретение какого-то кабеля в Краснодаре. Можно было обменять в течение двух недель, но в 1994 году. Очередная пачка выписанных на карточки английских слов. Сколько ж я их выписала за свой век? В печку карточки.
Микрокалькулятор, украденный мною из магазина во время работы. В студенческие времена я подрабатывала в магазине видеотехники. Там приобрела полезный навык – умение пользоваться дистанционными пультами. До сих пор применяю ежедневно. Микрокалькулятор, впрочем, можно подарить свекрови.
Помада цвета губ мертвого вампира. Изумительная по своей редкости вещь, выдержанная, как доброе французское вино, хранящая запахи времени и старого платяного шкафа. Завещаю, чтоб мне накрасили ею губы в гроб, куда я заберу с собой весь этот вековой хлам, потому что выбросить практически ничего не удалось!
В двери заворочался ключ. Пришла свекровь. Заглянула в нашу комнату, где на полу ровным слоем лежало содержимое шкафа, громко тяжело вздохнула и не поздоровавшись ушла к себе.
Вечером Антон вернулся не в духе. Поужинал плохо, что меня и насторожило: плохой аппетит супруга, который обычно съедает двойную порцию, – повод для беспокойства. Потом открыл старый облупленный сервант, пошарил в его недрах и капризно произнес:
– Где мой зефир?
– А я откуда знаю?! – рассердилась я.
– Мама, а ты не видела тут зефир? – мерзким голосом спросил муж. – Его много было…
– Мы его с Гришаней съели, – прокричала свекровь из своей комнаты.
– Весь?! – злобно уточнил муж.
Свекровь притихла. Через пять минут вышла, полная чувства собственного достоинства:
– Мне что, надо было тебе позвонить, спросить можно ли две зефиринки съесть?!
Назойливо затрещал телефон, томный женский голос попросил позвать Антона. Я передала трубку мужу и он, сказав «здрасьте», вдруг ускакал, как молодой олень, в кухню. Прямо с телефонной трубкой.
Призрак мертвой вороны радостно потирал лапы, кружась вокруг пыльной люстры. Выбросить бы ее в окно, чтоб она со звоном разбила стекло, пролетела с диким свистом над головой спившегося бомжа и рухнула в центр ржавого гаража-ракушки, перепугав пухленькую жену соседа.
Гм… Но кто бы это мог быть? В телефоне-то?
Из зеркала на меня смотрит заспанная тетка неопределенного возраста и отчаянно зевает. Добрый день! Между прочим, первый для меня рабочий день в этом году.
Кофейные зерна шевелятся в пачке, перебирают лапками – не хотят падать в железное нутро кофемолки. Самое главное с утра – чашка крепкого кофе, она помогает проснуться. Завтрак вовсе не обязателен, главное – бодрость духа. Я готова к новым свершениям! Я готова и бодра! Вот только выпью чашку кофе, проснусь – и бодра.
Старая кофемолка злобно жужжит, подергивая белым шнуром, как хвостом кошка. Турка и вовсе антиквариат, скоро за нее будут давать большие деньги на аукционе. Она у меня еще со студенческих времен.
Из спальни послышалось жалостливое:
– Мама! Неси меня….
Это означает, что ребенок проснулся, надо подойти к кровати, он схватится маленькими цепкими ручками за мою шею, а ногами – за талию, я поволоку его в большую комнату и включу мультик, который идет в это время на развлекательном канале. У маленького барина свои рецепты пробуждения.
Антон по утрам бодр. Впрочем, это всего на пару часов. Потом он впадает в свое обычное состояние блаженной полудремы и пребывает в нем до самого вечера.
– Маша, я сегодня задержусь, – как бы невзначай бросил муж, – договорись с Кристиной, чтобы забрала Гришку из сада.
Кристина – это Гришкина няня. Воздушное томное созданье двадцати лет, студентка педагогического университета. Она часто занимается с Гришкой по вечерам, испытывая на нем полученные днем знания. Иногда Гришкой занимается бабушка, но она у нас человек занятой, несмотря на возраст – общественный деятель. В районной ячейке добровольного общества пенсионеров-педагогов моя свекровь сублимирует нерастраченную энергию в страстные выступления на собраниях бывших учителей и сутяжничество с районной управой.
– Что-то на работе? – поинтересовалась я, а в груди зашевелились недобрые мысли на букву А.
