«Николай, – окликнула она, – что нужно?» Ответа не последовало. А шаги все приближались. Вот они уже за стеклянными ширмами, стоявшими за ее кроватью… Охваченная неясным страхом, Софья откинулась на подушки.
Комната была освещена свечой и горящей перед киотом лампадой, и в этом неверном свете Софья разглядела черты вошедшего и вставшего у ее постели человека – своего дядю, брата отца, жившего в родовом имении в Ярославской губернии. Дядю она недолюбливала, чувствуя его тайную страсть к ней, вопреки божескому и человеческому закону…
Вошедший был в черной монашеской рясе до пола, с длинными до плеч волосами и с большой окладистой бородой, которой тот никогда не носил. Встав вплотную к кровати, он положил левую, мертвенно-холодную руку на губы Софьи со словами: «Целуй мою руку!»
При этих словах Даровацкого Верина рука, подносящая к губам чашку с чаем, дернулась, и чай выплеснулся, залив лежавшую рядом акварель.
– Боже, какая я неловкая, извините! – Вера вскочила, не зная, что делать, – краска на рисунке медленно поплыла под чайной лужицей.
– Ничего страшного, – невозмутимо ответил старик, отряхнул рисунок и положил его к печке – сушиться. – Итак, продолжим…
Софья при появлении дяди, принявшего такое странное обличье, почувствовала, что не может двинуться с места, пошевелиться – все тело ее оцепенело. Она не могла произнести ни звука – и только воля, рассудок, зрение и слух сохранялись в ней… Всеми силами духа, всем сознанием своим противилась она повелению вошедшего.
Тогда он крепче нажал рукой на ее рот и еще более повелительно повторил: «Целуй мою руку!» Она еще сильнее воспротивилась страшному приказу. Тогда в третий раз повторились те же слова. Софья поняла, что задыхается, тяжесть и холод сдавившей ей рот руки душили ее. Но поддаться страшному повелению было для нее хуже смерти – она чувствовала, что умирает. Изо всех последних сил гаснущего сознания Софья начала про себя читать «Отче наш». Старик отнял руку от ее губ и сказал: «Ты не хочешь целовать мою руку, так вот что ожидает тебя!»
С этими словами он положил на ночной столик пергаментный свиток, и, когда убрал руку, свиток начал медленно, с тихим шелестом разворачиваться. Скосив глаза, Софья увидела, что на пергаменте начертан план какой-то усадьбы. Она продолжала читать молитвы, образ вошедшего начал истончаться, таять – теперь он виден был ей точно сквозь пелену.
Но она ясно слышала его слова: «На карте указано место, где спрятан клад, – в нем несметные богатства. Передаю тебе эту тайну, а с ней – древнее родовое заклятье. Дед твой больно хитер был – хотел обмануть судьбу и закопал сокровища предков, чтобы избавить род от заклятья. Но он просчитался – спрятанное сокровище только сильней разожжет родовые распри и погубит не одну душу… Потому что я так хочу! Твой талисман, – указал он на золотой кулон Софьи – рыбку, которая при малейшем прикосновении била хвостом, как живая, – пока он существует – существую и я, и моя месть миру!»
«Без рыбки клада не найти! – глохнувшим голосом продолжал страшный призрак, тающий на глазах. – Приложи рыбку к карте – и все узнаешь. Только будет поздно – она погубит тебя. Тебя и весь наш проклятый род!» С этими словами призрак исчез, а Софья вскрикнула и потеряла сознание.
Припадок хозяйки разбудил весь дом и длился до утра. Три дня Софья пролежала без сил из-за сильного горлового кровотечения, сопровождавшего припадок.
Очнувшись, она поведала мужу о случившемся, и тот не мог сомневаться в правдивости ее рассказа – в ночь припадка он обнаружил у постели больной лежавшую на полу золотую рыбку и старинный пергамент с планом усадьбы.
А на другой день было получено известие о кончине дяди, последовавшей в ту самую ночь…
Старик Даровацкий замолчал. Вера затаила дыхание. Ее охватил мистический ужас, прежде ей незнакомый… Дикая, немыслимая догадка вдруг пришла в голову. Вера пыталась ее отогнать, но догадка, словно насмехаясь, зашевелилась в вырезе платья, спрятанная под широким шелковым шарфом…
– А… – выдохнула наконец Вера, придерживая шелк на груди, – а что было дальше?
– Дальше? – Старик поднялся с кресла, подошел к печи и положил ладони на разогретый кафель. – Дальше хуже… Софья после болезни так и не оправилась. Муж ее стал словно одержим поисками клада… Для начала он пытался определить, какая именно усадьба указана на пергаменте, где она находится… А пока он искал, между родственниками начались распри. Да, забыл главное! Страшный призрак повелел: чтобы заклятье не стало сильнее и смертоноснее, надо неукоснительно соблюдать одно правило – рыбку можно передавать по наследству только по женской линии, и никогда не должна она передаваться никому, кроме прямых наследниц этого рода… Моего рода.
Веру трясло. Все в сознании ее словно сорвалось, смешалось; она не могла совладать с этим шквалом мыслей. Казалось, еще минута – и Вера упадет в обморок.
– Сударыня, что с вами? Ах ты Господи, какая же вы чувствительная! Нельзя же все так близко к сердцу… – засуетился старик. – Сейчас! Я сейчас… у меня есть одно очень хорошее средство… Ох ты, но это ж моя история, милая вы моя… Не ваша… Я сейчас…
Вера без сил откинулась в кресле. Ей казалось, что золотая рыбка жжет ей грудь, что это именно она, та самая, – Вера ни секунды не сомневалась…
За окнами потемнело. Комната погрузилась в сумрак, и только кое-где вспыхивали огнем отблески бронзы, освещенной угасающими лучами солнца.
И тут Вере показалось, что в комнату кто-то вошел. Она вздрогнула и открыла глаза. На пороге стоял… Алексей.
– Ты?! – вскочила она, точно подкинутая пружиной, и тут же снова упала в кресло.
– Вера?! – замер он на пороге. – А что ты… здесь делаешь? – выдавил он, медленно входя в комнату.
– Я? – Понемногу она приходила в себя; его появление здесь так потрясло ее, что вытеснило то смятение, которое вызвал рассказ старика о призраке и золотой рыбке. – Я принесла Владимиру Андреевичу журнал… Там его интервью о красоте. А ты… Что ты тут делаешь?
– Как – что? Он мой отец!
– Оте-ец?! – ошеломленно воскликнула Вера. Все эти совпадения и в самом деле не могли быть случайными. Ясно одно: жизнь настигла ее, пришпилила, словно бабочку, в чью-то коллекцию, и над судьбой своей она больше не властна…
– Ну да… Постой… выходит, это ты и есть?
– Кто?
– Автор этой гадости. Вера… Муранова. Так, значит, это ты тиснула эту подленькую статейку!
– Выбирай выражения!
– Ты такие и заслуживаешь! Утром отец чуть не умер, когда я принес ему это. Гляжу – в киоске «Лик», помню – ты в нем работаешь, вот и решил посмотреть, может, что твое попадет… Как ты могла?.. Использовала его доверчивость ради дешевой сенсации: ах, карта! ах, клад!
